Поединок страсти

Он отвел ее в сторону и усадил на землю. Кэйт разглядела у входа в каньон ковбоев.

— Ты ранена, — сказал Байрон.

— Я?.. — она смертельно устала.

— Должно быть, ты стукнулась головой, когда Команчо повалил тебя на землю. Черт побери! Тебе чертовски повезло.

— Что случилось?

— Львица прыгнула прямо на тебя. Команчо спас жизнь тебе, а Траубл — Команчо. К тому времени, когда я мог выстрелить, спасти собаку было уже невозможно.

У Кэйт защемило в груди.

— Его нельзя оставлять одного, — вставая с колен, сказала она.

Байрон обнял ее за талию, помогая удержаться на ногах.

— Я не сомневаюсь, что ты хочешь ему помочь, но, думаю, Команчо необходимо остаться наедине со своей бедой.

Команчо не мог бы сказать, как долго он сидел с Траублом на руках. Перебирая в уме цепочку событии, предшествующих смерти Траубла, он упрекал себя в гибели пса. Собака умерла, защищая его. Единственным утешением для Команчо было то, что Кэйт осталась жива и невредима.

Он вытер слезы отчаяния и жалости. Команчо был благодарен Байрону за то, что тот увел Кэйт, и теперь никто уже не мог увидеть его слабости. Он вырос с убеждением, что мужчина не должен плакать ни при каких обстоятельствах. Ему никогда не приходилось видеть Хэнка или Орри со слезами на глазах.

Команчо не плакал, когда ушла его мать, ни разу его подушка не была влажной после бессонных ночей, когда драки оканчивались не в его пользу. Команчо не плакал даже тогда, когда писал Кэйт то проклятое письмо.

Кэйт. Боже мой, как он смеялся над нею, когда она жалела животных!.. Команчо знал, что ему нужно поскорее отнести Траубла к дому, взять лопату и достойно похоронить друга.

Но не в силах сдвинуться с места, он по-прежнему держал пса на руках. Похоронить единственное существо, разделявшее с ним одиночество последних лет? Где найти силы сделать это?

…Печальная процессия двигалась на ранчо. Ковбои, степенно сидели в седлах, и лица у них были такие, будто они присутствовали на похоронах близкого родственника.

Оказавшись наконец дома, Кэйт быстро взбежала на крыльцо, оставив Байрона рассказывать о случившемся Хэнку, Дельте и Бобби Рэй. Ей хотелось побыть одной, поскольку нервы были напряжены до предела.

«Надо принять душ и переодеться, — подумала она, — но вряд ли это поможет избавиться от переживаний».

Ей хотелось, чтобы последние дни отца были полны счастья и радости, а вместо этого он вечно в тревоге. Она мечтала сохранить вымирающие виды животных, а вместо этого ранчо стала местом гибели для многих зверей. Людям же, работавшим на нее, невозможно было гарантировать ни нормального заработка, ни контракта даже на ближайшие шесть месяцев. Но Команчо пострадал больше всех. Кэйт пользовалась любым предлогом, чтобы заставить беднягу ревновать, забыть свою гордость. А ведь ей нужна была только его любовь. Разве она хотела мучений Команчо? Нет, нет и еще раз нет! Ах, если бы ее не было там, вместе с ним: все сложилось бы иначе, быть может, Траубл был бы сейчас жив.

Но ничего теперь уже не исправишь — отступать поздно. Да и почему надо отступать? Она часто ошибалась, но Аутбэк не ошибка. И если Богу было угодно, чтобы она взялась за это дело, она доведет его до конца! Вместе с решением пришла и решимость. Тому сукиному сыну, что ставит ей препоны на каждом шагу, никогда не удастся уничтожить Аутбэк и отобрать у нее ранчо. Часом позже, натянув старые потертые джинсы и кашемировый свитер, Кэйт спустилась в кухню. Байрон попивал свое послеобеденное пиво с такой безмятежностью, будто ничего не произошло, или все, что произошло, было как нельзя кстати.

— Хорошо, что мы спасли одного льва, — говорил он Дельте.

— Да. Только Траубла очень жалко. — Дельта была опечалена смертью пса. — А как Команчо?

— Плохо, действительно плохо, — ответила Дельте Кэйт. Байрон, взглянув на Кэйт, протянул ей баночку с пивом.

— Тебе это не помешает.

Отхлебывая из банки, она уселась на стул.

