Город золотых теней

«Иди к нам, Пол».

Вскрикнув, он вскочил, но зацепился ногой за ручку гроба и рухнул лицом в грязь. Пополз прочь, раненым зверем извиваясь в липкой жиже. Она не стала подниматься и преследовать его, но ее тихий призывный голос доносился до него сквозь туман, пока его не поглотил мрак.

Он находился в странном месте, куда более странном, чем все, что ему доводилось видеть прежде. То было… ничто. Воистину Ничейная Земля.

Пол сел, ощущая в теле странное онемение. Пульсирующая боль в голове все еще напоминала о грохоте битвы, но его окружала тишина. Его покрывал дюймовый слой грязи, но земля, на которой он лежал, была не влажной, не сухой, не твердой и не мягкой. Туман, сквозь который он полз, стал реже, но во всех направлениях Пол мог видеть только жемчужно-белое ничто.

Он встал. Ноги дрожали. Так он спасся? Мертвый ангел, город мертвых – что это было, бред после шока?

Пол сделал шаг, потом еще десяток. Все осталось по-прежнему. Он в любой момент ожидал увидеть в тумане нечто понятное – деревья, камни, дома, – но пустота словно перемещалась вместе с ним.

Прошагав безрезультатно, как ему показалось, целый час, он сел и зарыдал. По щекам текли жалкие слезы усталости и смятения. Он что, мертв? Это чистилище? Или – что еще хуже, поскольку из чистилища есть хотя бы надежда выбраться, – это и есть то место, куда попадают после смерти? Навсегда.

– Помогите! – Эха не было ни малейшего – крик просто улетал и не возвращался. – Помогите, кто-нибудь! – Он снова всхлипнул. – Что я такого сделал?

Ответа Пол не дождался. Он сжался в комочек на этой не-земле и уткнулся лицом в ладони.

Почему сны завели его сюда? Женщина-птица вроде бы хотела ему добра, но как может доброта обернуться таким? Разве что смерть добра для всех, и лишь загробный мир для каждого полон безысходной тоски.

Пол цеплялся за созданный им самим мрак. У него не хватало храбрости снова увидеть туман. Перед его мысленным взором появилось бледное лицо женщины-птицы – не холодное и пустое, каким оно было на кладбище, а тот нежно скорбящий образ, столь долго преследовавший его в снах.

А может, все это безумие? Может, он вообще не здесь, а лежит на грязном дне траншеи или рядом с другими неудачниками в морге полевого госпиталя?

Медленно и словно сама по себе, его ладонь медленно скользнула по грязной ткани форменного френча. Когда она коснулась нагрудного кармана, Пол внезапно понял, что она – то есть он сам – ищет. Рука замерла, скованная ужасом. Пол испугался того, что может обнаружить.

«Но ничего другого не остается».

Пальцы пошарили в кармане, сомкнулись. Когда Пол открыл глаза и посмотрел на ладонь, перышко в тусклом свете замерцало зеленью.

Оно было настоящим.

Пока Пол смотрел на перышко, начало разгораться другое мерцание. Неподалеку – или ему лишь показалось так в этом мире без ориентиров – туман осветился изнутри расплавленным золотом. Пол медленно встал, почти позабыв об усталости и ранах.

Нечто – что-то вроде двери или отверстия – формировалось в тумане. Пол ничего не мог различить внутри, кроме янтарного света, колышущегося, словно масло на воде, но внезапно с непоколебимой уверенностью понял, что по ту сторону света что-то есть. Дверь куда-то ведет. И он шагнул к золотому сиянию.

«Куда торопишься, Джонси?»

«Ведь ты не уйдешь, ничего не сказав друзьям, правда?»

Пол остановился, медленно повернулся. Из завесы тумана медленно вышли две фигуры, большая и маленькая. На одном из расплывчатых лиц что-то блеснуло.

– Ф-Финч? Маллит?

Большая фигура расхохоталась:

– Мы пришли показать тебе дорогу домой.

Рассеявшийся было ужас нахлынул вновь. Пол шагнул к золотому сиянию.

– Не делай этого! – резко бросил Финч и уже мягче добавил: – Брось, старина, не усложняй себе жизнь. Если вернешься по-хорошему, мирно… так уж и быть, скажем, что у тебя был шок после взрыва. Может, тебя даже отправят ненадолго в госпиталь, чтобы ты пришел в себя.

– Я… не хочу возвращаться.

