Страница 74 из 77
На этой его фразе Карлсен почувствовал, что лодчонка мягко двинулась — сама по себе, причем уверенно, безо всякого покачивания, будто что-то подталкивало ее снизу.
Думалось, что каджек напоследок что-нибудь скажет, хотя бы пожелает удачи, однако пещера осталась безмолвной.
Помня наказ сидеть, не шевелясь, он попытался устроиться как можно удобнее, для чего сел, сложив руки на коленях. Опереться спиной было не о что, но по крайней мере днище было сухим и удобным, по-приятному твердым. После бессчетной череды ступеней сидеть было облегчением. Проведя ощупью по бортам лодки, он определил ее глубину — фута три, и форма, судя по всему, полукруглая.
В тишине ощущалась сама сила, исходящая от воды. От нее трепетали нервы и волосы, казалось, вставали дыбом. Вот что, видимо, считалось у древних «священным местом»: высокий уровень некоей природной силы, служащей мостом меж двумя мирами.
Интересно, какая здесь консистенция у воды — такая же густая, как в Хешмаре? Однако соблазн сдержала боязнь: не ровен час, какое-нибудь чудище сочтет руку за что-то съедобное.
Спустя несколько секунд, уже невозможно было определить, есть ли какое-то движение или нет (стук капель, и то не слышался). Безмолвие и мрак, казалось, слились воедино. Через какое-то время стал слышен стук собственного сердца, ровный и едва различимый, а в ушах высоким фоном гудела нервная система.
Попытался было позондировать окружающую обстановку на манер того, как тогда при спуске — бесполезно — впечатление такое, будто завис в космосе.
Слабый, едва уловимый толчок дал наконец понять, что лодка остановилась. Весь путь занял, должно быть, минут двадцать.
Собираясь устроиться поудобнее, Карлсен опять вспомнил наказ каджека и замер. Это удалось за счет жесткой концентрации (а она за время пребывания на Дреде возросла чрезвычайно). Вслед за этим он постепенно раскрепостился, внутреннюю свою сущность усмирив настолько, что, казалось, и пульс исчез. Но и этим расслабление не закончилось. Тело стало абсолютно неподвижным, словно обратясь в статую.
Спустя долгое время (где-то с полчаса) почувствовалось, что мрак перестал быть непроницаемым: в забрезжившем сероватом мерцании проплавились края лодки. Конкретного источника у света не было, а сам Карлсен так глубоко ушел в безмолвие, что не рисковал повернуть голову. Спустя несколько секунд сомнения уже не было: различалось, что лодка белая и (надо же — вправду) полукруглая. Вслед за тем свет начал разрастаться зарей — постепенно набирающее силу огненное сияние, взбухающее над водой. Переливчато белый свод пещеры, примерно в миле над озерной гладью, тоже казался округлым. Сама же вода подобна была стеклу.
Спустя четверь часа пещеру озарило и залило огнистое сияние, напоминающее зрелую луну. Напрашивалась мысль, что свечение исходит откудато из-под воды, тем не менее, конкретного источника у него явно не было.
Предвкушая явление Иерарха Галактики, Карлсен завороженно прикидывал, чего ожидать. Глас из-под воды, око в небе, огромный призрачный лик вроде волшебника Изумрудного Города? Что, на этой планете сюрпризов, способно еще изумить?
Время шло и шло. Карлсен мало-помалу, перестав уже чего-либо ожидать, опять впал в расслабленность. Удивительно, насколько комфортно чувствовало себя сейчас тело. Раньше даже на занятиях йогой пробыть в одной какой-либо позе удавалось от силы минут пятнадцать — непременно начинали ныть то колени, то спина — сейчас же будто дремалось в мягкой постели.
Безмолвие гасило мысли о прошлом или будущем: всякая мысль казалась чем-то поверхностным. И вот, перестав размышлять и чего-либо ожидать, он обнаружил у себя в восприятии перемену, все равно, что, уйдя под по— верхность своего обычного бытия и личностного сознания. Окружающее больше не волновало, неважно даже, появится или нет Иерарх Галактики. Оказывается, жизнь-то прожита в созерцании мира из скорлупки собственной головы, как из какой-нибудь рубки на верху маяка. Бывали, правда, моменты раскрепощенности и счастья, когда внутреннее существо лучилось, казалось, собственной интенсивностью (допустим, во время медового месяца с первой женой — по-прежнему одного из ярчайших инсайтов в его жизни). Однако теперь происходило нечто большее, чем просто приток жизненности из неведомого источника. Он, Карлсен, как бы оказался в прозрачном, медленно идущем вниз лифте, из которого открывается вид на отдаленный простор, детали которого по мере приближения очерчиваются все четче.
