Последний мятеж

Николай мучился довольно долго и в конце концов решил плюнуть на все: рюкзак запихал под камень, снял рубаху, завязал рукава на поясе и зашагал вниз.

Далеко он, правда, не ушел – у основания склона наткнулся на поляну, где происходило культурно-массовое мероприятие, остановился за кустом и стал подсматривать – не хуже настоящего стриптиза!

На поляне размером примерно 20 на 30 метров полтора десятка совершенно голых девиц водили хоровод. Точнее, сначала они долго ходили по кругу друг за другом, изгибались, мотали распущенными волосами, подпрыгивали и что-то неритмично выкрикивали. На той стороне поляны, на земле, сидела старуха с торчащими во все стороны седыми космами, бурой морщинистой кожей и плоской грудью, свисающей, наверное, ниже пояса. Старуха брякала в бубен и что-то бормотала то громче, то тише.

«А девушки вполне ничего, – констатировал Николай. – Судя по распределению загара, совсем голыми они обычно не ходят, а грудь и бедра чем-то прикрывают. Часть из них явно малолетки – только-только созрели, а некоторые уже вполне оформившиеся. Кожа, в целом, несильно смуглая, ни ярко выраженных брюнеток, ни тем более блондинок среди них нет. Самая длинная, вероятно, не переросла 160 см, а вот ноги у всех, пожалуй, коротковаты на современный вкус. Впрочем, вкусы бывают разные…»

Девицы явно не играли и не веселились, а занимались чем-то очень серьезным – тела их блестели от пота на утреннем солнце. Николай с некоторым трудом окучил собственные мысли и попытался оценить ситуацию. Ничего путного он, правда, сообразить не смог, кроме того, что ему надо бы не лобки и груди рассматривать, а пытаться освоить местную лингву хотя бы вот по этим выкрикам.

Кажется, старуха сочла «хоровод» законченным и что-то прокаркала. Девицы перестали топтаться по кругу и разобрали воткнутые в землю палки с заостренными сучками.

Следующее действие спектакля заключалось в том, что девушки, выстроившись неровной цепью, стали пятиться от одного края поляны к другому. При этом они сгибались, с некоторым усилием втыкали в землю сучки своих палок и что-то выкрикивали недружным хором. Эта процедура отдаленно напоминала работу человека мотыгой, хотя не похоже было, чтобы девицы могли что-то всерьез взрыхлить своими палками. Тем не менее, когда они обработали таким образом всю поляну, пот с них лился градом.

Затем вновь наступила очередь хоровода, но уже без музыкального сопровождения. Старуха перестала брякать в бубен, а использовала теперь его в качестве емкости – этакого корытца, в которое насыпала какие-то семена. Прижимая это корыто к костлявому боку одной рукой, она стала медленно перемещаться по поляне. Время от времени она с завыванием бросала в воздух горсть семян, которые сыпались на головы девиц и налипали на их плечи и спины. Девушки двигались по кругу вокруг старухи, тоже завывали, поднимали вверх руки и старательно изгибали свои тела вправо-влево.

Николаю уже стало казаться, будто он начинает даже немного понимать: они верещат что-то про ветер, который колышет и рассыпает. «Надо же, как интересно: это, наверное, какой-то земледельческий обряд. Может быть, они потом водой брызгаться будут? Кстати, и самому попить бы не мешало…»

Самое смешное, что он не ошибся: после окончания процедуры «колыхания ветра» в центре поляны была водружена какая-то корявая бадья, размером с ведро. Девицы устало разбрелись по поляне и, по команде старухи, дружно опустились на корточки… Наверное, это можно было назвать «ритуальным мочеиспусканием». Николай слегка забеспокоился, что его заметят в кустах на краю поляны, но девушки, похоже, находились либо под действием наркотика, либо были в трансе и ничего вокруг не замечали.

Прозвучала новая команда, участницы стали стягиваться в центр и группироваться вокруг бадьи и старухи-начальницы. Далее последовала процедура обрызгивания всех вокруг водой при помощи пучка травы, похожего на веник. Все это опять сопровождалось завываниями, изгибаниями и прыжками.

