Изнанка свободы

— Утерянный артефакт, — задумчиво говорит он, рассматривая ошейник. — Знаешь, де Бриен ведь гений. Такие рождаются раз в тысячелетие.

— А Элвин говорил — обычный колдун.

— Элвин самонадеян. И плохо учил историю магии. Де Бриен — великий маг. К сожалению, при этом он безжалостный, паталогически лживый садист и психопат. Но совершенно гениальный! Говоришь, ты можешь превращаться в кошку по собственному желанию? Без приказа хозяина?

— Да.

Поначалу я испугалась, когда это произошло. Все было непривычно — звуки, запахи, тусклые цвета.

И смотреть на мир снизу. Почти от самого пола.

Но уже через час, освоившись со своим новым обликом, я вдруг ощутила восторг, причин которого сама не смогла понять. Разве можно радоваться тому, что ты из человека — венца творения, превращаешься в жалкую бессловесную скотину?

А я радовалась. Возможно потому, что знала: превратиться обратно в человека несложно. Я смогу в любой момент, стоит только захотеть.

Быть кошкой оказалось очень интересно. Я кралась по лестнице — неслышно, бесшумно. Чуткие уши и нос рассказали, что мой тюремщик пьет в своей комнате, а его жуткий брат-альбинос в своих покоях на третьем этаже. Что двое брауни на кухне гремят кастрюлями, еще один моет полы в гостиной, а остальные сидят где-то внизу, в подвале. Я вслушивалась в шорохи, ловила запахи, видела, чувствовала, знала, что происходит впереди, по сторонам и даже за спиной.

Как же бедно ощущает мир человек!

Я не признаюсь в этом ни Элвину, ни его брату, но мне понравилось быть кошкой.

Еще бы как-то справиться с унизительным, позорным желанием приласкаться к хозяину. Должно быть, это действие ошейника, а может кошкам просто нужна ласка, но я скорее умру, чем пойду выпрашивать ее у того, кто похитил меня из дома и превратил в служанку!

— Можно я посмотрю?

— Конечно.

Хочется расцеловать его за один этот вопрос. Джанис первый за очень долгое время, кто спросил разрешения прежде, чем сделать со мной что-то.

Он подвигается ближе, кладет руки на полоску кожи и сопит, прикрыв глаза. Странно, но руки у него совсем не горячие, как у брата. Обычные, человеческие. Я сижу тихо-тихо, почти не дыша, из страха помешать.

— Потрясающе! И так изящно!

— Это можно снять?

— Я мог бы, скорее всего, — задумчиво говорит Джанис. И смотрит на меня теплыми карими глазами. Будто прикидывает что-то про себя. — Нет замка, который невозможно взломать.

— Пожалуйста! — я сама удивляюсь страсти, звучащей в моем голосе. — Сделай это!

Он качает головой:

— Франческа, есть несколько причин, по которым мне не стоит это делать. Первая и главная — я не хочу обижать брата.

— Признайся честно: ты его боишься, — я говорю это, чтобы уязвить его, но Джанис не обижается.

— Элвин — самый сильный боевой маг из ныне живущих. Мне не зазорно опасаться дуэли с ним. Но правда в том, что я просто не хочу портить отношения.

Действительно, с чего я решила, что Джанис мне поможет? Только потому, что он был добрее двух своих братьев?

— Ну конечно, — горько отвечаю я. — Фергус так и говорил. Никто не будет с ним ссориться ради меня. Все будет так, как решит мой хозяин.

— А вот это вторая причина. С ошейником или без него, по законам фэйри ты — собственность Элвина. Понимаешь, в отличие от фэйри, люди изначально свободны. Но могут потерять свою свободу и стать вещью. Именно это произошло с тобой.

— Я не вещь!

— Мне жаль, — он берет меня за руку. — Можешь протестовать. Но умнее изменить свое отношение к ситуации.

«Изменить отношение» — это смириться? Принять, что у меня теперь есть хозяин, согласится с тем, что я — вещь? Терпеть издевательства? Сидеть целыми днями взаперти, дурея от скуки, заниматься уборкой и готовкой, как простая служанка?

Никогда!

Джанис с улыбкой выслушивает мою яростную речь и кивает:

— Тогда сделай что-нибудь. Я не единственный опытный маг в этом мире. Найди другого. Лучше искать среди людей, фэйри не любят нарушать закон. Изгнание — слишком серьезная расплата.