Он все так же ясно сознавал пещеру, затопленную огнистым светом, причем сейчас именно его сознательное, человеческое «я» озирало ее с верхотуры маяка. Сквозь всю жизнь это самое «я» созидало его личность. Оказывается, у него в распоряжении есть интересная и наиполезная машина, призванная мчать его, Карлсена, сквозь мир, словно в кабине автомобиля. А вот теперь его подлинное «я» вышло из кабины и действует само по себе. В частности, сейчас оно снижается навстречу источнику своего собственного бытия.
Только тут до Карлсена дошло, что происходит все не по его собственному усмотрению. С того момента как он ступил в лодку, все было подготовлено. Золотистый свет, безмолвие воды, возрастающая расслабленность — все это были стадии путешествия, в котором ему отводится роль пассажира. Недвижно застыв посередине озера, он начал следующую стадию путешествия, ведущего его в присутствие Иерарха.
Возрастающая мощь дала понять, что это уже происходит. Вначале ощущение было даже приятным, все равно, что из промозглой комнаты выйти под теплый, расслабляющий свет. Однако постепенно стала одолевать тревога: свет все набирал силу, и вот уже заполыхал словно печь. Начиная постигать голимый масштаб мощи, Карлсен с трудом сдерживал панику, чувствуя, что при таком темпе стойкости хватит ненадолго, и тогда неминуем срыв… Не было в этом ничего от «бескрайнего смысла» снаму, или от глубин подсознательного ума, открывшихся в Сории. Эта мощь исходила от кого-то конкретного, причем такого, что гребис в сравнении с ним казался не более, чем кичливым мальчуганом.
И вот, когда нервозность грозила уже сорваться в слепой страх, сила ощутимо ослабилась. Сомневаться не приходилось: Управитель почувствовал его тревогу и принял меры к успокоению. Понимание того, что его, Карлсена, чувства сознаются, вызвало прилив облегчения и признательности.
Тому, что последовало, в жизни повториться уже не суждено. Он и Иерарх поменялись местами. Карлсен оказался окружен тем же огнистым светом, что наполнял пещеру Хельба. Различие в том, что он стоял в толще огненно— оранжевого кристалла, несомненно того самого, что в пещере Сории, а напротив, на чем-то вроде лестницы, находился еще один оранжевый кристалл в форме огромного яйца. Он смотрел в этот кристалл и видел себя, Ричарда Карлсена. Причем физической оболочки этого самого Карлсена не чувствовалось — лишь его живое присутствие. С другой стороны, он ясно сознавал и свое собственное, — непередаваемо многомерное, — присутствие. Он являл собой шар некоей переходной субстанции, в центре которой находился орган, служащий глазом и в целом, если бы не округлость, напоминающий человеческий глаз. Шар этот зиждился среди дюжины световых колец цветов радуги, дающих ему энергию. Причем это не было постоянным обликом Иерарха — он мог менять его легко и сколько угодно.
Сущностью Иерарха была Воля, управляющая этими перевоплощениями. И Воля эта превосходила могуществом все, что существовало в системе Ригель, да и в любой из соседних систем.
Как Иерарх, он постигал себя всего, — во всей своей бескрайности и нескончаемости, — зная даже свое происхождение и место в Совете Иерархов. В данный момент все это было ему полностью доступно (что при обратном размере, безусловно, тут же канет, как непередаваемая радость момента истины, бесследно исчезающая раз и навсегда, сколько ни пытайся восстановить).
Очутившись спустя мгновение снова в своем теле, Карлсен по-прежнему ясно сознавал присутствие Иерарха, хотя видеть его больше не мог. По этой-то причине Иерарх и обменялся телами: чтобы собеседник мог представить, с кем разговаривает. И чтобы стало ясно: нет смысла ни страшиться, ни заискивать. Просто давалось понять, что он, Ричард Карлсен, имеет такое же право на достоинство, как сам Иерарх, а равно и любой другой сознательный житель Вселенной.