Страница 475 из 573
Ну и третье событие, настолько запутанное, что я не разобрался в нем ни тогда, ни до сих пор. И не только я. Вот факты. Георгий Константинович Жуков, оговорившись, что не помнит точного времени, поведал в своих воспоминаниях о том, что в ночь на 2 мая ему позвонил командующий 3-й ударной армией генерал В. И. Кузнецов и "взволнованным голосом доложил": на участке одной из дивизий только что прорвались немецкие танки, примерно 20 машин, которые на большой скорости миновали северо-западную окраину города. Жуков понял, что кто-то пытается выбраться из Берлина; возможно, Гитлер и Борман. Были приняты все меры для ликвидации прорвавшихся танков. Чтобы перекрыть все пути, были привлечены 47-я, 61-я армии и 1-я армия Войска Польского. На преследование неприятеля были брошены также части 3-й ударной и 2-й гвардейской танковой армий. (Не слишком ли много для борьбы с 20 танками? — Н. Л.) Далее Жуков говорит о том, что утром 2 мая вражеские танки были обнаружены и уничтожены в пятнадцати километрах северо-западнее Берлина. Среди погибших не обнаружено фашистских главарей, но многие немцы сгорели в танках, опознать их было невозможно.
Есть и другие свидетельства, несколько отличающиеся. У начальника штаба 3-й ударной армии генерала Букштыновича и начальника оперативного отдела того же штаба полковника Семенова иная версия. Последний утверждает, что не генерал Кузнецов позвонил Жукову, а наоборот. Георгий Гаврилович Семенов — человек скрупулезной точности, и свидетельствует он не о том, что узнал от кого-то или вычитал в документах, а о том, что видел своими глазами и слышал своими ушами. Поздно вечером 2 мая Военный совет армии устроил праздничный ужин в честь победы над берлинской группировкой врага. Во время ужина раздался телефонный звонок. Маршал Жуков вызывал нашего командующего. Маршал сказал, что, по имеющимся у него сведениям, через боевые порядки 3-й ударной армии из Берлина прорвались на запад немцы, которые вышли на тылы 47-й армии. Генералу Кузнецову было предложено разобраться на месте в случившемся и доложить. Командарм поручил это дело мне.
На рассвете я с группой офицеров штаба находился в пути. В штабе 47-й армии нас принял заместитель начальника оперативного отдела. Он подтвердил, что в ночь на 2 мая группировка противника численностью до 17 тысяч человек при поддержке 80 танков и штурмовых орудий прорвала юго-восточнее Вильгельмштадта растянутый фронт 125-го стрелкового корпуса 47-й армии и устремилась к Эльбе. Борьба с этой группировкой велась уже второй день.
Отряд в 20 танков или группировка из 80 танков и 17 тысяч пехоты очень большая разница. И если на поле боя осталось 20 подбитых и сгоревших машин, то куда же делись остальные вместе со своими возможными «пассажирами»? Добрались до Эльбы, до аэродромов с самолетами, до самого моря, где поджидали гитлеровских главарей подводные лодки, готовые отплыть к гостеприимным берегам Южной Америки не только с «пассажирами», но и с богатствами, которые те прихватили с собой. Вопрос, как говорится, остается открытым. Если же учитывать свидетельства противоположной стороны, то привлекает внимание самая последняя короткая запись в дневнике руководителя нацистской партии Мартина Бормана, сделанная им в фюрербункере. Дословно: "Вторник. 1 мая. Попытка прорваться из окружения". И все.
О каком прорыве написано? Да о том самом. Он был только один и до сих пор вызывает удивление. Как смогли блокированные, разбитые немцы сосредоточить в центре города, который весь простреливался и почти весь просматривался нами, столь сильную группировку и почему ее не обнаружили? Это ведь не грецкий орех за щекой у слона. Может, мы расслабились от своих успехов, потеряли всякую бдительность? Или кто-то знал о вражеской группировке, но сознательно выпустил ее из города? Во всяком случае, это не Жуков, не Соколовский, не наши командармы. А вот то, что к этому событию могли быть причастим генерал Серов и генерал Берзарин, это я хоть и с натяжкой, но допускаю. Они очень тесно общались. И если по указанию из Москвы потребовалось провести такую секретную акцию, то два названных генерала, представитель СМЕРШа и комендант города были самыми надежными исполнителями, располагавшими достаточными возможностями. Это предположение косвенно подтверждается для меня еще одним печальным фактом. После проведения столь ответственных операций убирают обычно ненужных свидетелей, даже из числа доверенных лиц. Умелый полководец, добросовестный администратор, много сделавший для жителей Берлина, и просто хороший человек, Николай Эрастович Берзарин не дожил до парада Победы. 16 июня его стараниями в немецкой столице было открыто метро. К этому времени в городе уже ходили трамваи, было отремонтировано более 20 тысяч домов, восстановлено электро- и газоснабжение, работали школы и кинотеатры, регулярно выдавались пайки, в том числе молоко для детей, а взрослые получали даже настоящий кофе, от вкуса которого, пользуясь лишь суррогатами, рядовые немцы давно отвыкли.
