Королеву играет свита

Сначала Лара пыталась подружиться с кем-нибудь из России или Украины.

Все же приятно иной раз встретиться с соотечественниками — обсудить новости, поболтать по-русски. Но, в отличие от студентов других стран, русские в Кембридже предпочитали держаться обособленно, не слишком жалуя посторонних. Они вели себя по-разному: или прикидывались коренными англичанами, что у них получалось из рук вон плохо, или, наоборот, с презрением относились ко всему британскому, не слишком жалуя «инглишей». Как правило, это были дети высокопоставленных родителей — дипломатов, нефтяных королей, правительственных чиновников. Чем перед ними могла похвастаться Лара? Рассказать о своей матери, которая сидит в тюрьме?

В среде нгольских студентов Лара тоже оказалась чужой. Если для русских она была «черной», то у африканцев считалась «белой», русской.

Студенты часто навещали посольство, куда заходили выяснить насчет стипендии, оплаты обучения или писем с родины (почтовое ведомство функционировало из рук вон плохо, и письма предпочитали пересылать с дипломатической почтой). Однажды там Лара лицом к лицу столкнулась с незнакомым молодым человеком. Среди прочих он выделялся горделивой осанкой и высокомерным взглядом. Они нечаянно налетели друг на друга в дверях, и корреспонденция Лары рассыпалась прямо на мокрые от дождя ступени.

— Мерде! — сквозь зубы выругался парень и стал собирать письма. Он бегло прочитал имя адресата на конверте и поднял глаза на девушку. — Прошу прощения, — улыбнулся он с церемонной галантностью.

— Ничего страшного, — ответила Лара, складывая мокрые письма. Она уже собиралась уйти, но юноша преградил ей дорогу. Ослепительная, как у всех африканцев, улыбка сияла на его лице.

— А я вас знаю, — произнес он. — Мы с вами встречались.

— Возможно, — холодно ответила девушка. — Простите, я спешу.

— Помните, как я вас дразнил самкой бабуина и белым червяком, а вы били меня по спине палкой?

Лара удивленно вздернула брови.

— Я не представился… Хосе Лоуренсио Рауль де Касабланка.

— Рауль! — воскликнула Лара.

Это был ее друг детства, тот самый Рауль Касабланка, чей отец-почтальон недавно стал коалиционным правителем страны. И тот самый, который доводил ее до истерики, подкидывая мохноногих пауков за шиворот и швыряясь сухим обезьяньим дерьмом на детских праздниках.

— А… — растерянно произнесла Лара, не зная, что сказать, и только смущенно пробормотала:

— А вы не сильно изменились!

— Зато вы стали просто красавицей, — любезно ответил Рауль и тут же поежился:

— Здесь чертовски мокро. В этом проклятом климате никогда не знаешь, то ли небо льется на землю, то ли земля брызжет водой в небеса. Может быть, зайдем в паб, подсохнем немного?

Они побежали через дорогу в кафе, где в клубах сигаретного дыма плавали тусклые фигуры посетителей.

Оказалось, Рауль тоже учится в колледже. Его специализация — экономика.

— Не очень-то мне это по душе, — с тяжелым вздохом произнес он. —Я всю жизнь мечтал стать художником. Но ничего не попишешь, ведь кто-то должен управлять этой страной. И управлять хорошо.

Лара понимающе кивнула. Она тоже раньше хотела стать танцовщицей. Но Нголе не нужны танцовщицы. Ей нужны юристы, экономисты, врачи, геологи, инженеры. Только не художники и музыканты!

Постепенно старинные приятели обратились к воспоминаниям.

— А помнишь, как мы с мальчишками нашли огромного паука-птицеяда и бросили тебе за шиворот?

— Он был ужасно мерзким! — содрогнулась Лара.

— Как мы хохотали тогда с Фернандо! Помнишь Фернандо? Он тоже учится здесь, только в Бирмингеме. На Рождество он обещал приехать ко мне в гости, и вы обязательно встретитесь.

Лара помнила Фернандо, товарища ее детских игр, весьма смутно. В памяти вставал долговязый парнишка, доводивший ее до белого каления своими выходками.

Именно он, а не спокойный Рауль, был инициатором каверз, которые воплощала в жизнь ватага черных сорванцов…

— А потом, в девяносто первом году, вы куда-то исчезли, ты и твоя белая мать… — между тем вспомнил Рауль.