— Во всей этой суматохе, — продолжал Байрон, — у меня совершенно не было времени рассказать о своей поездке. Твоя подруга Мимс — великолепная помощница. К тому же она настоящая леди.

Если бы Кэйт не была так занята своими переживаниями, она, безусловно, заметила бы, с какой нежностью Байрон говорит о Мимс.

— Ты не возражаешь, если мы отложим рассказ о поездке на завтра? — Кэйт было не до того.

— Конечно! Завтра как раз подходящий день.

— Где отец? — спросила она Дельту.

— В своей комнате. Он просил передать, чтобы ты зашла к нему перед сном. Он хочет пожелать тебе спокойной ночи.

— Вы уже ели?

— Да, дорогая. Я оставила твой обед на плите.

— Команчо был с вами?

— Нет. Я беспокоюсь за него. Он слишком привязался к этой собаке.

— Надо мне зайти к нему, — задумчиво произнесла Кэйт.

— Может, я с тобой? — спросил Байрон.

— Не стоит. Но все равно спасибо.

Перед тем как выйти из дому, она заглянула к Хэнку. Отец уже спал. Кэйт подошла к кровати, поцеловала его в лоб, поправила одеяло и на цыпочках вышла, накидывая на ходу старенький жакет.

Холодный ночной ветер раскачивал ветви деревьев. Кэйт поплотнее запахнула жакет и направилась к дому Команчо, почти не надеясь застать его. Когда она, открыв калитку, шагнула во двор, ей стало не по себе: во дворе стояла невыносимая тишина, и трудно было поверить, что еще вчера Траубл веселым лаем приветствовал всяк сюда входящего.

Кэйт подошла к дому и постучала. Дверь оказалась не заперта, она медленно отворилась, приглашая нежданного посетителя в темный дом.

— Команчо, — позвала она. Ответа не последовало. — Команчо…

В доме было тепло, и лишь ветви деревьев, с остервенением стучавшие в окно, напоминали о непогоде. Луна, светящая сквозь тюлевые занавески, оставляла на полу неровные полоски света. Команчо сидел на диване, сгорбившись и обхватив голову руками. Он выглядел так одиноко, так измученно! На щеках его еще не высохли слезы.

Кэйт никогда раньше не видела его таким, сердце разрывалось от жалости к нему. Раньше она не могла представить себе Команчо плачущим. И теперь его слезы заставили забыть Кэйт все, что тревожило ее и не давало жить спокойно все эти десять лет; теперь ей стало незачем скрывать от самой себя главное — Команчо ее мужчина, ее судьба, ее будущее…

Кэйт подошла к нему и вытерла слезы, мягко проведя ладонью по лицу. Потом откинула волосы с его лба и, обойдя диван, села рядом. Байрон, конечно же, прав — бывают такие времена, когда человеку необходимо остаться наедине с самим собой. Но бывает и так, что мужчине необходима женщина, необходима, как младенцу материнское молоко.

И это был именно тот случай.

Команчо похоронил Траубла на закате на берегу реки, в том самом месте, где когда-то понял, что любит Кэйт. Он не знал, который сейчас час, и, услышав, как Кэйт зовет его, решил, что засыпает. «Только бы не проснуться», — подумал Команчо… Но женщина, опустившая ему руки на плечи несколько мгновений спустя, была настоящей. Этот запах он не забудет никогда в жизни.

Команчо потянулся к Кэйт и уткнулся лицом ей в грудь. Кэйт инстинктивно отстраняя его, стянула с себя свитер.

Команчо застонал, изнемогая от внезапно вспыхнувшего желания. Она в ответ сжала его руку, прижалась к нему всем телом. Боль и жалость уступали место страсти.

Кэйт, вопреки рассудку, помнила все, что так долго пыталась забыть, — тепло его рук, нежность поцелуев… Команчо припал к ее губам, как странник припадает к источнику с живительной влагой. Она сводила его с ума. Нежно касаясь ее груди и едва сдерживаясь, Команчо прижался к ней щекой. Все то, что разделяло их долгие годы, исчезло бесследно, он вновь ощутил вкус ее поцелуя и окончательно потерял голову.

Кэйт расстегнула на нем рубашку и поцеловала в грудь. Команчо задрожал — еще немного и ему уже не сдержать своей страсти. Он вдруг отчетливо вспомнил, как тогда, в первый раз, на берегу реки смотрела на него Китти.