Страница 44 из 64
Но тут же вздрогнул в испуге и раскрыл их снова, обнаружив, однако, что за краткие мгновения моего отдыха кое-что изменилось. Прежде всего заметно посветлело небо. Слегка похолодало. Я отсидел ногу. А главное, нигде не было видно Петрика с его чертовым фонарем.
С трудом поднявшись, я кое-как отряхнул с себя комья земли и кирпичную пыль, после чего, слегка пошатываясь, отправился на экскурсию по дну котлована, но уже через несколько шагов остановился, пораженный неожиданным зрелищем. Передо мной лежал Петрик. Не вызывало сомнений, что он мертв. Видимо, сорвавшись со склона, он спиной налетел на стальные арматурные прутья, и они проткнули его насквозь.
Картинка была не из приятных, при виде нее тошнота подступила к горлу. Но я пересилил себя и опустился на колени рядом с трупом. Смерть не смогла еще больше обезобразить его лицо — видать, дальше было некуда. Но на лбу я приметил свежую ссадину. Господи, уж не след ли это моего кирпича? Еще секунда, и я бы не выдержал, рванул отсюда. Но спохватился и взял себя в руки: мне нужно было закончить дело, ради которого меня сюда принесло.
Петрик лежал навзничь. Превозмогая дрожь, я обшарил его карманы и во внешнем клапане куртки нашел то, что искал: бумажник с документами. Ибо мне для моих дальнейших планов нужен был не просто некий Петрик, а, как значилось в водительском удостоверении, Леонид Васильевич Петрянов. Мог мне пригодиться и оказавшийся там же техпаспорт «волги» вместе с доверенностью на управление, выданной Петрянову ее владелицей Фураевой Дианой Константиновной. Но самая многообещающая находка ждала меня в одном из внутренних отделений этого довольно плотно набитого кожаного портмоне. Заглянув туда, я увидел толстенную пачку характерных листков из отрывного блокнота пластмассовой красавицы Барби, розовеющих в свете наступающего утра. Судя по их количеству, Петрик хранил едва ли не все указания своей хозяйки. Но ни сил, ни желания изучать этот архив прямо сейчас у меня не было. Я сунул бумажник себе в карман и начал кое-как выбираться из ямы, стараясь не оглядываться назад.
Раньше провалы в памяти случались у меня разве что в связи с крепким подпитием. Да и то в далекие студенческие времена, когда здоровье еще позволяло не считать рюмки в веселой компании. Теперь же выяснилось, что мое здоровье позволяет совершать даже не все дачные прогулки. Я абсолютно не помню, как выбрался с фураевского участка, как нашел свою машину и доехал до города. Выпало. Потерялось где-то по дороге между Покровкой и родимым домом. Первое из новейших воспоминаний относится к тому времени, когда я сижу в своей «копеечке», припаркованной по уже ставшей рефлексом привычке в одном из окрестных дворов. Наверное, я не просто сидел, а кемарил, причем довольно крепко, потому что далеко не сразу проснулся от сильного стука в ветровое стекло, сопровождаемого громким голосом, который спрашивал с тревогой:
— Эй, ты там коньки не отбросил?
Я с неимоверным трудом разлепил ресницы и увидел перед собой девочку-сексапилочку Тину. Причем узнал я ее не сразу, потому что как раз сейчас в ней ничего сексапильного не наблюдалось: застиранные джинсики, потертая хэбэшная курточка, ни следа косметики, усталое лицо с кругами под глазами.
— Эй, — повторила она, — ты живой? Или мертвый?
Я живой, хотелось ответить мне, живой, хотя маленько, конечно, мертвый. Но язык плохо слушался, и все, что мне удалось сделать, это ухватиться за ручку и открыть дверь машины. При этом не исключено, что я бы выпал, если бы Тина в последний момент не подхватила меня.
— Ну и рожа, — констатировала она, изучив мое лицо с близкого расстояния. — Ты ею что, гвозди заколачивал?
Через некоторое время нам все же удалось совместными усилиями взгромоздить меня наверх, к ней в квартиру. Почему именно туда, не знаю: инициатива была не в моих руках. В прихожей она прислонила меня к стенке, критически осмотрела теперь уже с головы до ног и высказала предположение:
— Упал в бетономешалку?
Я кивнул. Это было довольно близко к истине. Тогда она скомандовала:
— Двигай в ванную.
Там Тина включила воду, после чего довольно ловко стащила с меня куртку и рубашку. Усадив на край ванны, сдернула с меня башмаки, стянула носки и принялась за ремень на брюках.
— Не надо, я сам, — неуверенным голосом попросил я, руками делая слабые попытки защитить свое целомудрие, но она с ходу отмела их, сурово заявив:
— Медработников можно не стесняться.
— Ты врач? — приятно удивился я.
— Нет, хирургическая сестра.
Брюки, а потом и трусы полетели на пол. Тина помогла мне забраться в ванну и сказала:
— Отмокай пока.
С благодарностью погрузившись в теплую воду, я действительно принялся отмокать — душой и телом. Стало легко и приятно, в том числе от уверенности в том, что тобой занимается специалист своего дела.
— И где же ты работаешь? — расслабленно прикрывая глаза, уточнил я.
— В ветлечебнице, — ответила она, прежде чем захлопнуть ко мне дверь.
Где-то я слышал, что десять минут поспать в воде это то же, что шесть часов в постели. Наверное, я дремал минут пятнадцать, потому что, когда очнулся, чувствовал себя гораздо бодрее. Пробудило меня возвращение Тины, но, взглянув йа нее, я испытал уже нечто большее, чем просто бодрость. На ней не было ничего, кроме трусиков и клетчатого фартука для мытья посуды. Не говоря ни слова, она намылила мочалку и принялась тереть мне спину и плечи мягкими круговыми движениями, стараясь не слишком давить на мои многочисленные синяки и ссадины. Ее маленькие острые груди с рыжими сосками выскакивали то там, то тут из-под фартука, словно играли со мной в пятнашки, и я не удержался, как бы невзначай обхватил рукой нечто, явно расположенное ниже талии. За что тут же схлопотал мыльной мочалкой в ухо и гневную отповедь:
— Я после суток, еле на ногах стою, а он тут еще руки распускает!
— Созрел, — честно повинился я. — Дошел до кондиции.
Закончив мыть, меня завернули в большую махровую простыню и препроводили в кухню, где велели лечь на топчан и не орать, пока будут «процедурить». Но когда Тина принялась одну за другой прижигать мои болячки, я, конечно, все равно заорал:
— Полегче, я ведь не кошка и не собачка!
В ответ она сообщила, что собачек даже жальче. Не возымела действия и моя угроза ее покусать: обещано было в этом случае замотать мне пасть полотенцем. Наконец курс лечения был окончен, больному объявили, что ему прописан полный покой.
— А лечебная гимнастика? Под контролем опытного медработника? — сделал я последнюю слабую попытку. Я по тому, как она фыркнула, понял, что угадал.
Тина скинула фартук и нырнула ко мне под простыню. Она оказалась не столь опытной, как, может быть, хотела выглядеть, но старалась быть ласковой и нежной — именно то, что было надо израненному воину. Так что в конце концов все, слава Богу, обошлось без новых травм, и мы заснули в обнимку, как говорится, усталые, но довольные.