Чрезвычайные происшествия

– На то, что ЭГКЛ — эмпат! — воскликнул О'Мара. — Как Приликла.

– Нет, не как Приликла, — решительно покачал головой Конвей. — Хотя очень вероятно то, что эмпатический орган доисторических предков ЭГКЛ и цинрусскийцев был аналогичным.

Конвей продолжал рассказ. На его взгляд, доисторическая жизнь на родной планете ЭГКЛ была намного опаснее, чем на Цинруссе. Во всяком случае, ЭГКЛ не были способны, как цинрусскийцы, вспорхнуть и улететь от хищников. При обитании в такой враждебной среде обладание эмпатической способностью особых радостей не сулило — она служила в лучшем случае средством раннего оповещения об опасности. Поэтому способность воспринимать чужие эмоции была утрачена. Вполне вероятно, что ЭГКЛ утратили даже способность улавливать эмоции друг друга.

Они стали органическими передатчиками, отражателями, фокусировщиками и усилителями собственных чувств и чувств окружающих их существ. Не исключалась вероятность того, что эмпатический орган эволюционировал до такой степени, что ЭГКЛ утратили возможность сознательно контролировать его деятельность.

– Представьте себе, какое это мощное оборонительное оружие, — сказал Конвей. ЭГКЛ разместили на носилках, все биодатчики переключили в автономный режим. Можно было трогаться. — Если на него хочет напасть хищник, вся злоба хищника, голод, желание сожрать жертву в сочетании с собственными страхом и болью, если ЭГКЛ ранен, — все это будет усилено во много раз, отскочит и даст, фигурально выражаясь, хищнику по морде. О том, до какой степени все эти эмоции усиливаются, я могу только гадать. Однако воздействие такого усиления на хищника, в особенности если поблизости есть другие его сородичи, чьи эмоции также окажутся усилены, будет, мягко говоря, обескураживающим. Вполне вероятно, хищники могут наброситься друг на дружку.

Мы уже знаем, как влияет присутствие ЭГКЛ, пребывающего в бессознательном состоянии, на пациентов и сотрудников, располагающихся на три уровня выше и ниже этого уровня, — мрачно проговорил Конвей. — Теперь он того и гляди придет в себя, и я не знаю, что может случится, какова будет степень воздействия. Нам нужно как можно скорее удалить его из госпиталя, пока его боль после операции, усиленная во много раз, не передалась пациентам, а их врачи не ударились в панику — ведь на них тоже скажется отраженная боль, и тогда… — Он не договорил, постарался сдержать страх, который все сильнее овладевал им, и закончил: — Короче говоря, нужно как можно скорее убрать ЭГКЛ отсюда.

За то время, пока Конвей вел свой рассказ, лицо О'Мары мало‑помалу из гневно‑багрового стало землисто‑серым.

– Не тратьте времени на разговоры, доктор. Я пойду с вами. Никаких отсрочек и дебатов больше не будет.

К тому времени как они добрались до медицинской палубы «Ргабвара», ЭГКЛ еще не успел окончательно очнуться, а Приликла снова занемог из‑за эмоционального излучения пациента. Однако по мере удаления от госпиталя Приликла сообщил, что и сам стал чувствовать себя лучше и что пробуждающийся пациент излучает лишь не слишком сильные чувства боли после операции. Собственно, всего этого Приликла мог бы и не сообщать. Все сами это чувствовали.

– Я думал о том, как же можно наладить общение с представителями этого вида, — задумчиво проговорил О'Мара. — Если все они являются мощными передатчиками и отражателями эмоционального излучения, они могут не ведать, что творят. Для них это всего лишь автоматическая, бессознательная защита от всего и всех, кто желает им вреда. Установление контакта с ними будет нелегким делом, на это уйдет немало времени, если только наши первоначальные выводы не ошибочны, и мы…

– Сначала, — вмешался Конвей, — я подумал о том, что хорошо бы поместить ЭГКЛ в спускаемый аппарат, оборудованный медицинскими роботами с дистанционным управлением. Но потом я подумал, что лучше было бы отправить с пациентом одного врача‑добровольца…

– Даже не буду спрашивать, кого именно, — сухо проговорил О'Мара и улыбнулся, поскольку смущение Конвея отскочило от ЭГКЛ и ударило по ним обоим.

