Вооруженное восстание животных

И этого бедолагу, по сравнению с которым Прометей был счастливцем, похоже и не думали лечить никакими там антипаразитарными препаратами. Однако в нем, судя по кислородной маске и куче капельниц, поддерживали жизнь. Но, судя по тьме тьмущей датчиков, прилепленных и воткнутых в его тело, жизнь эту поддерживали, чтобы наблюдать за ней.

От этой сцены я стух и обмяк. А тут мне для полноты программы показали бокс с еще одним пациентом. Внутри него тоже жили червяги. Так уютненько жили, что это, наверное, можно было бы и симбиозом обозвать.

Этот подопытный даже не лежал, а ходил. Ходил все время. В углу была поилка, из которой он беспрерывно пил. Ультразвуковой и прочие сканеры вели беспрерывный мониторинг его организма. Результаты сканирования интегративно выдавались на большой компьютерный экран, располагающийся уже в коридоре.

На этом экране было представлено трехмерное послойное изображение человека, а также несколько сечений. В его организме развились какие-то новые органы, вероятно из человеческих клеток, но уже обслуживающие личинок. Те вели себя довольно аккуратно, не выедали печень и мозг, но занимали и использовали примерно треть тела…

Подопытный человек был мне знаком. Коля Брундасов.

Теперь я понял, зачем нужна тележка с захватами на все конечности. Чтобы я не бросился бежать, куда глаза глядят с протяжным воем.

Поскольку я остался на своей каталке, то приметил, что есть наблюдатели и с другой стороны бокса, где проходил другой коридор. Наблюдатели относились к какой-то важной делегации. Люди в военных мундирах, кажется,  или пакистанских. Они тоже интересовались червягами и Гиреев от них ничего не скрывал.

Этих представителей говенного южного режима, скорее всего, тоже устраивал естественный ход вещей, и то, как червяги «волей аллаха» расправляются с неверными.

А потом эта делегация проследовала дальше и появилась другая: сплошняком наша. Здесь был "глашатай свободы", директор всяких институтов "проблем  переходного периода",  парламентский деятель по фамилии Феноменский, и его друг известный банкир Дубинский, и его как будто бы враг, леворадикальный политик Урканов.

Я оглянулся, собираясь спросить у генерального директора, не Дубинский ли выделил тот мощный кредит, который позволил подняться «Жизненной Силе» – но Гиреева поблизости уже не было. Рядом со мной находился только санитар мощного телосложения.

Ну да, Гиреев же говорил, что ему пора на совещание. А я даже забыл спросить, когда меня отсюда выпустят. Хотя ответ Гиреева можно предугадать. Он бы сказал: «А зачем вам куда-то торопится? Наша «Жизненная сила» – это островок безопасности в нынешнем таком неспокойном мире».

Кресло-каталка проехала по путепроводу в другой корпус, отчего мне несколько полегчало. Я въехал в помещение весьма приличного вида, напоминающий номер в четырехзвездочном отеле. Экспериментальное назначение номера лишь угадывалось.

Диван, бездонные кресла, журнальный столик, стереоскопический телек, абажур, занавески, кровать почти что цивильная – правда с какой-то аппаратурой у изголовья.

Санитар отошел в сторону, уселся в кресло и стал читать журнал. Освобождать от захватов он меня не собирался.

Звякнула, распахиваясь дверь, и вошла медсестра. Весьма располагающего вида дамочка в легком халате, под которым ничего кроме трусиков и лифчика. Начала она с укольчика в вену. От которого мое сердцебиение сразу унялось. Легко стало на сердце, в голове пусто. Я немножко понимаю во всякой дури. Это был не транквилизатор или не только транквилизатор. А скорее какой-то опиат, может быть морфий.

После этого захваты перестал держать мои руки-ноги. Я мог гулять по комнате. Впрочем я гулял недолго, а лег и заснул. Последнее, что я почувствовал – это умелые длинные пальцы медсестры на своем пульсе.

Во сне мне было неодиноко.

