В поисках любви

Он стоит у порога, разглядывая мою неловкость. И от его взгляда мне хочется прикрыться, потому что сейчас я кажусь себе абсолютно голой.

Расстегиваю молнию и вешаю курточку на спинку кресла.

— Присаживайтесь, Оксана. Постарайтесь расслабиться, иначе у меня тут перегорят все лампы.

Оглядываюсь по сторонам. Ни одного источника света кроме окна и лампы, с красивым абажуром, на столе.

Так какого черта этот ублюдок издевается надо мной?!

— Не думаю, что разговор получится…

Его странные фокусы действуют. Не успеваю взять куртку, как одной лишь фразой он усаживает меня в кресло.

— Вас мучают вопросы. И сны.

Смотрю на него в испуге. Не могу заставить себя поверить в волшебство. Ищу подвох.

Над столом висит картина. Страшная и кровавая, словно ее рисовал сам сатана. Множество крюков разрывают на части живого человека. Они глубоко входят в плоть, разбрызгивая кровь, и тело от этого, в буквальном смысле, расходится по швам. Бедняга кричит от невыносимой муки, но невидимый палач не останавливается. Тянет за крюки все сильней…

Волшебник усаживается за стол напротив меня. Видит мою заинтересованность картиной и кивает.

— С этой картины и начинаются все разговоры в моем кабинете.

Смотрю на него в недоумении.

— О, Оксана, простите. Что вы видите на этом полотне?

— Уродство.

Других слов у меня нету.

Снисходительно улыбается мне, как улыбаются умственно отсталым людям, собирающим детский паззл.

— Хорошо. А что изображено на самой картине?

— Казнь.

— А еще?

— Крюки.

— Вот, — складывает руки на столе. — Вы тоже увидели крюки, Оксана. А это значит, что вам нужна моя помощь.

— Я не понимаю.

— Я объясню. Когда ко мне обратилась Александра, на первом же сеансе, она, так же как и вы, назвала эту картину уродством. Хотя…она выразилась немного красочнее, — смеется, — такая уж она прямолинейная девочка. Но дело не в этом — к концу наших с ней сеансов, ей стало понятно, что на картине… она сама. Такая, какой была, и какой больше никогда не станет. Она поняла, от чего бежала. Что мучило ее и не давало жить все эти годы. Увидела, наконец, свою болезнь. А когда знаешь о причинах, всегда проще излечиться и избежать повторного заражения.

Рассматриваю ужасное полотно. Но не вижу ничего, кроме жестокости и крови. Неужели Сашка прошла через это? Моя Алька, у которой все серьезные разговоры сводятся к единственному — «Пойду покурю»?..

— Простите, но я…все равно не понимаю вас. Что на этой картине?

— Сейчас на ней вы. Человек, которого мучают вопросы, — берет со стола листок бумаги и ручку. Чиркает что-то и протягивает мне. — Что вы видите?

— Вопросительный знак.

— Или крюк?

Присматриваюсь внимательней.

— Нет, нет…это знак вопроса. Будем играть в ребусы?

— Немного. Но вы видите сходство вопросительного знака с крюками на картине?

— То есть, вы хотите сказать, что…всё, я поняла, к чему вы клоните.

Довольно улыбается.

— Расскажите мне. Что вы поняли?

Вздыхаю.

— Казнь на картине всего лишь образ. На самом деле нужно смотреть глубже, — поднимаю взгляд к кровавому полотну. — Но вы уверены, что художник имел в виду именно это? Может быть, он рисовал…просто кровь?

— Уверен. Потому что автор этой картины — я.

Вздрагиваю от неожиданного признания.

— Вы?

— Именно так. Вам не нравится?

Нет! Мне не нравится! Но…

— Слишком…кроваво.

Оборачивается к картине.

— Вы так считаете? А сколько крови пролили вы, прежде чем прийти сюда?

Разговор начинает меня пугать. Но думаю, он необходим, как посвящение. А значит, я должна быть искренна.

— Достаточно много. Вы сможете мне помочь?

Задумывается. Пожимает худыми плечами.

— Трудно сказать. Мне нужно познакомиться с вашей проблемой поближе. А пока я знаю только то, что вы пришли сюда. И вижу, что вам нужна моя помощь. Вы заблудились, и сейчас очень далеко от тех мест, где хотели бы быть. Я отведу вас туда, но…многое будет зависеть и от вас, Оксана.