Сразу после торжественного открытия метро Николай Эрастович Берзарин "трагически погиб во время очередной поездки по Берлину", как было сказано в официальном сообщении. Подробности замалчивались. Но определенный почерк угадывался.
Прорыв из города большой вражеской группировки, которая могла увезти любого нацистского главаря, еще больше запутал вопрос о местонахождении фашистской верхушки. Где и кого искать? Я лично верил сообщениям столь разных людей, как изощренный демагог Геббельс и прямолинейный честный генерал Кребс, о том, что Гитлер покончил земные счеты. Однако, памятуя о статье в «Правде», мы с Серовым собственное мнение держали при себе. Продолжали искать, руководствуясь формулой "четыре Г. + Б.". Формула эта постепенно сокращалась, причем начиная от лиц просто крупных к более крупным, к самым крупным.
В такой же очередности и я продолжу свой рассказ, отступая от сложной и малоинтересной в данном случае хронологии.
Не стало Иозефа Пауля Геббельса — пятого по счету деятеля в неофициальной фашистской иерархии. В первых числах мая оказался в плену у наших союзников Герман Геринг. (Нюрнбергский трибунал приговорит его к смертной казни, но он умудрится покончить самоубийством.) Вот уже упростилась вроде бы формула, превратившаяся в сочетание "два Г.+ Б.". В том же месяце и еще на одно Г. станет меньше. За счет обнаружения рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера, самой, пожалуй, одиозной и мрачной фигуры из окружения Гитлера. По отношению к Гиммлеру замечу вот что. В исторических трудах, даже в авторитетной военной энциклопедии говорится, что упомянутый рейхсфюрер СС был арестован опять же союзническими войсками. Вот такие, значит, они расторопные, наши союзнички-то… Ничего не добавляя от себя, приведу несколько документов. Но сперва несколько слов о том, как они появились. 21 мая 1945 года военнослужащие Василий Губарев и Иван Сидоров, патрулируя окрестности сборного пункта военнопленных № 619, расположенного в английской оккупационной зоне, задержали грех немцев: танкиста-фельдфебеля с черной повязкой на глазу и его спутников, направлявшихся в сторону Австрийских Альп. Вот протокол опроса, проведенного 7 июня офицером отдела репатриации 2-й ударной армии майором Головановым. По существу дела Василий Ильич Губарев сообщил:
"Около 20 часов, в 500 метрах от деревни, из кустов на проселочную дорогу, крадучись, вышли три немца. Мы их заметили и пошли за ними. Немцы нас вначале не заметили, мы побежали бегом и метров 200 не доходя кричали, чтобы они остановились. Но неизвестные не останавливались. Тогда я дал предупредительный выстрел. Один остановился, двое других продолжали идти вперед. Тогда мы оба резким окриком «хальт» и изготовкой винтовок заставили остановиться всех троих и подошли к ним на дорогу. Спросили: "Солдаты?" Один ответил: «Да». На вопрос: "Есть ли документы?" — один из задержанных ответил: «Есть». Показали документы. Документы были без штампа и без печати. Задержанные были одеты в офицерские плащи, под плащами — шинели, обуты в ботинки, на оказавшемся впоследствии Гиммлером — гражданские брюки и шляпа. Левый глаз был повязан черным. Усов не было, в руках он держал палку. Задержанных мы привели в деревню и сдали английским солдатам. Задержанные доказывали английским солдатам, что они идут из госпиталя и что у одного болит нога, у другого болен глаз. Английский патруль хотел отпустить задержанных как больных, но мы настояли на том, чтобы не отпускать, а отвезти в лагерь. Я и Сидоров, вместе с двумя английскими солдатами, поехали сопровождать задержанных, а четверо их патрулей остались в деревне.