Страница 20 из 164
Если бы не это огорчение, Арианна воздала бы должное тем кулинарным шедеврам, которыми потчевали ее императорские повара. Но от того, что Ортон был с ней так холоден, она расстроилась и с удивлением поняла, что вот–вот расплачется. Прежде уравновешенной и невозмутимой принцессе было трудно понять, что творится у нее на душе, — и посоветоваться не с кем… Она в отчаянии обвела глазами трапезную, ища, кого бы позвать на помощь, но, увы, никого подходящего не обнаружила.
Правда, у стен и за спинками кресел стояли бесстрастные великаны–гвардейцы; Арианна помнила, что в случае нужды она должна обращаться именно к ним — но не во время же завтрака, когда на нее глазеют десятки вельмож. Нет, она вовсе не забыла и о том, что император может оказаться не настоящим, а двойником, тогда довольно легко объясняется его равнодушный взгляд. Но Арианна втайне надеялась на встречу со своим будущим супругом, она ведь так старалась, чтобы ему понравиться, и то, что все старания пошли прахом, наполняло ее маленькое сердечко каким–то зимним холодом, заставляя его сжиматься от тоски. Арианна уже грустила по императору Великого Роана — Ортону I Агилольфингу, но рядом не было доброй няни, чтобы объяснить, что означает подобная грусть.
Она уткнулась в тарелку, надеясь, что никто не заметит ее так некстати покрасневших глаз.
— Доброе утро, венценосный гриб! — внезапно произнес кто–то громким и отчетливым голосом.
В зале засмеялись. Вельможи, придворные и даже лакеи оживились и зашевелились. Арианна обернулась на звук этого удивительно знакомого голоса и увидела, что в двери входит шут.
Правду говорили о тайнах императорского двора, если бы она вчера не слышала от Ортона своими ушами о существовании двойников, если бы ее с детства к этому не готовили, принцесса наверняка потеряла бы сознание от неожиданности и изумления. Единственное, что отличало молодых людей, — их костюмы. Император этим предпочел темно–синий строгий костюм, шитый серебром и украшенный черными жемчужинами по вороту, а шут красовался в своей разноцветной, пестрой одежде да позванивал бубенчиками.
— Позволю себе заметить, братец мой, — обратился он к императору, — что ты на самом деле гриб грибом. Перед тобой сидит сокровище — настоящее украшение нашей страны, и ты, вместо того чтобы говорить ей любезности, жуешь вот эту куриную ножку! Ты невежа… А ножку отдай, отдай…
— Простите его, Ваше высочество! — обернулся он к принцессе. — Что с него возьмешь? Государственная персона — никакого воображения.
— Я как раз собирался сказать принцессе Арианне, что она великолепно выглядит, — молвил император. — Но не хотел уточнять очевидное — нужно быть слепым, чтобы не заметить ее красоту и очарование. Я покорен, и весь наш двор тоже. Просто ты, братец, несправедлив ко мне — верно, встал не с той ноги.
— С какой бы ноги я ни встал, я счастлив! — пропел шут, кружась по залу с куриной ножкой, отобранной у государя. — Я вот стану тут, в стороночке, у окошка, буду любоваться на принцессу и завидовать тебе, а заодно расскажу, что во дворе делается. Например, Лодовик Альворанский отправляется на охоту: ловчие и егеря собрались внизу, а его все еще не могут добудиться. Звери скоро спать лягут, а он все еще не готов…
Принцесса невольно улыбнулась. Странное дело, казалось бы, что ей до мнения шута, но приятно. И она уже весела и радостна. Может, все дело в том, что она смотрит на него, слушает его голос и представляет, что это говорит с ней Ортон, ее Ортон — не подделка, а настоящий император. Принцесса была почти уверена в том, что ее супруг и намного красивее, и гораздо учтивее обоих своих двойников.
— Аббон Флерийский входит во дворец с бокового входа, — продолжал комментировать шут. — Сталкивается с Аббоном Сгорбленным, и оба шарахаются друг от друга в разные стороны, чтобы никто не спросил их, не родичи ли они. Посланник Аммелорда идет со свитой в парк — так что ты, братец, туда не ходи. Не ходи туда сегодня. Замучает.
На сей раз все в трапезной расхохотались уже вслух: слишком уж уморительную рожицу скроил шут. А всем было известно, каким утомительным и скучным собеседником может быть младший брат аммелордского короля. Сам король не смог прибыть по причине сломанной ноги: злые языки утверждали, что это он пытался спустить своего братца с лестницы да промахнулся ненароком.
Следующие полчаса ничем не отличались от предыдущих: шут комментировал увиденное и острил — когда удачно, когда не очень. Наконец император встал и произнес:
— Дорогая принцесса, я вынужден покинуть вас, несмотря на глубокое сожаление, которое я в связи с этим испытываю. Меня ждут дела чрезвычайной важности.
— Конечно, государь, — склонилась в поклоне Арианна.
Император вышел, за ним последовали большинство вельмож и гвардейцев.
— Вы свободны, господа, — обратилась принцесса к тем придворным, которые из вежливости присоединились к ней.
Когда их шумная толпа покинула трапезную, там остались только она сама, шут и несколько гвардейцев. Великаны по–прежнему неподвижно стояли у дверей.
— А я останусь с тобой, — обратился шут к принцессе. — Видишь ли, я очень ценная персона: неудачно шучу и говорю глупости, так что самую трудную работу во время разговора за тебя буду выполнять я. А ты можешь поговорить с Аббоном Флерийским — он очень хотел побеседовать с тобой, но стесняется. Хочешь, познакомлю? Он такое приворотное зелье варит! Но, тс–с–с, — приложил шут палец к губам, — это секрет. О нем знает всего лишь половина империи, а вторая половина до сих пор находится в счастливом неведении.