Их было семеро…

— Все в порядке, Пастух? — прозвучал сверху, как глас самого апостола Петра, бас Трубача. Его физиономия виднелась в вентиляционном люке между прутьями арматуры. А в соседнем люке — физиономия Боцмана. И из обоих люков торчали автоматные стволы.

— В полном, — ответил я. — Спускайтесь!

— Сейчас будем!..

Мы связали клиенту Мухи руки и ноги, оттащили его к стене и обошли гараж, осматриваясь. Картина была та еще. Пять трупов, не считая Майора. А почему, собственно, не считая? Считая. Шесть трупов.

Артист только головой покачал.

— Добро пожаловать на остров любви! — проговорил он и после некоторого раздумья добавил: — Если кто-нибудь при мне еще раз скажет эти слова, я ему всю морду разобью!

— Что будем делать, Сережа? — спросил Док.

— Нужно подумать.

И было над чем подумать. И прежде всего: почему этот Майор так реагировал на мое упоминание об Управлении? Что же это за зверь такой, ввергающий в панику тертых-перетертых кагэбэшников или фээсбэшников? А Майор явно был в панике, когда узнал, с кем имеет дело. Поэтому мгновенно забыл про все свои планы. У него в мозгах было лишь одно: уничтожить все следы его контакта с нами. Выжечь. Стереть. Смыть кровью. Думай, Пастух, думай, приказывал я себе. Но ничего путного в голову не приходило. Кроме одного: что с нашими работодателями нужно держать ухо востро. Очень востро.

— Обыщите их! — кивнул я ребятам на трупы, а сам занялся Майором. Бывшим. Одна пуля вошла ему в лоб и на выходе разнесла весь затылок, другая попала в сердце и по пути прошила бумажник.

Крови на костюме почти не было, а во внутренний карман пиджака, где лежал бумажник, немного натекло, так что дырка в углу паспорта была обведена красным. Если бы это был не обычный общегражданский паспорт еще с гербом СССР, а комсомольский или партийный билет, место ему было бы в музее на стенде «Они сражались за Родину». Только вот за какую, интересно, Родину этот Майор сражался?

Вологдин Олег Максимович. Сорок лет. Так я и предполагая. Место рождения: город Москва. Отметки о браке нет. О детях — тоже. Что ж, меньше горя будет в Москве. Выездной визы нет. Значит, прямиком прилетел на Кипр, для въезда виза не требовалась. Немного денег в бумажнике: доллары и кипрские фунты. Никаких писем, записок, фотографий, никакой телефонной книжки. Из наружного кармана пиджака я извлек фотоаппарат и взглянул на счетчик кадров. В окошечке стояла цифра «5». Значит, на пленке, кроме нас, ничего не было. Я засветил пленку, вернул «Никон» на место и на всякий случай ощупал труп с боков. Могло быть еще оружие. В районе пояса почувствовал какое-то утолщение. Расстегнул рубашку, задрал майку. На голом теле был укреплен широкий парусиновый пояс. Я вытащил его и расстегнул «молнию». В кармашках лежали доллары. Десять пачек по пять тысяч в каждой. Итого: пятьдесят. Я подозвал ребят и показал на пояс:

— Цена жизни Аркадия Назарова. Или правильней — цена смерти?

Они постояли, посмотрели, но ничего не сказали. Да что тут скажешь? Цена жизни или смерти — одна цена.

Документы, извлеченные из карманов остальных, не дали никакой интересной информации. У лысого был вид на жительство на Кипре. Фамилия его была Панков, отсюда и кличка — Пан. У двоих были долгосрочные германские визы, у остальных — обычные загранпаспорта с отметками о въезде на Кипр.

Тем временем из-за стальной двери, ведущей в дом, появились Трубач и Боцман. И не одни. Боцман подталкивал перед собой давешнего рыжего водилу, а Трубач волочил за шиворот еще двух молодых мордоворотов. Руки у этой троицы были связаны, а рты забиты кляпами. Их «узи» висели у Боцмана и Трубача на плечах.

— Внешняя охрана, — объяснил Трубач, сваливая своих пленников на пол. — А этот рыжий возле микроавтобуса был.

— Дом осмотрели? — спросил я.

— Больше никого нет. Вот их документы и «тэтэшник» рыжего.

То же самое: германские визы и транзитные через всю Европу.

Я вытащил у них кляпы и спросил:

— Вы что, из Германии ворованные машины гоняли?

