Страница 374 из 573
Меня всегда удивляло и раздражало неизвестно как сложившееся в российском обществе, особенно среди литераторов и даже у части историков, странное мнение: Россия, дескать, пришла на Терек, на Сунжу в начале XIX века, захватила плодородные земли, оттеснила в горы местные народы, насильно присоединила их к империи. И прочая чушь, которая на руку только нашим недоброжелателям. Ну, эмоциональным поэтам и даже прозаикам это простительно, они вдохновение черпают в необычных условиях, в непривычной природе Кавказа. Но историкам-то следует знать и правильно оценивать факты, строить надежный мост из прошлого через настоящее — в будущее. Без сомнительных, перекошенных или гнилых опор.
Начнем с того, что русские пришли в район Терека — Сунжи не в XIX веке, а гораздо раньше, на триста лет раньше, и отнюдь не как завоеватели, а как друзья и союзники тамошнего населения. Можно даже сказать, по-родственному. Вот цепочка событий. В середине XVI века царь Иван Грозный овладел Астраханью и прочно закрепился в устье Волги, на берегу Каспийского моря. Россия вела тогда тяжелую затяжную войну с Турцией и Крымским ханством. С этим же неприятелем сражались адыги и кабардинцы, пытавшиеся уберечь себя от порабощения и истребления жестоким противником. Но слишком неравны были силы. Ну и обратились адыги и кабардинцы к своему естественному союзнику, к русскому царю. И не только за военной помощью, но и с просьбой принять их в подданство, защитить от смертоносных враждебных набегов. Что и свершилось. Более того, Иван Грозный полюбил дочь верховного кабардинского князя Марию Темрюковну и взял ее в жены. А поскольку владения кабардинских князей простирались до реки Сунжи, то вся эта территория на ЗАКОННОМ основании вошла в состав России. Жившие на этих землях кабардинцы, адыги и кумыки были, наконец, избавлены от вторжения турок и крымских татар. Спокойнее стало на Северном Кавказе, особенно после того, как (опять же по просьбе кабардинцев) русские возвели на Сунже город-крепость, вокруг которой расселились казаки. По Тереку, соответственно, терские. В междуречье Терека и Сунжи, на Терском хребте, по-местному на Гребне, казаки гребенские. С тех далеких времен долетели до нас песенные отзвуки о совместных сражениях против крымчаков и турок.
Как на буйный Терек, как на буйный Терек
Грянули татары в сорок тысяч лошадей.
И покрылся берег, и покрылся берег
Трупами порубанных, пострелянных людей.
Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить,
С нашим атаманом не приходится тужить…
А где же тогда чеченцы-то находились, которые ныне так обижаются на русских, на другие народы: покоряли, мол, их, притесняли, территорию отбирали. Еще при царе жаловались на это чеченские националисты, а после Октябрьской революции тем паче, раздувая рознь и сея вражду. Но давайте опять посмотрим на факты. В середине XVI века на равнинах и в предгорьях Северного Кавказа, куда пришли русские, чеченцев не было. В глаза их не видели, только слухом пользовались, что к югу от Сунжи, в диких горах, покрытых дремучими лесами, обитает какое-то небольшое воинственное племя. "А мужики в том племени зело злы, вероломны и черным волосом обросли, яко шерстью".
Ну, это слухи-догадки. Постепенно выяснилось, что в горах за Сунжей действительно есть народ со своим языком и обычаями, разделенный словно бы на три части. Малая (или западная) Чечня. Большая (или восточная) Чечня. А еще дальше за Большой, среди самых труднодоступных гор, находится Ичкерия, которая, собственно, и является настоящей Чечней. А загнали якобы этот народ в места, малопригодные для житья, орды Чингисхана и Тамерлана, волна за волной прокатившиеся по Кавказу. Теперь же скудные возможности пропитания, ограниченность района расселения, изолированность от окружающего мира могли привести к угасанию и даже к исчезновению этой народности: бывало, что и более крупные нации растворялись бесследно. Во всяком случае, увеличение численности и рост благосостояния чеченцам никак не грозили. Но тут случился резкий зигзаг.