Он прав. Во всем. Не знаю, как ему это удается, и какие еще карты он прячет в рукавах, но я готова пойти с ним. Взять его за руку. Как любовника, как отца, как…волшебника.

— Мне снятся сны. Кошмары, в которых меня истязает человек с белым лицом. Он приводит меня в странное место, но я не помню, как мы шли. Единственное, что я знаю — боль, которую он причинит мне, будет изысканной. И я желаю ее, но… каждый раз, что-то идет не так. И в человеке просыпается зверь, требующий крови, — смотрю в прозрачные глаза. — Он хочет убить меня. И тогда я просыпаюсь. Но все равно чувствую его рядом. А иногда, даже слышу, как он ходит за стеной, на кухне. Но, наверное, это просто скрипят старые половицы, — прячу дрожащие руки между коленей. — А как вы узнали, что меня мучают кошмары?

— Ну, я ведь волшебник и это мое призвание. А вообще-то, все довольно просто. Когда мы спим, наш мозг продолжает работать, и все вопросы, мучающие нас в реальной жизни, перетекают во сны, обрастая яркими образами и фантастическими видениями. Поэтому издревле люди и толковали сны, исходя из проблем и радостей реальной жизни. Не исключено, что сегодня, из-за того, что вы так меня боялись, я вам и приснюсь.

— Уже не боюсь.

Мне стыдно за то, как я вела себя и за то, что сравнивала этого доброго человека со злобным тираном, поработившим город. Думаю о том, что сейчас мои щеки похожи на помидоры. Улыбаюсь.

— Улыбаетесь? — проводит глазами по моим губам. — Вот и славно. Я рад, что мы настроились на позитивную волну. Это не значит, что дальше будет проще, но…по крайней мере, вы больше не будете меня бояться.

Хочу задать вопрос о цене его помощи. Но заставляю себя промолчать. И только тьма, спрятавшаяся от дневного света в глубинах моей души, шипит о том, чтобы я спросила, как ему больше по вкусу — когда девчонки глотают, или размазывают по лицу?

Отгоняю черные мысли прочь. Мне верится, что я единственная, с кем он этого не сделает. Поможет лишь потому, что я принцесса, а он добрый маг. Ведь так всегда бывает в сказках. А здесь и сейчас я вижу именно ее. И не хочу думать о плохом.

— К сожалению, вынужден проводить вас, — он снова оголяет запястье. — Скоро у меня прием. Давайте договоримся вот как — записывайте все, что покажется вам интересным. Сны, поступки, мечты, походы в магазин… Ведите за собой негласное наблюдение, если можно так выразиться. Эти записи очень помогут нам в дальнейшем…

Встает из-за стола.

— Вы говорите о дневнике?

Поднимаюсь с кресла, накидывая куртку. Жаль, что этот разговор закончился так быстро. Мне бы хотелось послушать еще.

— Вижу, вам это знакомо.

— Да. С самого детства. Когда подросла, конечно, забросила, но приехав в этот город, снова начала. Как только стали сниться кошмары. Потому что всего, я не могу рассказать даже Альке.

— Александре?

Он останавливается у двери, поглаживая ее витую ручку.

— Да, да, я так зову ее. Вообще-то Аль, но иногда…простите, вам это неинтересно…

— О, отнюдь. Сейчас, когда мы нашли общий язык, мне интересно все о вас.

— Правда?

Улыбается. Так, как улыбался когда-то отец. Я тогда была еще совсем маленькой и не знала, что он бьет маму. Он возвращался с работы домой, ужинал, и, усаживая меня на колени, рассказывал сказки. А я постоянно перебивала его в самых интересных местах — это правда, пап? И он улыбался мне так же, как сейчас этот милый человек. И отвечал…

— Правда, принцесса…

Сердце ухает в низ живота. Этого не может быть! Чувствую, как от дрожи подгибаются колени.

— Что…как вы меня назвали?

— Мм? — приоткрывает дверь. — Я вас никак не называл, Оксана. Вам показалось.

Облизываю пересохшие губы, шершавые и горькие на вкус, словно дерево, покрытое олифой.

Помада, черт!..

— Что вам послышалось, Оксана?

Касаюсь пальцами виска.

Что это было? Память?.. Или магия? А может простая ловкость рук?