— Мы уехали в Россию, — объяснила Лара. — В Нголе началась война, моего отца взяли в плен повстанцы, мы больше не могли там оставаться.

— Да, жуткое было время, — кивнул Рауль. — В тот год мы с отцом бежали на север, хотели переправиться в соседнюю Замбию, а оттуда — в Европу. За отцом охотились, повстанцы грозили повесить его, хотя он совершенно был не виноват в том, что творилось в стране. Он был всего лишь скромным чиновником почтового ведомства, а за ним гонялась целая армия. И за мной тоже! — Рауль горделиво усмехнулся и продолжал:

— Мы уехали в долину Кубанго, надеялись затеряться в бескрайней саванне. Ехали в джипе вместе с немногочисленной охраной и вдруг наткнулись на отряд мятежников. Отца выволокли из машины и стали бить, охрану расстреляли. Потом нас заперли в хижине и оставили без воды и еды на двое суток. Они не знали, кто мы такие, и это нас спасло. Они подумали, что мы коммивояжеры из города, и решили нас выгодно продать богатым родичам. Нас спас местный крестьянин, помог бежать. Десять дней мы пробирались по саванне к границе. Днем отлеживались в густой траве, ночью шли, пугаясь львиного рыка. Мы все же дошли до Замбии и на границе наткнулись на гуманитарную миссию. Там отца подлечили и отправили в Европу. Мы прожили в Бельгии пять лет, пока Душ Картуш не договорился с Чен-Ченом о перемирии. И тут-то они вдруг решили, что без моего отца Нголе никак не прожить. Они вызвали его из Бельгии, обещали гарантии безопасности. Нас охраняли «голубые каски» ООН. Теперь каски ушли, а мир остался. Только надолго ли? Я слышал, на востоке Чен-Чен опять собирает войска…

Лара печально кивнула. Невеселая история, что и говорить. А разве ее личная история лучше?

— А ты чем занималась в России? — спросил Рауль, отвлекаясь от печальных воспоминаний.

— Училась в школе, танцевала в ансамбле. Потом отец позвонил нам, сказал, чтобы я приезжала, ведь война уже кончилась.

— А где твоя белая мать? Она была такая красивая! Лара замялась. Что скрывать, все равно правды не утаить.

— Она… она в тюрьме. Ее упрятали за решетку, обвинив в перевозке наркотиков.

— Обычное дело, — кивнул Рауль. — Такое встречается сплошь и рядом.

Наркотики — удобный повод, чтобы засадить людей в тюрьму. Моего отца тоже однажды пытались обвинить в перевозке наркотиков. Его выпустили только из-за угрозы дипломатического скандала. На самом деле это была тайная акция ОПЕН. Они не хотели примирения и таким образом пытались убрать моего отца с политической арены.

Рауль нисколько не осуждал ее мать — и это было приятно Ларе. Скажи она об этом кому-нибудь из англичан, они бы шарахнулись от нее, как черт от ладана.

Наркоделец для них — что-то вроде сатаны.

После этого вечера в кафе молодые люди стали часто встречаться. Вечером Рауль заходил за девушкой и они вместе отправлялись в бар. Им нравилось вечерами гулять по городу, молча стоять на древнем мосту над рекой Кэм, подолгу глядясь в неторопливую воду. Перила этого моста украшали четырнадцать каменных шаров, в одном из них, как в арбузе, была вырезана долька. Старая легенда гласила, что архитектору, который строил мост, недоплатили за работу. Тогда он решил отрезать у одного из шаров кусочек и тем самым показать, что работа не закончена. В колледже «Clare», около которого располагался мост, бытовало поверье: если просунуть руку в вырезанную дыру, то можно разом получить знания, накопленные университетом за века. Иногда веселые студенты выливали в прорезь шара бутылку кетчупа и развлекались от души, наблюдая за реакцией ничего не подозревавших туристов.

Зимой на Рождество приехал Фернандо. Лара увидела рослого, статного парня с гордо посаженной головой, и внутри у нее что-то вздрогнуло. А Фернандо лишь мимоходом кивнул ей, не дав себе труда припомнить, кто она такая. Все его внимание было приковано к спутнице, белой красавице с идеальной фигурой и правильными чертами безучастного лица. Девушку звали Кристиной, и она училась вместе с Фернандо в Бирмингеме. Даже невооруженным глазом было видно, что их роман в самом разгаре.