Рыжий с готовностью закивал:

— Ну! Мы больше не будем, не убивайте нас! Гаражный пейзаж произвел на него, судя по всему, очень сильное впечатление.

— Кому же нужны на Кипре машины с левым рулем?

— А наши брали, русские. Их здесь сейчас полно. Вы нас не убьете?

— Посмотрим на ваше поведение…

Трубач отвел меня в сторону и негромко сказал:

— У нас цейтнот, Пастух.

— А что такое?

— Понимаешь, «додж»…

— Которым вы нам мигнули — стоп-сигналами на шоссе?

— Ну да. Поникаешь, его бы надо поскорей вернуть.

— Кому? — не понял я.

— На стоянку. Пока не хватились. Может, и не хватятся скоро, а вдруг?

— Так вы его угнали?

— А что было делать? Не на такси же за вами ехать!

— Черт! Кипрской полиции нам только и не хватает! Ладно, потороплюсь.

Проще всего, конечно, было немедленно позвонить в полицию и объяснить, все как есть: как нас захватили в аэропорту и привезли сюда под угрозой оружия, как наши товарищи проследили за похитителями, разоружили охрану и вынуждены были открыть огонь для защиты наших жизней. Убийство в пределах необходимой обороны. Такая статья была в российском Уголовном кодексе, наверняка была и в кипрском. Но у полиции возникла бы куча вопросов: почему захватили именно нас, чего от нас требовали, о чем мы говорили с Паном и его клиентом. И еще немало других. А на них ответить мы не могли. К тему же — до выяснения всех обстоятельств дела — нас поместили бы в кутузку, а во всех газетах наверняка появились бы наши снимки. В общем, в любом варианте на нашем задании мы могли ставить жирный крест.

Не годилось. Нужно было придумывать другой план. И я его придумал.

— Развяжите их, — кивнул я ребятам на пленников, а сам обшарил карманы Пана. И нашел то, что искал: связку ключей. Один из них был сложный, с множеством выступов и бородок — явно от сейфа.

— Где сейф? — спросил я у рыжего, понимая, что он сейчас самый разговорчивый.

— На кухне, за холодильником, — поспешно ответил он.

— Как отодвигается холодильник?

— Просто руками — сильно влево. Хотите, покажу?

— Обойдемся. — Я бросил ключи Боцману: — Открой. Сигнализацию не забудь отключить. Если есть деньги — неси сюда. Бумаги вывали на пол. Сейф не закрывай, пусть так и стоит.

Боцман вышел. Я достал из своей разворошенной сумки майку и тщательно вытер автоматы, из которых стреляли Трубач, Боцман и Муха, предварительно их разрядив. После этого, обмотав руку майкой, чтобы не оставить на металле своих пальцев, сунул автоматы охранникам и напарнику рыжего. Ничего не понимая, они взяли оружие в руки.

— А теперь положите стволы на пол и отойдите в сторону! Объясняю ситуацию, — продолжал я, когда они выполнили приказ. — Сейчас мы вызываем полицию и рассказываем: мы заблудились, подъехали к этому дому спросить дорогу и неожиданно услышали стрельбу. Поскольку мы опытные спортсмены, нам удалось проникнуть в дом и обезоружить вас. Картина для полиции будет совершенно ясной. Каким-то образом вы заманили или похитили российского бизнесмена. Его, — показал я на труп Майора. — При нем было пятьдесят тысяч долларов. Вы убили его, но при дележе добычи поссорились и перестреляли друг друга. Ваши пальцы на «узи» есть, баллистическая экспертиза покажет, из какого автомата в кого стреляли. Так что высшая мера вам обеспечена.

— На Кипре нет вышки, — буркнул напарник рыжего.

— Для общеуголовных преступлений, — согласился я. — Ко не для таких, где шесть трупов.

— Не докажешь, — хмуро возразил напарник. — Мы все на вас скажем. Как было.

— А что вы нас похитили под угрозой оружия — тоже скажете?

Вошел Боцман. В одной руке у него был средних размеров атташе-кейс с цифровыми замками, в другой — пачка кипрских фунтов. Очень даже приличная пачка.

— Ключи оставил в сейфе, — объяснил он, передавая мне деньги. — Пальцы стер. Я бросил фунты на пол.

— Вот вам еще одно: вы не только застрелили хозяина, но и его тоже попытались ограбить… А что в кейсе?