Страница 42 из 46
А на оставшиеся деньги я набрала глупых сувениров мужу и ребенку, и смешную глиняную копилку своему конвоиру. Каковую он принял с тем же суровым видом, но со словами искренней благодарности. И повел в кафе. Напрасно я ныла, что не хочу есть, что в лаборатории напилась чаю с плюшками… «Товарищ полковник велел покормить вас в кафе», и точка.
Напихав, в меня каких-то дорогих закусок, Сергей Алексеевич доставил меня к общежитию на территории госпиталя, где квартировал главный военный эксперт, после чего откланялся и испарился.
Дверь нам открыла молодая смешливая женщина со школьным «хвостом» и потрясающе длинными ногами, поначалу идентифицированная мною как дочка главного военного эксперта. Тем более что за ее джинсы крепко цеплялась крошечная девчушка; хозяйка проводила меня в комнату и извинилась:
— Оставлю вас на секунду, внучку уложу и приду.
Я была потрясена дважды: один раз — из-за того, что женщина выглядела намного моложе меня и на бабушку совершенно не тянула. А второй раз — когда через секунду она действительно появилась в гостиной и отрапортовала, что внучка уложена и спит.
— Слушайте, как вам это удается? — спросила я, поскольку мое собственное чадо в этом возрасте изводило меня своей неуместной активностью, все члены семьи убаюкивали его по очередной успевали выспаться, в то время как дитя развлекалось в меру сил и возможностей, и даже и не думало смыкать глаза.
— Дедушка приказал спать, значит, спать, — ответила офицерская жена.
К моменту, когда появился сам дедушка, мы с Юлей успели оценить и померить купленную под чутким руководством Сергея Алексеевича юбку, посплетничать насчет мужей, поделиться секретами воспитания потомства и уже звали друг друга на «ты».
Главный военный эксперт притащил мне заключение специалиста, оформленное по всем правилам, мы согласовали сроки получения интересующего меня заключения экспертизы, а оставшееся до поезда время смаковали шикарный окорок и слушали песни собственного сочинения, исполняемые под гитару полковником.
К одиннадцати явился немногословный Сергей Алексеевич, изъял меня из теплой компании и отвез на вокзал. Добравшись до своей койки в поезде, я рухнула на постель и заснула мертвым сном, проспав до самого Питера.
Глава 19
Рассудив, что зайти домой я уже не успеваю, я отправилась в прокуратуру прямо с вокзала и появилась там около девяти, пока не было еще ни шефа, ни Лешки. Только из одного кабинета раздавался приглушенный треск пишущей машинки — это Лариса Кочетова строчила ответы на жалобы, она единственная из всей прокуратуры не пользовалась компьютером. Причесавшись перед зеркалом в своем кабинете, я зашла к ней и спросила, что это она ни свет ни заря корпит над бумажками.
— А я с вечера не уходила, — призналась Лариса. — Я же увольняюсь, а меня с первого числа уже ждут на новом месте. Надо срочно жалобы и задания все отписать, не хочется сюда возвращаться и доделывать.
— Нашла золотое место?
— Ой, да не такое уж оно золотое, — отмахнулась Лариска. — Контора «Рога и копыта», с девяти до восьми сидеть на работе за те же деньги, что и здесь.
— А какой смысл тебе увольняться?
— Нервы поберечь, — выкрикнула Лариска, покраснев; щеки у нее стали такими пунцовыми, что я даже испугалась.
— Что ты так орешь?
— Извини, — сказала она, медленно возвращаясь к своему обычному цвету лица. — Меня уже достали душеспасительными беседами. Думаешь, мне хочется увольняться?
— Ну, не увольняйся, раз тебе не хочется, — примирительно заметила я, но Лариска опять начала наливаться краской.
— Тебе хорошо рассуждать, сидишь себе на следствии, процессуально самостоятельное лицо, — сварливо заговорила она, — а я повязана по рукам и ногам. Ты же знаешь, какое у нас следствие! Про тебя с Лешкой не говорю, но я же в суд хожу в основном по милицейским делам. Это юмор в коротких штанишках, а не следствие! Путают статьи, о руководящих разъяснениях Верховного суда понятия не имеют… Да что там постановления Пленума, кодекс бы просто почитали…
— Лариска, — прервала я ее, — ты ведь тут работаешь невесть сколько времени; следствие всегда было таким, что ж тебе сейчас увольняться приспичило?
