Пламя грядущего

– Боюсь, вы расстраиваетесь напрасно, Дени, – мягко сказал Артур.

– Напрасно!..

– Вы воюете с тенью. Ссора произошла между мной и Фитц-Морисом, и она закончена. Сам король так сказал.

– О, святой Спаситель! – простонал Дени. – Как может человек быть таким славным малым и таким глупцом? – Он схватил Артура за руку. – Послушайте. Вам придется покинуть войско. Немедленно!

Артур посмотрел на него, прищурившись, и мягко улыбнулся.

– Не глупите, – сказал он. И когда Дени открыл рот, чтобы возразить, продолжал более твердо: – Нет, конечно, нет. Прекратить крестовый поход и вернуться домой, поджав хвост, из-за нелепой ссоры? Я уверен, что Фитц-Морис так же сожалеет о случившемся, как и я. Почему должно еще что-то произойти? Нет, Дени. В Кентербери я принял обет пойти с королем в Святую Землю и сражаться на его войне против неверных. Эта клятва обязывает меня, как и другая, которую я дал: о том, что не обнажу меч… – Голос у него дрогнул. – Нет, я не могу уехать. До тех пор, пока мы на освободим Гроб Господень или пока сам король не освободит меня от обета. Вам известно это, Дени. – И смиренно добавил: – Я прекрасно понимаю, как глупо это, наверное, звучит. Но я ничего не могу поделать. Я знаю, что люди смеются надо мной. Но я чувствую, что должен так поступить.

Дени глубоко вздохнул.

– Очень хорошо, – сказал он. – Если уж такова судьба, значит, так тому и быть. Вас удовлетворит, если Ричард освободит вас от обещания следовать за ним и велит вам возвращаться домой?

– Пожалуй, я… Да, думаю, да. Но почему?..

– Неважно, Давайте больше не будем об этом. – Он взял Артура под руку. – Никто не захочет смеяться над вами, когда вся история станет известна, – заверил он. – Бог мой, вы превратились в воина, настоящего бойца. Вы сдернули его с седла, словно соломенное чучело. И все потому, что вы усвоили мои уроки.

Он вымученно засмеялся, искренне надеясь, что смех его прозвучит в ушах Артура более весело, чем в его собственных.

Стены и укрепления Яффы были разрушены воинами султана. Франки не смогли бы защищать город, не проведя обширных строительных работ. Однако сохранилось множество домов, в которых ютилось несвободное население Акры, и несколько красивых поместий, с небольшими по западным меркам дворцами, утопавшие в садах. В одном из таких дворцов Ричард устроил свою ставку. Дени вошел туда, чувствуя себя довольно неуверенно. Поскольку его хорошо знали, то провели прямо в зал, где обедал король. Из-за скромных размеров зала Ричарду пришлось отказаться от грандиозных торжественных обедов, которые он так любил: за верхним столом сидело не более полудюжины баронов, и, наверное, около двадцати рыцарей расположилось на нижнем конце – все богатые и могущественные люди. Большая их часть входила в совет армии.

Дени дождался, когда уберут со столов и подадут на огромных подносах засахаренные и свежие фрукты.

Потом он пошептался с гофмейстером, который взошел на помост и осведомился, не угодно ли королю, чтобы трувер Дени де Куртбарб развлек его. Ричард вытянул шею, заметил Дени в конце зала и велел ему приблизиться.

– Ты прочел мои мысли, – сказал он, когда Дени, преклонив колени, поцеловал его руку. – Я намеревался послать за тобой. Чем ты нас порадуешь сегодня вечером? Разве ты не привел с собой Гираута?

По его приветливому обращению нельзя было предположить, что тем самым утром он возбуждал двоих людей, один из которых был лучшим другом Дени, на смертельную схватку. Он любезно протянул Дени чашу вина, перебирая пальцами другой руки пряди своей каштановой бороды.

– Гираут хрипит, милорд, – ответил Дени. – Дабы доставить вам удовольствие, я решил показать вам свое собственное переложение одной из старинных баллад. Я спою, если пожелаете, «Смерть Вивьена».

– Великолепно, – кивнул Ричард. – Что скажете, господа?

Герцог Бургундский, сидевший подле, негромко хлопнул в ладоши.

– Превосходно, – сказал он. – И весьма кстати.