Культмассовое мероприятие продолжалось уже часа два, и Николаю все это стало надоедать: одно дело, когда девушки выступают на сцене и знают, что на них смотрят мужчины, которых они должны… гм… очаровать. И совсем другое дело, когда на них никто посторонний не смотрит и они занимаются каким-то своим важным и нелегким трудом. Кроме того, становилось откровенно жарко, хотелось есть, пить, помочиться и… надеть рубаху, а то ведь можно и обгореть с непривычки. Нужно было как-то уйти – незаметно и тихо.

Участницы представления уже явно утомились, но заканчивать, похоже, не собирались. Следующим действием было катание по земле, сопровождающееся стонами и вскриками. Николай даже не сразу сообразил, что они имитируют половой акт с воображаемыми партнерами: «Как-то это уж совсем неэстетично, – поморщился он. – Может быть, они просто еще не пробовали по-настоящему? Хотя, кто их тут знает…»

В голову почему-то стали лезть клочки полузабытых сведений о женских обрядах, связанных с земледелием. Кажется, для случайных свидетелей противоположного пола это добром никогда не кончалось – надо сматываться от греха…

Николай начал потихоньку пятиться, стараясь не цепляться за ветки и скорбя о собственной безалаберности, – не удосужился заранее присмотреть путей отступления. Он уже благополучно продвинулся метра на два, перестал видеть поляну за ветками, собрался облегченно вздохнуть и вытереть пот, как случилась катастрофа. То, что на ощупь показалось ему камнем под подошвой ботинка, оказалось довольно толстой сухой веткой. Звук получился отчетливый и громкий – позор тебе, Коля!

Он замер на пару секунд в отчаянной надежде, что, может быть, все-таки обойдется? Не обошлось: с поляны послышался визг девушек и вопли старухи. Николай как-то вдруг резко вспомнил о практике женских сексуальных нападений у первобытных народов, из которой некоторые ученые выводят возникновение экзогамии в каменном веке. Он это вспомнил и рванул со всех ног, не разбирая дороги, – кажется, в таких случаях самца в живых не оставляют…

«Ч-черт, ну почему же мне приходится столько бегать! Так и спортсменом можно заделаться…»

Николай бежал примерно по горизонтали, смутно понимая, что двигаться вверх нельзя, а вниз нежелательно. Впрочем, надолго его не хватило: через пару сотен метров ноги налились тяжестью, а носок в правом ботинке сбился и стал жутко тереть ногу. Погоня была уже рядом – его, похоже, брали в кольцо. Николай захромал, заметался от куста к кусту… Немелодичные вопли раздались совсем близко, кто-то метнулся ему наперерез, и множество рук вцепилось в штаны, в рубаху, в волосы на затылке. Он потерял равновесие, упал и тут же оказался погребен под грудой скользких женских тел.

Ничего романтичного-эротичного в этом не было совершенно: от девиц резко пахло потом, они были безоружны, но злы и вертки как кошки. Каждая из них, конечно, значительно легче и слабее Николая, но их было много, и эта возня, наверное, со стороны была похожа на сцену из мультфильма про Маугли, где медведь Балу воюет с бандерлогами. Николай, со своей заторможенной реакцией, еще не начал драться всерьез – он просто хотел вырваться, но у него не получалось. Несколько раз он вставал на ноги, но его опять валили. Почему-то туземки упорно пытались ухватить и «зафиксировать» его голову. В какой-то момент им это удалось, и Николай понял-таки зачем, но было поздно: тихий хлопок и облачко белой пыльцы в лицо. Николай зажмурился, замотал головой – опять хлопок под самым носом и новое облачко. Он попытался задержать дыхание, но не смог и вдохнул эту дрянь. В носу защипало, захотелось чихнуть. Он так и не чихнул, но его почему-то отпустили. Николай сбросил с себя чужие скользкие тела, вскочил и кинулся в просвет между кустами. Только через несколько шагов кусты, да и весь пейзаж, поехали куда-то в сторону, а трава под ногами двинулась навстречу…

Теперь они стояли и, хищно раздувая ноздри, смотрели на него сверху вниз, а он сидел на земле и не убегал. И главное, никак не мог понять: он не может или не хочет? Ему отказал мозг или тело?