— Да раньше хоть на доследование можно было дело отправить, брак немножко пообтесать. А теперь? Только оправдывать. Читаешь дело и понимаешь, что совести не хватит при таких доказательствах настаивать на осуждении. Вот и отказываешься от обвинения.
— Ну и что? — я все еще не понимала глубины проблемы.
— А вот то! В горсуде целую кучу убивцев оправдали, выпустили из-под стражи в зале суда. Суд ведь теперь не может выйти за пределы обвинения, а коллизии всякие бывают. Слышала про дело Краско и Потехина?
Я слышала. Краско и Потехин были обыкновенными гопниками, никакими не мафиози, не олигархами, и адвокаты у них были по назначению. Эти двое в подвале с особой жестокостью замочили случайного собутыльника. Один бил ногами, а второй ножом, именно он причинил потерпевшему смертельные раны. Так и вменили им на следствии совершенные ими действия: Краско — то, что он наносил потерпевшему удары ногами по телу, а Потехину — что он нанес потерпевшему несколько ударов ножом в жизненно-важные органы, причинив смертельные повреждения. Они на следствии вину признавали и раскаивались. И вдруг в суде встает Краско и заявляет, что это он бил потерпевшего ножом, а Потехин следователю сказал не правду, желая помочь своему товарищу: тот ранее трижды судим, и серьезная статья грозит ему длительным суровым заключением. Они посовещались, и Потехин решил взять вину в нанесении ножевых ударов на себя, мол, ему, как несудимому, меньше дадут. А в суде у Краско заговорила совесть, и он рассказал все, как было. Но следствие-то вменило именно так: Краско — удары ногами, Потехину — нож. И суд от этого обвинения отступить не может.
— И вот, представляешь? Судья их обоих оправдывает, конвой открывает двери клетки, а те в решетку вцепились — мы никуда не пойдем, мы человека убили. Насилу их вывели из-за решетки, они оба плачут и говорят, что если бы знали, что так все обернется, никогда бы правду не сказали…
— Так вот, судьи тоже плачут, а оправдывают. Да плюс прокуроры есть такие принципиальные — р-раз, и отказался от обвинения.
— Да, суд ведь теперь связан позицией прокурора, это раньше он мог продолжать слушание дела, даже если прокурор отказался обвинение поддерживать, и никто не мешал суду вынести обвинительный приговор.
— Да, теперь по закону — отказался прокурор, и дело подлежит прекращению. А если прокурору хорошо заплатить, он и без видимых причин откажется от обвинения; Вот и все, вопрос решен. Кто мешает прекратить дело на убийцу, насильника, взяточника, обеспечить себя до пенсии, а потом уволиться, и даже не надо будет ничего объяснять начальству!
— Но ты-то денег не берешь! — сказала я Ларисе, и она чуть не разрыдалась:
— Да не в этом суть! Бывают дела, по которым грешно обвинение поддерживать! Это надо себя не уважать!
— Так не поддерживай, откажись от обвинения, закон-то позволяет.
— Да как ты не понимаешь! Закон-то позволяет, а вот начальство — нет.
Оказалось, что государственных обвинителей собрали в городской прокуратуре и объявили, что суды уже достаточно оправдательных приговоров навыносили, после отказов прокуроров от обвинения, поэтому хватит уже отказываться. И запретили прокурорам выражать свое мнение в процессе: поддерживайте то, что следствие написало.
— Представляешь? А если следствие чушь собачью написало?! Надо, конечно, бороться с преступностью, но не такими же методами! А я так работать не могу.
Я много чего могла сказать Лариске по поводу надлежащих и ненадлежащих методов борьбы с преступностью, но тут отчаянно затрезвонил телефон в моем кабинете; в тихой утренней прокуратуре его было особенно хорошо слышно.
Я понеслась к телефону и, сорвав трубку, услышала знакомое покашливание: