Страница 50 из 60
— Ты весь дом перебудила, — хмуро констатировал Илья, приняв более удобную позу.
— Извини, — икая, произнесла она, — ты ушибся?
— Практически нет. Перебирайся ко мне, тут одному одиноко.
Женька с тяжким стоном возвела очи к потолку, но со стола слезла и пристроилась под боком страдальца, закинув ноги на диван.
— Что, мы теперь только ползком будем передвигаться? — хмыкнул Илья.
— Наверное, стоит попробовать какой-то иной способ, но лично у меня нет сил.
— Ладно, я все-таки схожу за водой.
Он поцеловал ее за ухом, призадумался, поцеловал в губы и, нескоро оторвавшись, растерянно огляделся.
— Ты хотел за водой идти, — напомнила Женька.
— А, ну да. Пойдем-ка вместе, малыш. Покряхтывая, Илья встал и решительно подцепил ее за руки.
— Ну зачем? — слабо воспротивилась она. — Я тут подожду.
— Мне просто нравится тебя обнимать, — пояснил он серьезным тоном, — несмотря на то, что ты такая костлявая.
— Я не костлявая!
— Ну худая.
— И не худая! Я очень стройная девушка! — она кокетливо скосила глаза и повела плечом.
Тихонько дурачась, они добрались до кухни и долго не могли вспомнить, зачем, собственно, сюда пожаловали.
Глава 17
— Выглядишь зашибись, — шепнула Маринка за завтраком.
Женя в смущенной радости хрюкнула в чашку.
— А Илюша уже уехал? — поинтересовалась Ольга Викторовна.
И все разом уставились на Женьку. Даже жевать перестали. Она закашлялась так, что слезы выступили на глазах. Данька принялся хлопать ее по спине, бабушка протянула стакан воды, а остальные так и смотрели с ожиданием.
— Илье с работы позвонили, — выговорила, наконец, Женя, не зная, куда деваться от этих взглядов, — у него завтра какой-то важный процесс, насколько я поняла.
— У него каждый раз важный процесс, — горделиво заметила Ольга Викторовна.
— Значит, ты сегодня свободна? — как ни в чем не бывало осведомилась Маринка.
Женя снова поперхнулась.
Стало быть, всем теперь ясно, что ее свобода зависит только от наличия у Кочеткова Ильи Михалыча важных процессов.
— Так что, поедешь со мной в город? — допытывалась Маринка. — Я вчера в инете откопала офигительный фитнесс-центр, недалеко и недорого.
— Ну наконец-то, — радостно выдохнула Ирина Федоровна, — давно надо было заняться спортом! Я всегда говорю, что в здоровом теле — здоровый дух…
Дед перебил ее самым бессовестным образом:
— На самом деле — одно из двух!
— Ты бы, старый, поостерегся, — прищурилась его супруга, постукивая по столу ножичком, — жуешь свои котлеты, и жуй! Тебе уже никакой фитнесс не поможет, а девочкам надо о здоровье думать!
Виктор Прокопьевич послушно заработал челюстями. Из-под стола вылезла Гера, ужасно заинтересованная упоминанием о котлетах, и поставила лапы на Женькины коленки, с надеждой заглянув ей в лицо.
— Не балуй ее, — предупредительно погрозила пальцем бабушка.
Гера оскорбленно тявкнула и перешла к Даньке, который незамедлительно сунул ей под нос тарелку с овсянкой. Гера принюхалась, кашей не прельстилась и, обиженная на весь свет, удалилась на кухню. Вероятно, поближе к холодильнику.
— Жень, так чего? Поедем? — пихнула ее в бок Маринка.
— Конечно, поезжайте, — решительно поддержала ее Ольга Викторовна, — бабушка права, давно пора заняться спортом!
— Я всегда права, — величественно кивнула бабушка. Женька сосредоточенно пыталась сложить из салфетки самолетик.
— Мне надо с вами поговорить, — сообщила она, обводя тяжелым взглядом собравшихся.
Сделалась пауза.
— Говори, — разрешила, наконец, Ирина Федоровна.
— Я хочу вам сказать кое-что, — повторила Женя. Это была такая беспардонная ложь, что ей стало противно. Ничего говорить не хотелось. Не хотелось, а надо!
Есть такое слово «надо», и она его ненавидит.
— Жень, — потрясла ее за плечо Маринка, — ну, говори, чего ты…
— Спасибо, — выпалила Женька.