Дени настроил свою арфу, затем отложил в сторону ключ и запел. Он пел о юном Вивьене, о том, как его воспитывали дядя, достославный граф Гильем, и тетка, мадонна Гвиберк, мудрейшая из женщин. Он поведал, как сарацинский король Дераме привел свой флот в Жиронду и опустошил Францию и как Тибальд из Буржа поехал, чтобы встретиться с ним, в сопровождении Вивьена и семисот храбрых рыцарей, облаченных в кольчуги и ярко-зеленые шлемы. Продолжая петь, он вглядывался в лица своих слушателей, внимательные, исполненные ожидания: одни подпирали руками подбородок, другие подались вперед, облокотившись на стол, третьи откинулись назад, заложив руки за голову. Все молчали, живо представив это войско во всем великолепии, – так же они сами пришли под стены Акры и увидели лес сарацинских пик – так же, как и герои песни, заметили знамена неверных в чаще Арсуфа.

Дени спел о том, как Вивьен настаивал, чтобы граф Гильем отправился за подкреплением, а они немедленно вступили бы в сражение, дабы не уронить чести. Но Тибальд, увидев, сколь многочисленно сарацинское воинство, сорвал свой флаг с древка и в ужасе бежал. Объятый великим страхом, он не видел, куда несет его конь, и в ослеплении проехал под виселицами, где были повешены четыре вора, и нога одного из трупов угодила ему прямо в лицо, и от страха он испачкал седло. Но честь не позволила Вивьену спасаться бегством. Он твердо был намерен вступить в битву, и франки избрали его своим предводителем, поклявшись пойти с ним на смерть, хотя он не был их сеньором.

Потом Дени запел о сражении, о том, как бряцало оружие и разлетались на куски щиты, как звенели мечи и раздавались боевые кличи. Глаза всех, внимавших ему, засверкали: стиснув кулаки и обнажив зубы, слушатели переживали вновь свои собственные битвы.

…День клонился к закату, франки падали один за другим, а граф Гильем не возвращался. Вивьен, ломая руки, оплакивал смерть своих друзей. Он видел, как устали его соратники. Гривы их лошадей были покрыты кровью, и седла их пропитались кровью, и зияющие раны покрывали их тела. «Увы! – вскричал он. – Я не в силах исцелить вас. Но неужели вы вернетесь домой, чтобы умереть в своих постелях? Во имя Господа, отомстим за павших неверным, сразимся с ними еще раз». «Бог да пребудет с тобой, сеньор Вивьен», – закричали рыцари, и вновь они храбро бросились в бой, и вновь падали один за другим.

Дени запел тише, и голос его звенел от переполнявших его чувств, а на глаза его слушателей навернулись слезы и заструились по щекам. И вот в живых осталось только два десятка франков, а вот уже десять. Но и с десятью воинами Вивьен отважно нападал на врага. Уже и последние десять рыцарей лежат мертвые, и он остался один, и сарацины расступились в изумлении перед единственным воином, который продолжал сражаться, хотя их была тысяча на одного. Они отпрянули назад и пустили стрелу в его коня, и конь пал под ним. Один ринулся вперед (о! они-то хорошо знали, как стремительно налетают сарацины, раскачиваясь в седле, приближаются вплотную, чтобы метнуть дротик, и пускаются прочь, словно оводы) и швырнул дротик, поразивший Вивьена в бок. Звенья кольчуги распались, и хлынула алая кровь; его белый стяг упал на землю. Вивьен вырвал из тела дротик и метнул его обратно, убив того, кто ранил его. Тогда остальные набросились на него и сбили его с ног. Умирая, он воззвал к Пречистой Деве, Владычице небес; дротик пробил ему голову, и брызнули мозги, и так он погиб. Вивьен, несравненный рыцарь, убит. Последние аккорды замерли в тишине зала, и Дени склонил голову.

Он только что дал свое лучшее представление, и знал это. Внимая буре аплодисментов, разразившихся в зале, он слегка прикусил губу и подумал: «Если и это не растрогает короля, я никогда больше не коснусь струн арфы».

Но глаза Ричарда увлажнились, как и у всех в зале, он подозвал к себе Дени и обнял его.

– Боже всемилостивый! – воскликнул он. – Это было великолепно. Такая песнь может воскресить и мертвого. Дени, дорогой, чем вознаградить тебя за эту балладу? Проси, чего хочешь.