Страница 432 из 573
Обретя наконец возможность продемонстрировать союзным войскам в Европе, что представляет собой настоящий немецкий солдат (уже не такой, каким был в сорок первом — сорок третьем годах, по все же…), германское командование бистро сосредоточило в районе Арденнской возвышенности ударный кулак. Основу его составляли 6-я танковая армия СС, имевшая четыре полностью укомплектованных танковых и столько же пехотных дивизий, и 5-я танковая армия, примерно такая же по силам и средствам.
Начав наступление 16 декабря 1944 года, немцы раздробили противостоявшие им американские дивизии, решительным броском достигли реки Ур, форсировали ее и устремились дальше, к реке Маас. Если что и тормозило немецких танкистов, то не сопротивление деморализованного неприятеля, а пробки на скверных, размытых дождями дорогах, взорванные мосты и нехватка горючего, которым они надеялись разжиться на базах богатых американцев. Да еще авиация, появлявшаяся в воздухе, едва улучшалась погода.
Сказать, что союзники отступали, отходили, было бы слишком мягко. Они бежали, в панике бросая раненых, оружие, технику, большими группами сдаваясь в плен. Мы в Москве, в Генеральном штабе, внимательно следя за ходом событий, анализировали и оценивали боеспособность союзных войск, впервые попавших в Европе в такой переплет. Если у кого-то есть вооруженные силы, мы всегда должны знать, что они из себя представляют. Выводы были неоднозначны. На наш взгляд, достаточно стойкими показали себя французские подразделения: понятно, за спиной были родные края, недавно освобожденные от гитлеровцев. Хорошие слова можно сказать об англичанах. Тоже ясно: они натерпелись от немцев, разрушавших бомбами их города, теряли друзей и близких в морских и воздушных сражениях. А вот канадцы, прибывшие из-за океана и не имевшие личных счетов с гитлеровцами, действовали с прохладцей, не перетруждая себя.
Наименее подготовленными морально к ведению настоящей войны, беспощадной, изнуряющей войны на уничтожение, оказались американцы. Смотрели на свой вояж в Европу как на увлекательные похождения, на интересные приключения, за которые к тому же хорошо платят и выдают награды. Избалованный янки, привыкший к комфорту, мог отказаться идти в атаку, если не получил на обед причитающуюся ему ежедневную порцию фруктового сока. Не обеспечили, чем положено, — и с меня не требуйте. Не мудрено, что при таких порядках 10-я американская бронетанковая дивизия, оборонявшая город Бастонь, была разбита и уничтожена менее чем за двое суток всего лишь учебной танковой дивизией немцев, не имевшей превосходства в количестве людей и техники. Качество другое, настрой и традиции совершенно иные.
Еще одна особенность. Если белые американцы как-то проявляли характер, обороняясь даже в сложных условиях, то негры, составлявшие изрядный процент в заокеанских формированиях, бросали свои рубежи при первой серьезной опасности со стороны немцев, особенно при появлении слухов об окружении: тут их — бегунов — ничем нельзя было остановить, даже угрозой отдания под суд. Почему они так вели себя, сея панику в американских войсках? Чужой для них была эта война, чуждой была Европа, с которой они не имели ничего общего, никаких коренных связей, куда приехали лишь ради того, чтобы подзаработать. А еще их ужасало отношение герр-мана, человека-господина к неграм как к дикарям, полуобезьянам, едва научившимся в Америке носить штаны и ботинки. Если уж нормальный (или ненормальный?) немецкий националист был убежден в необходимости уничтожать евреев, цыган и поляков, как носителей и распространителей признаков вырождения, если уж он считал недочеловеками русских, украинцев и белорусов, способных лишь обслуживать немецких хозяев (считал до тех пор, пока славяне не надавали фашистам по мордасам и заставили уважать себя), то негры вообще были для герр-мана грязной рабочей скотиной, вредной и опасной для белой расы. И вот стаи этих вооруженных полуобезьян обнаглели до того, что явились в Европу, они уже на границе рейха, где остались жены и дети немецких солдат, беззащитные перед нашествием похотливых животных. Им мало распутных француженок, они рвутся к строгим немецким женщинам. Увидишь черного — убивай на месте, даже если он сдастся в плен… Отсюда и патологический страх негров перед немецким солдатом.