– …Потому что если и был в истории медицины пациент, который нуждался бы в изоляции, так это наш ЭГКЛ, — закончил Конвей.

Главный психолог кивнул.

– Но я собирался сказать, что мы, вероятно, ошибаемся. Конечно, нам нечего и думать о том, чтобы лечить ЭГКЛ в госпитале, где рядом с ним окажутся пациенты, испытывающие хотя бы малейшую боль. Но ситуация здесь, на борту «Ргабвара», не такая уж плохая. Я действительно ощущаю легкую боль примерно в тех местах, где ее чувствует ЭГКЛ, но это вполне терпимо. Все остальные полны сочувствия к пациенту, а сочувствие даже в усиленном варианте не несет в себе ничего дурного. Пожалуй, если никто не станет относиться к ЭГКЛ плохо, то и он ни к кому ничего плохого не ощутит. Это неудивительно. Лично я всегда испытываю нечто подобное при общении с самыми разными существами.

– Но он приходит в сознание, — возразил Конвей. — Наверняка произойдет усиление…

– Но никакого усиления не происходит, — оборвал его О'Мара. — Это совершенно очевидно, Конвей. Не в том ли причина, что пациент приходит в сознание? Подумайте. Да‑да, доктор, мы все ощущаем то же самое, что и вы. «Эврика!»

– Конечно! — воскликнул Конвей и замолчал. Его радость и волнение от того, что появился верный ответ, были незамедлительно усилены ЭГКЛ и передались Приликле. Эмпат медленно зашевелил крылышками, а это у цинрусскийцев отражало наилучшее расположение духа. А еще Конвей перестал ощущать боль. Он подумал: «Какие невероятные приключения предстоят специалистам по установлению контакта с ЭГКЛ!»

Вслух он сказал:

– Процесс отражения и усиления чувств, как враждебных, так и дружелюбных, излучаемых окружающими ЭГКЛ существами, является защитным механизмом, который, естественно, наиболее эффективен в то время, когда эти существа беспомощны, ранимы и пребывают без сознания. При возвращении в сознание этот эффект, судя по всему, уменьшается, но эмпатическое отражение остается сильным. В результате все окружающие ЭГКЛ становятся до некоторой степени эмпатами, подобно Приликле, но к эмоциональному излучению друг друга ЭГКЛ глухи, так как они — всего лишь передатчики.

Быть подобным Приликле, — продолжал Конвей, — это сомнительное удовольствие. И все же в хорошей компании присутствие ЭГКЛ было бы нелишним.

– Говорит отсек управления, — послышался голос капитана Флетчера. — Я получил сведения о том виде, к которому принадлежит ваш пациент. Архив Федерации переслал их в госпиталь. Оказывается, с дувезами — так они сами себя называют — имел короткий контакт исследовательский корабль худлариан еще до создания Галактической Федерации. Тогда было собрано достаточно сведений о главном языке дувезов, чтобы составить программу компьютерного перевода. Однако контакт был осложнен серьезными психологическими проблемами среди членов экипажа. Нам советуют проявить осторожность.

– Пациент, — сообщил Приликла, — очнулся.

Конвей подошел поближе к ЭГКЛ и постарался думать о нем только хорошо и тепло. Он с облегчением отметил, что биодатчики и мониторы показывают, что пациент еще слаб, но состояние его стабильно. Раненое легкое работало вполне удовлетворительно, повязки на двух пришитых конечностях держались хорошо. Швы на двигательной мышце были наложены по высшему разряду — только так их и могли наложить настоящие ювелиры своего дела, Торннастор и Эдальнет. На том месте, где была проломлена раковина, блестели аккуратные ряды скобок. Конечно, после такой мощной операции ЭГКЛ не мог не ощущать боли. И все же боль была не главным чувством, которое он излучал, а страха или враждебности он не излучал вовсе.

Два из трех сохранившихся глаз дувеза развернулись к медикам, а третьим он уставился в иллюминатор, за которым драгоценным камешком на фоне межзвездной черноты мерцал и переливался космический госпиталь, от которого «Ргабвар» успел отлететь уже на восемь километров. Всех присутствующих обдало волной любопытства и изумления. Люди ахнули, кельгианка взволнованно зашевелила шерстью.