Приход русских значительно уменьшил давление турок и крымских татар на различные народы Северного Кавказа. Установилось затишье, особо благоприятное для мелких, раздробленных народностей. Чеченцы начали стекать со своих гор, расселяться на плодородной равнине. Приобщались к сельскому хозяйству, вели себя спокойно, не агрессивно. Кабардинские и кумыкские князья не противодействовали, царская власть тоже. А что, земли много, пусть пользуются вайнахи (чеченцы и ингуши), пусть пасут стада, хлеб выращивают, белому царю служат. Раз на нашу землю пришли, значит, наши подданные, со всеми правами и обязанностями. Благодушные россияне даже заставы свои сняли южнее Терека, по существу ликвидировав боевое войско гребенских казаков. Ох, уж эта чрезмерная доверчивость и уступчивость, не к добру, а к трагедиям приводит она.
Между тем у чеченцев, оказавшихся на равнине в очень благоприятных условиях и сохранивших надежные тылы в горах, произошел вполне закономерный взрыв рождаемости. Количество их стремительно возрастало, особенно в петровские времена, затем в первой половине XVIII века. Крепла сила, обострялся захватнический аппетит. Изгоняя или убивая кабардинских и кумыкских князей, чеченцы объявили их угодья своими. Доставалось от воинственных вайнахов и другим соседям. Разбойные набеги чеченцев стали обычным делом. Перехватывались торговые пути, ведущие из России в Закавказье. Основательно насолили вайнахи нашим терским казакам. Помните, у Михаила Юрьевича Лермонтова:
По камням струится Терек,
Плещет мутный вал;
Злой чечен ползет на берег,
Точит свой кинжал.
А полная картина развернута в другом стихотворении, ставшем песней:
Вдали бежит гремучий вал,
В горах безмолвие ночное.
Казак усталый задремал,
Склонившись на копье стальное.
Не спи, казак: во тьме ночной
Чеченец ходит за рекой.
По берегам пустынных вод
Цветут богатые станицы.
Веселый ходит хоровод.
Бегите, русские девицы!
Спешите, красные, домой:
Чеченец ходит за рекой.
Рыбак плывет на челноке,
Влача по дну речному сети.
Рыбак, утонешь ты в реке,
Как тонут маленькие дети,
Купаясь, летнею порой:
Чеченец ходит за рекой.
Если бы он только ходил-гулял за Тереком, если бы не нападал, не убивал, не грабил, не захватывал женщин, не угонял скот, лошадей! А то ведь совсем обнаглел, особенно в екатерининские времена. "Чечен гордый, ему все можно". Как будто другие не гордые. Более терпеливые, но это до поры до времени. По выражению В. И. Голенищева-Кутузова, мирные дотоле чеченцы "превратились в неукротимых хищников". Они объявили своими все земли по Тереку и Сунже, постоянными набегами терроризировали соседние народы. И более того: начали захватывать территорию севернее Терека, отвоевывая ее у казаков. Произошло это после 1785 года, когда в Чечне невесть откуда возник вождь-фанатик Учкерман, провозгласивший себя посланцем Аллаха имамом Мансуром, которому предначертано свыше установить повсюду истинно мусульманский порядок. Во как размахнулся! Этот «посланец» не только возглавил борьбу, но и подвел под нее своего рода идеологическое основание; объявив «газават» — священную войну против русских. Такая любопытная подробность. Если сионисты считают, что не еврейское имущество — это повсюду ничье имущество, его надо отбирать и захватывать, а заодно и власть (особого успеха они достигли в России), то Учкерман и его последователи заявляли и заявляют: мир разделен на землю Аллаха, на мусульманскую землю, и землю войны, землю неверных, которую надо захватывать и присоединять имелось в виду к Чечне.
Собрав значительную по тем временам армию (около десяти тысяч человек), Учкерман повел ее на русскую крепость Кизляр. Агрессия была явная, наглая и по сути дела развязала ту долгую войну на Кавказе, которая продолжалась потом почти целый век. Царское правительство, дотоле занятое борьбой на западе, закреплением на Балтийском и Черном морях, осознало, наконец, необходимость осадить агрессора, вернуть захваченную чеченцами территорию. Штурм Кизляра был отбит. Не помогли Учкерману и турецкие полки, поспешившие на помощь. Армия Учкермана была рассеяна, сам фанатик попал в плен и последние годы жизни провел в каменном мешке Шлиссельбургской крепости. В отличие от благоразумного Шамиля, который сам отстранился от кровопролития, жил в Калуге, окруженный уважением, на склоне лет побывал в Мекке, очистился от грехов и со спокойной душой переселился в тот мир, где нашло приют подавляющее большинство человечества.