Собрание сочинений

Портрет трагедии

Заглянем в лицо трагедии. Увидим ее морщины,ее горбоносый профиль, подбородок мужчины.Услышим ее контральто с нотками чертовщины:хриплая ария следствия громче, чем писк причины.Здравствуй, трагедия! Давно тебя не видали.Привет, оборотная сторона медали.Рассмотрим подробно твои детали.Заглянем в ее глаза! В расширенные от болизрачки, наведенные карим усильем воликак объектив на нас – то ли в партере, то лидающих, наоборот, в чьей-то судьбе гастроли.Добрый вечер, трагедия с героями и богами,с плохо прикрытыми занавесом ногами,с собственным именем, тонущим в общем гаме.Вложим ей пальцы в рот с расшатанными цингоюклавишами, с воспаленным вольтовою дугоюнебом, заплеванным пеплом родственников и пургою.Задерем ей подол, увидим ее нагою.Ну, если хочешь, трагедия, – удиви нас!Изобрази предательство тела, выностела, евонный минус, оскорбленную невинность.Прижаться к щеке трагедии! К черным кудрям Горгоны,к грубой доске с той стороны иконы,с катящейся по скуле, как на Восток вагоны,звездою, облюбовавшей околыши и погоны.Здравствуй, трагедия, одетая не по моде,с временем, получающим от судьи по морде.Тебе хорошо на природе, но лучше в морге.Рухнем в объятья трагедии с готовностью ловеласа!Погрузимся в ее немолодое мясо.Прободаем ее насквозь, до пружин матраса.Авось она вынесет. Так выживает раса.Что нового в репертуаре, трагедия, в гардеробе?И – говоря о товаре в твоей утробе -чем лучше роль крупной твари роли невзрачной дроби?Вдохнуть ее смрадный запах! Подмышку и нечистотыпомножить на сумму пятых углов и на их кивоты.Взвизгнуть в истерике: "За кого тыменя принимаешь!" Почувствовать приступ рвоты.Спасибо, трагедия, за то, что непоправима,что нет аборта без херувима,что не проходишь мимо, пробуешь пыром вымя.Лицо ее безобразно! Оно не прикрыто маской,ряской, замазкой, стыдливой краской,руками, занятыми развязкой,бурной овацией, нервной встряской.Спасибо, трагедия, за то, что ты откровенна,как колуном по темени, как вскрытая бритвой вена,за то, что не требуешь времени, что – мгновенна.Кто мы такие, не-статуи, не-полотна,чтоб не дать свою жизнь изуродовать бесповоротно?Что тоже можно рассматривать как приплод; ночто еще интереснее, ежели вещь бесплотна.Не брезгуй ею, трагедия, жанр итога.Как тебе, например, гибель всего святого?Недаром тебе к лицу и пиджак, и тога.Смотрите: она улыбается! Она говорит: "Сейчас яначнусь. В этом деле важней начаться,чем кончиться. Снимайте часы с запястья.Дайте мне человека, и я начну с несчастья".Давай, трагедия, действуй. Из гласных, идущих горлом,выбери "ы", придуманное монголом.Сделай его существительным, сделай его глаголом,наречьем и междометием. "Ы" – общий вдох и выдох!"Ы" мы хрипим, блюя от потерь и выгодлибо – кидаясь к двери с табличкой «выход».Но там стоишь ты, с дрыном, глаза навыкат.Врежь по-свойски, трагедия. Дави нас, меси как тесто.Мы с тобою повязаны, даром что не невеста.Плюй нам в душу, пока есть местои когда его нет! Преврати эту вещь в трясину,которой Святому Духу, Отцу и Сынуне разгрести. Загусти в резину,вкати ей кубик аминазину, воткни там и сям осину:даешь, трагедия, сходство души с природой!Гибрид архангелов с золотою ротой!Давай, как сказал Мичурину фрукт, уродуй.Раньше, подруга, ты обладала силой.Ты приходила в полночь, махала ксивой,цитировала Расина, была красивой.Теперь лицо твое – помесь тупика с перспективой.Так обретает адрес стадо и почву – древо.Всюду маячит твой абрис – направо или налево.Валяй, отворяй ворота хлева.1991

Вид с холма

Вот вам замерзший город из каменного угла.Геометрия оплакивает свои недра.Сначала вы слышите трио, потом – пианино негра.Река, хотя не замерзла, все-таки не смоглавыбежать к океану. Склонность петлять сильнейзаметна именно в городе, если вокруг равнина.Потом на углу загорается дерево без корней.Река блестит, как черное пианино.Когда вы идете по улице, сзади звучат шаги.Это – эффект перспективы, а не убийца. За двагода, прожитых здесь, вчера превратилось в завтра.И площадь, как грампластинка, дает кругиот иглы обелиска. Что-то случилось столет назад, и появилась веха.Веха успеха. В принципе, вы – никто.Вы, в лучшем случае, пища эха.Снег летит как попало; диктор твердит: «циклон».Не выходи из бара, не выходи из бара.Автомышь светом фар толчею колоннсводит вдали с ума, как слонов Ганнибала.Пахнет пустыней, помнящей смех вдовы.«Бэби, не уходи», – говорит Синатра.То же эхо, но в записи; как силуэт сената,скука, пурга, температура, вы.Вот вам лицо вкрутую, вот вам его гнездо:блеск желтка в скорлупе с трещинами от стужи.Ваше такси на шоссе обгоняет еще ландос венками, катящее явно в ту жесторону, что и вы, как бы само собой.Это – эффект периметра, зов окраин,низкорослых предместий, чей сон облаянтепловозами, ветром, вообще судьбой.И потом – океан. Глухонемой простор.Плоская местность, где нет построек.Где вам делать нечего, если вы историк,врач, архитектор, делец, актери, тем более, эхо. Ибо простор лишенпрошлого. То, что он слышит, – суммасобственных волн, беспрецедентность шума,который может быть заглушенлишь трубой Гавриила. Вот вам большой наборгоризонтальных линий. Почти рессорамирозданья. В котором петляет солоПаркера: просто другой напор,чем у архангела, если считать в соплях.А дальше, в потемках, держа на Север,проваливается и возникает сейнер,как церковь, затерянная в полях.2 февраля 1992, Вашингтон