С огромным трудом, введя в сражение все резервы, сняв некоторые дивизии с других участков фронта, используя малейшее улучшение погоды для нанесения бомбовых ударов, союзникам удалось остановить продвижение немцев в Арденнах. Однако гитлеровские генералы передышки не дали: 1 января 1945 года немцы нанесли новый удар, как раз там, откуда союзники сняли свои части. Намереваясь вернуть Эльзас, фашисты прорвали укрепленную "линию Мажино" и устремились на юго-запад. У союзников опять поднялась паника, особенно в районе Страсбурга. Американский генерал Эйзенхауэр заявил, что не сможет удержать этот город — "ворота во Францию". Генерал де Голль резко потребовал обороняться, чего бы это ни стоило. Начался скандал, посыпались взаимные упреки — и это в столь напряженный момент!
Генерал де Голль, между прочим, ссылался на шаткое, сложное положение в его стране, только что освобожденной от гитлеровцев. Далеко не все французы выступали против немцев, много было и сторонников фашизма, четыре года сотрудничавших с оккупантами, явных и тайных сторонников Германии. Они воспрянут духом, если немецкие войска опять окажутся на территории Франции, могут взяться за оружие. Волнения уже начались. А ведь через Францию пролегли коммуникации, связывающие союзные армии с базами снабжения в портах атлантического побережья. Порвутся эти кровеносные сосуды, и тогда полный крах!
11
Командование союзников пришло к выводу, что ситуация выходит из-под контроля, исправить положение своими силами оно не способно. Мы в Москве узнали об этом, получив известие от Черчилля: сквозь дипломатическую вуаль явственно проступало если не отчаяние, то очень сильное беспокойство.
ЛИЧНОЕ И СТРОГО СЕКРЕТНОЕ ПОСЛАНИЕ
ОТ г-на ЧЕРЧИЛЛЯ МАРШАЛУ СТАЛИНУ
На Западе идут очень тяжелые бои, и в любое время от Верховного командования могут потребоваться большие решения. Вы сами знаете по Вашему собственному опыту, насколько тревожным является положение, когда приходится защищать очень широкий фронт после временной потери инициативы. Генералу Эйзенхауэру очень желательно и необходимо знать в общих чертах, что Вы предполагаете делать, так как это, конечно, отразится на всех его и наших важнейших решениях. Согласно полученному сообщению, наш эмиссар главный маршал авиации Теддер вчера вечером находился в Каире, будучи связанным погодой. Его поездка сильно затянулась не по Вашей вине. Если он еще не прибыл к Вам, я буду благодарен, если Вы сможете сообщить мне, можем ли мы рассчитывать на крупное русское наступление на фронте Вислы или где-нибудь в другом месте в течение января и в любые другие моменты, о которых Вы, возможно, пожелаете упомянуть. Я никому не буду передавать этой весьма секретной информации, за исключением фельдмаршала Брука и генерала Эйзенхауэра, причем лишь при условии сохранения ее в строжайшей тайне. Я считаю дело срочным.
6 января 1945 года.
С этим посланием Сталин сразу ознакомил членов Политбюро, членов Ставки, находившихся тогда в Москве, и генерала Антонова. Подчеркиваю: только ознакомил, без обсуждения, не спрашивая советов и мнений. Избегал встреч, разговоров, будто опасался, что кто-то может повлиять на ход его мыслей. Раньше обычного покинул рабочий кабинет, желая побыть в полном одиночестве, поразмышлять.
В тот день необычайное послание английского премьера обдумывали, вероятно, Молотов и Берия, генштабист Антонов и адмирал Кузнецов, определяя возможные последствия и линию своего поведения. Обдумывал и я, испытывая смешанное чувство глубокого возмущения и злорадства. Три года мы, преодолевая невероятные трудности, теряя миллионы людей, несли на своих плечах практически всю тяжесть борьбы с фашизмом, три года просили союзников существенно помочь нам, открыв второй фронт, но каждый раз Черчилль отделывался только обещаниями, даже когда мы, казалось, стояли на краю пропасти. Он и дальше тянул бы время, если бы не давление Рузвельта, если бы не опасался прийти на европейский материк слишком поздно. А теперь, всего лишь после трех недель неудачных боев, возопил о помощи. Вот уж действительно, ни стыда, ни совести!