Забвению неподвластно

Дункан сильнее прижал ее к себе:

— Здешние овцеводы часто оставляют отравленную приманку для койотов. Боюсь, что Блэкджеку не повезло, и он съел одну из них. Ты же знаешь, как он относился к пище. Он всегда поедал все до последней крошки.

Хотя сказанное Дунканом выглядело вполне логичным, что-то делало это объяснение неприемлемым для Джейд.

— Вы хотите, чтобы я о нем позаботился? — спросил доктор Гонсалес у Дункана.

— Нет, — ответил он, отчаянно моргая, — я заберу его завтра. Мы похороним Блэкджека на ранчо Сиело.

Дункан потом отметил, что, слава Богу, на обратном пути домой не было встречного движения. Он вел машину почти бессознательно, раздумывая над смертью Блэкджека и реакцией на нее Джейд. Она свернулась калачиком на переднем сиденье, настолько измотанная, что он не мог думать ни о чем другом, кроме ее боли. В последнее время ей частенько не хотелось есть, да и выглядела она бледной. А тут еще это.

Потеря Блэкджека была тяжелой и для него, но он уже похоронил немало любимых собак. Для нее же ньюфаундленд был первым домашним животным, и по выражению ее глаз он понял, что вряд ли у нее хватит мужества завести нового пса.

— Это сильный удар, а? — спросил он.

— Господи! Это так несправедливо! Блэкджек выглядел грозным, но это была одна видимость. Кому потребовалось его травить?

— Не думай об этом, милая. Это был несчастный случай.

— Я хотела бы тебе поверить, но…

— Но что?

— Сколько весит койот? Фунтов сорок или меньше. А Блэкджек весил почти двести фунтов. Если бы он съел приманку для койота, он мог бы заболеть; но я не верю, чтобы он от нее умер.

Тревога Дункана за Джейд еще более усилилась. Всегда трудно принимать ничем не обоснованную, случайную смерть. Но, черт побери, так обычно и происходит! Секундная невнимательность, неправильно поставленная нога, не за то ухватившаяся рука — и рок приоткрывает дверь, через которую приходит старуха с косой.

— Ты должна успокоиться, — сказал он. — Блэкджек погиб, и его не вернуть, даже если начать кого-то обвинять в его смерти. Он не первая собака, отравившаяся приманкой для койотов, и — увы — не последняя.

— Как ты можешь быть таким бесчувственным? Или тебе все равно? — Она повернула к нему залитое слезами лицо. И он впервые за последние месяцы увидел в ее глазах отчаяние. И еще хуже: страх.

— Потеря Блэкджека напомнила тебе о родителях?

— После их смерти я поставила себе цель — никогда не принимать больше что-то или кого-то близко к сердцу. И это у меня получалось… До того, как я встретила тебя.

— Ты также рассказывала мне, что была тогда живой только наполовину. И это накладывало отпечаток на все, что ты делала, включая твой литературный труд.

Он взял ее за руку.

— Сейчас ты живешь полной жизнью, моя любимая. А это означает, что ты стала уязвимой. Но горе пройдет. Я обещаю тебе. Скоро ты сможешь без слез вспоминать, какую хорошую жизнь прожил Блэкджек и как он тебя любил.

К немалому его облегчению, Джейд повернулась на сиденье и прижалась к нему. Остаток пути они проехали молча, ощущая свою взаимную любовь через это прикосновение. Когда они достигли ранчо Сиело, Дункану пришлось маскировать собственную боль оттого, что он никогда больше не увидит радующегося их приезду и скачущего вокруг машины Блэкджека…

Они направились к дому. Шаги Джейд все еще были нетверды. Дункан услышал звонок телефона и поспешил к нему, надеясь, что несколько минут одиночества помогут Джейд прийти в себя.

Приветствие доктора Адельмана прозвучало почти что агрессивно-бодро. Затем он спросил:

— Ваша жена поблизости? У меня готовы результаты ее анализов.

— Анализов? Она ничего мне не говорила ни про какие анализы! Я думал, что вы пригласили ее к себе в прошлый раз, чтобы убедиться, что у нее нет никаких осложнений после этой злосчастной травмы.

— Я уверен, что она все вам расскажет после нашего разговора.

— Но у нее все в порядке?

— Лучше и быть не может!