Я видел мир, не имеющий горизонта, он был похож на пену, какое-то бесконечное множество пузырей, больших и крохотных, в совершенно непонятном масштабе. Где в пузыре звезда сидит, а где букашка мелкая. И тем не менее, этот мир немного напоминал человеческие легкие, он даже трепетал и вибрировал.

Высь требовала от НАС не поклонения, а преданности. Высь требовала от нас единства и взаимомыслия, но она же требовала от нас исполнения своей отдельной судьбы – во имя всех. Даже если эта было жертвой. Высь давала судьбу как тяжелое задание. Но кристалл владычества был наградой для каждого, для всех, кто не предал. Его образ светился в голове каждого из нас. Впереди нас ждало владычество над косным веществом, над смертью.

У нас были мудрецы, толкователи речений Выси. У нас были вожди, военоначальники, указывающие пути, у нас были толковые снабженцы, находящие пропитание и кров, у нас были плодоносящие жены. И среди них несравненные святые матери.

Высь ставила общую задачу, а затем она дробилась на множество частных велений, исполнение которых было беспрекословным.

Мы не мыслили, мы чувствовали, мы сопоставляли свои впечатления и ощущения с велениями Выси.

Высь давала нам волю, с помощью которой мы управляли своей жизненной силой.

Но наши впечатления могли повлиять на решения Выси.

Мы должны были, опираясь на теплую-влажную планету отправиться вдаль, но Высь еще не решила, как поступить с ее обитателями.

Они, конечно, уже потеряли для нас свою ценность, мы узнали их слишком хорошо, мы взяли от них все, что было нужно. И у многих наших было впечатление, что надо пожрать всех теплых-влажных без исключения. Это казалось не только приятным, но и правильным.

Еда – друг. Нееда – враг. Так выражал свое впечатление вождь по имени Длинный Шип.

Но у некоторых наших складывалось впечатление, что теплые-влажные до конца не познаны нами, что многие их пульсы до сих пор сокрыты. И что не надо торопиться со всепожранием. Так изрекал вождь другой партии – Дальноплаватель…

В этом сне я ощущал не только радость и энтузиазм паразита, но и чувствовал себя дрожащей добычей, конвульсирующим теплым-влажным, которого пожирает изнутри паразит.

Когда я проснулся, сердечная моя мышца трепыхалась так же как и во время экскурсии по медицинским боксам, а в груди словно образовалась тоскливая ноющая дыра.

Я находился в своем отельном номере, но меня плотно окружало трое стокилограммовых санитаров. Мне едва дали сходить на горшок и сполоснуть морду.

А затем опять приковали к каталке и через пять минут я оказался в помещении, где находился компьютерный томограф, кажется иного типа, чем тот, предыдущий.

В любом случае открылась его труба, раздалось шипение электромотора и меня протащило через кольцевые импульсники.

А затем меня завезли в процедурную, где пожилая строгая сестра перевернула меня с помощью санитаров на живот, сделала укол какого-то анестетика, и следом с помощью чуть ли не отбойного молотка засадила довольно толстую иглу мне в крестец. Послышался хруст, очень гадостный.

Минут через двадцать в мой крестец возвратились чувства, заодно появилась и легкая, но тягучая боль.

В процедурную как на крыльях влетел несколько взволнованный Гиреев.

– Неучтожимый доктор Файнберг начал, а мы процедуру закончили. Могу вас обрадовать. Внутри вас находится некая очень странная структура. Возможно, это личинка нового типа, скажем, D, мутировавшая из прежних. Первичный ДНК-анализ уже показал ранее не обнаруживаемые последовательности генов. И нам очень интересно, насколько тип D конкурентен прежним типам. Если вы б знали, Саша, как это важно для биологии.

Если бы я мог закачаться, то меня бы закачало. Важно для какой-то там биологии. Личинка типа D! После того, что я видел все эти кошмарные чудеса, устроенные личинками типа B и С.

Я оказался в непостыдном полуобмороке, в этом состоянии меня и провезли в соседнюю кабинет.

Там доктор стал объяснять, указывая стрелочками на здоровенном плоском экране, где и как внедрилась в меня чужеродная структура – по данным томографии и биопсии.