— Пожалуйста, — кивнула бабушка, пытливо разглядывая ее напряженное, бледное лицо, — а за что?
— Спасибо вам за все, все, все, — пробормотала она в ответ.
Ей было стыдно. Разве можно уместить в слова благодарность этим людям, ставшим ей родными?!
Может быть, в самом деле, не стоило даже начинать этот разговор? Надо — не надо, какая разница, если вслух невозможно произнести то, что звучит в сердце.
— Идите-ка лучше собирайтесь, — неестественно бодрым голосом произнесла Ольга Викторовна, — вам еще такси надо вызвать, а до нашей Тутоновки они скоро не доедут.
— Да Женька сама за руль сядет, — отмахнулась Марина, — сядешь, Жень? Нога-то у тебя как?
Дед прокряхтел, что об этом надо было поинтересоваться в первую очередь, а не предлагать больной девице занятия в спортивном клубе.
— Это не спортивный клуб, — быстро возразила Марина, — а фитнесс-центр, там всякие тренажеры имеются, так что ногу Женька может и не напрягать. Но опухоль-то у тебя уже спала, правда?
Она обернулась к Жене.
Та кивнула.
Самое время сказать о главном. Самый подходящий момент признаться, что ни в какой фитнесс-центр она не поедет, ни на такси, ни самостоятельно.
Нога-то, действительно, уже не болела.
Да и не в ноге дело, если уж совсем начистоту.
«Ну скажи им, скажи! Довольно нерешительности и малодушия! Открывай рот и начинай прощаться!»
— Ну вот, — между тем тараторила Марина, — значит, поедем на твоей машине. Если ты устанешь, я поведу. Права у меня есть…
— Даже не думай, — перебила бабушка, — вспомни, как в последний раз ты поехала в Москву по той дороге, что ведет в Питер.
— Ну и что? Я же потом сообразила!
— Ага, через сотню километров, когда тебя гаишники остановили за превышение, а ты им рассказала, что перепутала часы со спидометром!
Дед прыснул, Ольга Викторовна жалостливо погладила дочь по голове, а та обиженно заявила:
— Жень, не слушай их! Я не всегда так езжу!
Женька больными глазами оглядела семейство, тотчас настороженно притихшее.
— Ты не говори пока ничего, — пробормотала Ольга Викторовна несмело, — мы потом все обсудим.
— Нет, — решительно сказала Женя, — сейчас.
— Это касается только вас двоих, — буркнула бабушка, раньше всех догадавшаяся, что речь пойдет об Илье.
Женька благодарно улыбнулась ей.
— Я вас так люблю, — вырвалось у нее неожиданно.
— Мы тебя тоже, девочка, — просто ответила Ирина Федоровна.
— Я должна уехать. Сегодня.
Ну вот, она произнесла это. Мир не обрушился, сердце не остановилось, жизнь продолжается.
— Кому ты это должна? — поинтересовалась небрежно бабушка.
— Да что за ерунда! — нахохлилась Марина.
— Подождите! Дайте мне сказать, — умоляющим голосом перебила Женька, — я должна это сказать! Мне надо уезжать, понимаете? Я вас очень люблю, всех, но у меня работа, комната без присмотра осталась, соседи, наверное, с ног сбились…
Ольга Викторовна машинально допила чай из бабушкиной кружки.
— Детка, давай ты забудешь эту ерунду, — откашлявшись, строго сказала она.
— Нет, — помотала головой Женька, — это не ерунда. Я не могу оставаться у вас больше…
— Да почему? — с досадой воскликнула Марина. Соврать было бы очень просто. Придумать кучу правдоподобных аргументов, с сожалением пожать плечами, перецеловать всех, стиснуть в объятиях каждого по очереди, а потом вместе — в куче малой, — и выехать за оранжевые ворота, пообещав навещать в выходные и в праздники.
— Мне нужно, — только и сказала Женька. Бодрый тон не удавался. Вранья они не заслужили.
А говорить правду было слишком тяжело.
Даже мысленно Женя не произносила этого.
— А как же Илья? — пробормотала растерянно Маринка.
Бабушка бросила на нее негодующий взгляд, Ольга Викторовна заполошенно придвинула к Женьке тарелку с бутербродами и очень настойчиво потребовала, чтобы «детка» немедленно подкрепилась. Дед снисходительно и печально улыбнулся Маринке, единственной, которая еще толком ничего не поняла.