Джейд как раз вошла в комнату. Она была бледна и выглядела изнуренной. Ее плечи поникли, словно на них легла печаль всего мира. Несмотря на то что сказал ему доктор, на взгляд Дункана, она была больна.

— Кто это? — спросила она безучастно.

— Доктор Адельман — тебя.

Ее лицо чуть просветлело, когда она взяла трубку.

— Я так рада вашему звонку, доктор! Надеюсь, что у вас хорошая новость. Она так мне сейчас необходима.

Она слушала. Кивала головой. Наконец начала улыбаться:

— Вы абсолютно в этом уверены?

Дункан не мог слышать, что говорит доктор Адельман, но по лицу Джейд понимал, что новость действительно хорошая.

— Я вам так благодарна! — сказала она. — Я перезвоню позже, и мы назначим встречу. А сейчас я хочу сообщить все Дункану.

Она положила трубку и повернулась к нему. Выражение ее лица изменилось настолько, что он теперь хорошо представлял, как она выглядела в юности.

— Привет, папочка!

— Папочка? — Это единственное слово поразило его как молния.

Она назвала его папочкой.

— Это значит?.. Ты?.. У нас?..

— «Да» на все три вопроса! — воскликнула она, бросаясь в его объятия.

Джейд слишком устала, чтобы работать, но была слишком возбуждена, чтобы спать. Она наблюдала за склонившимся над мольбертом Дунканом, восхищаясь его трудолюбием. В самом начале их любви он говорил ей, что ему легче выражать свои чувства на холсте, нежели словами. Джейд подумала, что он был совершенно прав. Его новая картина несла на себе отпечаток абсолютного счастья.

Они провели день, говоря о своем будущем ребенке, строя различные планы, связанные с его появлением на свет, обсуждая свои надежды и мечты. Временами они умолкали на середине фразы и смотрели друг на друга с такой радостью и обожанием, словно были единственными в мире супругами, собирающимися иметь ребенка.

Он предложил поехать в город и отметить это событие роскошным обедом в ресторане, но с готовностью согласился, когда она ответила, что предпочла бы остаться дома. Они засиделись за столом гораздо дольше обычного, а затем вместе убирали и мыли посуду. Понимая, что уснуть им обоим сейчас не удастся, Дункан предложил ей пойти в студию, где он немного поработает.

Джейд смотрела на лист, который она только что отпечатала. Эшли Карлисл, Диана Карлисл, Мелани Карлисл. Нита, Элизабет, Кэролайн, Линда. Имена выстроились в шеренгу как солдаты в строю. Прочитав их, она не смогла удержаться от счастливого смешка. Ни одного мужского имени в списке! Вот и говори о мужском шовинизме.

— Над чем смеешься? — спросил Дункан.

— Подойди и посмотри!

Он отложил палитру, подошел к столу и стал читать через ее плечо.

— Не думаю, что тебе удастся опубликовать эту твою новую вещь в «Нью-йоркере». Но на мой взгляд, это самая лучшая проза, которую я когда-либо читал! Говорил ли я тебе, как я тебя люблю?

— Пятнадцать минут назад. Но я не возражаю, если ты повторишь!

Он поцеловал ее в щеку:

— Ты сделала меня счастливейшим из мужчин! Каждый раз, когда я заглядываю тебе в глаза, я вижу в них исполнение своих желаний. Этот день я буду помнить всю оставшуюся жизнь!

— Если бы еще с нами был Блэкджек… — Она старалась не думать о ньюфаундленде весь день. Но сейчас на ее глазах выступили слезы.

— Да, он прекрасно поладил бы с ребенком.

— Поладил бы.

Джейд прильнула к груди Дункана.

— Я больше не хочу сегодня говорить о Блэкджеке, потому что это заставляет меня плакать. А я уже достаточно нарыдалась для одного дня. Мы отдадим дань его памяти завтра. Сейчас я хочу подумать о нас троих.

Он прижался губами к ее лбу:

— О нас троих… Как прекрасно это звучит! Я часто завидовал друзьям, имеющим детей. Теперь ты подаришь мне собственного наследника. Я, наверное, не увижу того будущего, откуда ты явилась, но наш малыш его увидит.

— Не говори так, дорогой, пожалуйста! Не надо сегодня о грустном.