– Значит, дезертируешь? – Маллит приблизился. Он казался крупнее обычного, поразительно округлым и странно мускулистым. Рот не мог полностью закрыться, в нем было слишком много зубов. – Скверно, очень даже скверно.

– Будь разумным, Джонси. – Стеклышки очков Финча поблескивали, не давая разглядеть глаза. – Не делай себе хуже. Мы же твои друзья. Мы хотим тебе помочь.

Полу стало не хватать воздуха. Голос Финча словно притягивал.

– Но…

– Знаю, тебе нелегко пришлось. В голове все перепуталось. Даже показалось, будто сходишь с ума. Тебе просто надо отдохнуть. Выспаться. Мы о тебе позаботимся.

Финч прав, отдых ему нужен позарез. Они ему помогут. Конечно, помогут. Они друзья. Пол пошатнулся, но не отступил, когда они приблизились. Золотое сияние за спиной замерцало и слегка потускнело.

– Дай мне то, что у тебя в руке, старина. – Голос Финча звучал успокаивающе, и Пол поймал себя на том, что протягивает ему перышко. – Правильно, давай его сюда. – Золотой свет еще больше потускнел, отраженный блеск на очках тоже стал слабее, и Пол сумел заглянуть за стекла. У Финча не было глаз.

– Нет! – Пол отпрянул и взмахнул руками. – Оставьте меня!

Фигуры перед ним заколыхались, исказились. Финч стал еще более тощим и похожим на паука, а Маллит начал разбухать, пока его голова не исчезла между плеч.

– Ты принадлежишь нам! – крикнул Финч. Теперь он совсем не напоминал человека.

Пол Джонас крепко сжал перышко, повернулся и прыгнул в золотой свет.

СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: Угроза рыбьей чумы в Тихом океане.

(Изображение: шотландские рыбаки вытряхивают сети в порту.)

ГОЛОС: Паразиты-динофлагеллаты, десять лет назад погубившие сотни миллионов особей промысловых рыб в Северной Атлантике, возвращаются, мутировав, на рыбные промыслы, но уже Тихого океана.

(Изображение: мертвые рыбы с изъеденной язвами кожей.)

ГОЛОС: Представители ООН выражают опасения, что эта форма организмов может оказаться устойчивой к искусственному вирусу, остановившему кровавое царство динофлагеллат в прошлый раз…

Глава 7

Оборванная нить

Стивен лежал неподвижно, утонув в мутных глубинах пластмассовой палатки, как муха в янтаре. Трубки вставлены в нос, в рот, в вены. Рени казалось, что он медленно становится частью больницы. Еще одной машиной. Приспособлением. Она стиснула кулаки, борясь с приступом отчаяния.

Ксаббу вложил руки в перчатки защитной камеры, вопросительно глянул вверх, на Рени. Она молча кивнула, не доверяя собственному голосу.

– Он очень далеко, – прошептал бушмен. Странно было видеть его светлое лицо за пластиковым щитком. Рени внезапно ощутила укол страха, пробивший даже отчаяние и ужас от неизменной комы брата. ВР, карантин – она только и показывает Ксаббу новые способы отчуждения. Не противно ли ему это? И не ослабеет ли его дух?..

Она отринула эту мысль. Ксаббу был самым устойчивым психически, самым нормальным человеком, которого она знала. Она испугалась, потому что ее брат и ее друг были одного роста и оба – запакованы в многослойный пластик. Ее терзала собственная беспомощность. Она сделала шаг и дотронулась до плеча Ксаббу. Его рука касалась Стивена, ее пальцы – плеча бушмена, значит, Рени касалась Стивена – по цепочке.

Пальцы Ксаббу скользили по спокойному лицу Стивена – движения их были точны и легки, словно он делал что-то, а не просто поглаживал больного, – потом двинулись по шее к грудине.

– Он очень далеко, – повторил Ксаббу. – Это похоже на глубокий шаманский сон.

– Что-что?

Ксаббу не ответил. Рука его лежала на груди Стивена, а Рени продолжала стискивать плечо бушмена. Долгое мгновение живая цепочка оставалась неподвижна. Потом Рени ощутила легкое шевеление под мешковатым энкостюмом. Ксаббу начал покачиваться. Тихие звуки, как мерное гудение и стрекотание насекомых в траве, поднимались и смешивались с механическим гулом системы жизнеобеспечения. Только через пару секунд Рени поняла, что бушмен поет.