— Элвин запретил мне выходить из башни. Так безопаснее. Хозяин заботится обо мне.

Джанис словно не замечает неприкрытого сарказма последней фразы.

— Убеди его отменить запрет.

— Как?

Он разводит руками:

— Тебе виднее как убедить своего любовника.

— Он. Не мой. Любовник! — яростно цежу я сквозь зубы.

Оскорбительно, что все вокруг считают меня подстилкой Элвина.

— Даже так? — его глаза изумленно расширяются. Он разглядывает меня долго и пристально, как будто у меня внезапно выросли рога или что похуже. — А может как раз в этом и проблема? Ох, прости, прости. Садись, ну чего ты вскочила? Это всего лишь шутка. Кажется, не слишком удачная.

— Лучше посоветуй, что мне делать, — бурчу я, снова опускаясь в кресло.

— В каждой шутке есть доля шутки, — я снова завожусь, и он вскидывает руки. — Подожди, не кипятись. Я хочу сказать: с Элвином совсем не сложно иметь дело. Просто не надо с ним сражаться.

— Я с ним сражаюсь?

— Ну не я же. Ты пытаешься отомстить. Задеть. Унизить. Сделать больно, — он качает головой. — Это глупо, Франческа. Элвин любит конфликты, он азартен и упрям. А ты не в том положении, чтобы добиваться желаемого силой. Или тебе нравится, когда он ставит тебя на место.

— Глупость какая! — беспомощно говорю я. — Я с ним даже не заговариваю первой.

— В том-то и проблема. Будь чуть приветливее. Добрее.

— Еще чего! Он на меня ошейник надел, а я буду приветливей?!

— Он так плохо с тобой обращается?

— Да!

— Как именно?

— Он меня ударил, — начинаю жаловаться я. — Три раза, по лицу. Пытался изнасиловать. Заставляет убираться в комнате, обещал выпороть розгами…

Джанис выслушивает поток жалоб с самым серьезным видом, задает уточняющие вопросы, но я не могу отделаться от обидного ощущения, что гость втайне потешается над моими бедами.

— Настоящий негодяй, — соглашается он со мной, и уголки губ подрагивают в улыбке.

Впервые в жизни я понимаю, что чувствовали жертвы моих шуток в Рино. Смотрю на него возмущенно и беспомощно:

— Прекрати!

— Что именно прекратить?

— Смеяться. Держать меня за дуру! Делать вид, что это ничего не значит!

— Прости, но это и вправду забавно. Такое чувство, что ты просто плохо представляешь, как выглядят настоящие издевательства.

— Представляю, — от намека Джаниса, что я — малолетняя идиотка, которая не видела жизни, становится горько. Он не знает, а мне и правда есть что вспомнить.

— К слову: ты же понимаешь, что те оплеухи спасли тебе рассудок, а может и жизнь?

Его слова не новость для меня. Уже думала об этом.

— Он мог бы разбудить меня мягче.

— Не мог, — Джанис становится неожиданно серьезным. — Чудо, что хоть так получилось. Ты не знаешь, но достаточно часа с бронзовой Варой, чтобы человек превратился в растение. Думаю, дело в ошейнике — тот тебя держал.

От его слов мороз дерет по коже, но я не показываю виду.

— Может мне еще «спасибо» сказать?

— Не помешало бы.

Я давлю мимолетную мысль, что Джанис прав и у каждой медали больше, чем одна сторона. И снова разжигаю в себе обиду. Элвин мог бы хотя бы извиниться, если так необходимо было меня бить. Извиниться и все объяснить. А не издеваться.

— Ни за что!

Я не буду благодарна своему тюремщику за то, что он ударил меня только три раза, а не тридцать. Я буду ненавидеть его за эти три раза.

Иначе — нельзя. Иначе слишком легко признать, что он имел право меня бить. И вправе сделать это снова. И снова. Что был вправе забрать меня из дома. Распоряжаться моей жизнью. Отдавать приказы…

Отец годами пытался воспитать во мне покорность. Чем бы я стала, не будь со мной моего молчаливого, упрямого бунта?

Подчиниться насилию… утратить себя…

Никогда!

— Я не согласна быть жертвой!

— Но ты делаешь все, чтобы ею стать. Как будто специально нарываешься. Я поражен — так испортить отношения. Зачем?