Страница 8 из 86
— Психопат! — соседка, тряся низкими ягодицами, с повизгиванием побежала в свою комнату — как бородавочник от льва. Невинная жертва, полная предсмертного ужаса. Как он сразу догадался — она бежала звонить в скорую психиатрическую помощь.
— Не делай этого, Зина! Хочешь пойдем куда-нибудь вместе? Только мы вдвоем. Будем танго танцевать. — От одного такого предложения его затошнило, но и этого соседке было мало.
Он не имел никакого права лишать ее высшего наслаждения — сцены расправы над ненавистным мужчиной… Он знал, что скрытые хватательные движения сейчас пронизывают Зинину мускулатуру, вызывая какую-то сладость в нижней части ее крепкого тела, если точнее в тазу, а рефлекс хищника заставляет выделяться слюну.
И тем не менее он потерял еще несколько драгоценных минут в мольбах и стенаниях возле ее беспощадно закрытой двери. А вот медработники сегодня оказались быстрыми как летучие обезьяны.
«Скорая» влетела в тот момент, когда Шрагин метался в поисках новой рубашки. А сквозь рукав старой выплывало красное пятно.
— Все ясно, значит еще хотел танго танцевать, — сказал доктор, более похожий на уголовного авторитета благодаря щетине и облаку перегара.
— Что вам ясно? Я…
Рука санитара предупредительно легла Шрагину на загривок — широкая и твердая как лопата, она заставила присесть. Виртуальный Сережа мгновенно раскидал санитаров как котят, и уложил доктора на пол ударом пудового кулака. Но в реальности он лишь попробовал уйти из-под властной руки санитара — как бы не так, она не только придавливала его, но и словно примагничивала. На чугунной ладони медработника он мельком заметил наколку — парашютик и два буквы, похоже что инициалы. Где-то он такую уже видел, давно это было…
— Нам ясно все. Не такой ты уж сложный. — сказал доктор и вонзил шприц в непораненное предплечье…
— У меня программа зависла, будильная, значит и обеденная не загрузится, кура вовремя не разморозится. Можно мне в комнату? — сказал Шрагин в надежде неизвестно на что. Не сбежать ведь ему через окно, по карнизу.
— У нас пообедаешь. Мы тебе другую куру дадим, резиновую. И танго танцевать научим. Так что поехали, чмур.
— Так еще ж переодеться надо.
— Ладно, иди, одень свой лапсердак, — согласился белохалатник.
Мгновенно из темного угла возникла Зинаида.
— Товарищи, я помогу Сереже собраться. Он ведь такой беспомощный. Дигитальный такой.
Все ясно, его уволокут, а она останется у него в комнате хозяйничать. Не выйдет.
— Все, я передумал, — сказал Шрагин, подворачивая закрашенный кровью рукав. — Я — уже готов.
И хотя он все-таки дал отпор Зинке, внутри него лопнула какая-то струна. Шрагин понял, что проиграл. Проиграл давно, когда программа его жизни, пройдя неверный оператор, попала в петлю, из которой нет выхода. Если бы он не ушел из команды создателей нового революционного языка, сейчас бы его славили и рисовали яркими красками на страницах толстых солидных журналов, но он ушел. Единственный его бесспорный талант — выбрать неверное направление.
На полминуты ему сделалось дурно — наверное, тот укол подействовал. Затмение какое-то, в сумерках все вокруг стало текучим, показалось даже, что Зинаида омывает его как волна, пытается накрыть с головой, плещет в глаза, в рот. Но со странным звуком «сам-по» волна схлынула и мир принял прежние очертания и освещенность.
— А что, поехали, товарищи.
От этих слов он стал уютным привычным психом, отчего доктор с санитарами сразу заулыбались и перестали угнетать. Шрагин привольно разлегся на носилках в задней части автомобиля, на передних местах расположились медработники. Через открытое оконцо, соединявшее кабину с отделением для психов, лилась как будто песня вперемешку с полубезумным бормотанием ди-джея. «Если вы считаете это музыкой, то вы горько заблуждаетесь. Слова же в лучшем случае высосаны из пальца…»
— Ну, хорошо, почему меня везут в психушку, а не его? — безадресно спросил псих, думая о ди-джее.
— Потому что у него нет соседей, — охотно отозвался доктор. — А куда мы так мчимся, психиатрия?
— В Бехтерева, родимый.
В Бехтерева — это класс, там покойно, там все передовое. Он был там три года назад и ему понравилось. Это вам не Скворцова-Степанова, где в палате по двадцать психов, набитых всяким калом по самую макушку, где в сортир надо в калошах ходить, чтобы не утонуть, где целую ночь яркий свет глаза выедает. В Бехтерева же разговоры с культурными людьми за Фрейда, Эдипа и его маму. Там всем желающим раздают мольберты и холсты, рисуй свой психоз на здоровье, только краски не ешь…
Интересно, может ли Зина проникнуть в его комнату при нынешней системе опознания? Наверное, может — если потихоньку снимет отпечатки его пальцев и перенесет папиллярный рисунок на пластик. Если проникнет, то подкинет ему ворованные шмотки или листовки с призывами к межнациональной розни — шикарная месть. Что-то утром в комнате было не так, только без очков он рассмотреть не смог. Что-то не так… Вечно это ощущение чего-то упущенного и не понятого. Ну, почему он не алкоголик? Почему не лежит firewall из огненной воды между ним и нецифровым миром, в котором он бессилен?
Бархатистый женский голос долго выводил на стереоволнах песню, состоящую из трех слов, а потом рассказывал об фьючерсных сделках, из чего Сережа едва ли понял три слова, потом пошли новости — в основном про расцвет преступности, международной, организованной, отважной, разнообразной и интеллектуально развитой. Про то, как сетевой вирус присвоил себе все электронные деньги в маленькой, но богатой стране, и как в большой, но бедной стране России нашли труп финансиста и олигарха Шермана, похоже, погибшего под колесами большегрузного автомобиля неподалку от морского порта, на улице Курляндской. Стоп! Это что, Андрея Арьевича убило? Задавило каким-то сраным грузовиком? Главу холдинга, в котором где-то далеко внизу работает он сам….
— Эй, стойте, о чем это они!
— Это же радио, а не магнитофон, радио стоять не может. — укоризненно заметил санитар. — А вот уже и подъезжаем. В больнице все узнаешь, там тоже радио есть и даже голубой экран.