Страница 93 из 98
— Давай о деньгах.
— Нет, сначала о планах.
— А… — Я закусила губу. — Как ты думаешь, тебе удастся имитировать мой голос?
— Тебе удастся имитировать мой голос? — ответила она вопросом на вопрос.
— Еще разок!
— Еще разок!
Я вздохнула:
— О’кей, Тилли, отлично это у тебя получается. В «Дейли Форвард» написано, что высадка на Пальмире начнется что-то около завтрашнего вечера, но если они будут так же точны, как около Форта, значит, мы выйдем на стационарную орбиту и выпустим посадочный катер не раньше чем послезавтра утром. Значит, осталось меньше сорока восьми часов. Значит, завтра я заболею. Это очень грустно. Потому что я рвалась всеми фибрами моей души посетить замечательные экскурсии. Точное время осуществления моего плана зависит от того, когда именно будут выпущены посадочные катера, а это должно произойти, если я все правильно понимаю, тогда, когда мы вырвемся в обычное пространство, то есть выйдем на стационарную орбиту. Когда бы это ни произошло, в ночь перед высадкой около часа все коридоры будут пусты, и я удеру. С этого момента ты будешь играть нас обеих. И никого не будешь впускать: я очень плохо себя чувствую.
Если кто-то вызовет меня по терминалу, смотри — не включи на видеоприем. Я этого никогда не делаю. Только звук. Пока сможешь, работай за двоих. Если не выйдет, значит — я сплю. Начнешь изображать меня, почувствуешь, что дело идет туго — сошлись на высокую температуру, скажи, что тебе так плохо, что ты двух слов связать не можешь.
Закажи завтрак на двоих — для себя то, что обычно, а для меня — бедной, больной и несчастной — чай с молоком, тостик и витаминный сок.
— Фрайди, ты, похоже, собираешься драпать на посадочном катере. Но люки, ведущие к катерам, всегда закрыты. Я точно знаю.
— Я тоже. Не твоя забота, Тилли.
— Ладно. Не моя забота. О’кей, я могу тебя прикрыть после того, как ты уйдешь. А что я потом скажу капитану?
— Значит, капитан тоже в этом замешан. Так я и думала.
— Он знает об этом. Но приказы мы получаем от казна-чея-таможенника.
— Понятно. Хочешь, я устрою так: ты окажешься связанной, с кляпом во рту… и расскажешь, что это я побила тебя и связала. В самом деле я сделать этого не смогу, потому что как же ты тогда будешь изображать нас обеих? С самого раннего утра до того момента, когда отбудет катер… Но как сделать, что ты будешь связана с кляпом во рту, я знаю. Думаю, получится.
— Да, конечно, тогда мое алиби было бы полным. Но кто же такой филантроп?
— Помнишь первый вечер на корабле? Я пришла поздно, с кавалером. Ты подала нам чай и миндальные пирожные.
— Доктор Медсен. Ты на него рассчитываешь?
— Думаю, можно. С твоей помощью. В тот вечер он очень меня хотел.
— Не то слово! — хмыкнула она. — Пыхтел как паровоз.
— Да. Он и теперь не прочь позабавиться со мной. Завтра я заболеваю, и он придет навестить меня — как врач. Ты здесь, как обычно. Мы выключим свет там, где стоит кровать. Если у доктора Джерри крепкие нервы, он не откажется от того, что я предложу. Он не откажется.
Я пристально смотрела на нее.
— Он придет навестить меня… и свяжет тебя. Очень просто.
Тилли выпрямилась и ненадолго задумалась.
— Нет.
— Нет?
— Давай сделаем еще проще. Не надо больше никого в это впутывать. Никого. Не нужно, чтобы я была связана. Это только усилит подозрения. Вот что я думаю: незадолго до отбытия катера ты вдруг почувствуешь, что тебе стало лучше, встала, оделась и вышла из каюты. Куда, зачем — мне ведь никто ничего не говорит, я всего-навсего глупая служанка. Разве ты обязана говорить мне о своих планах? А может быть, ты в конце концов решила отправиться на экскурсию. Это неважно. Я не обязана заботиться о тебе за пределами каюты. Мне даже кажется, что не Пит за это отвечает. Если тебе удастся удрать с корабля, единственным, кто по-настоящему пострадает, будет капитан. А я о нем плакать не собираюсь.
— Тилли, я думаю, ты права во всем. Я думала, тебе понадобится алиби. Но лучше и тебе уйти, не думая про алиби.
Она взглянула на меня и улыбнулась:
— Только пусть все это не помешает тебе развлечься с доктором Медсеном. Развлекайся. Одним из пунктов моего задания было держать тебя подальше от мужчин. Никого не пускать к тебе в постель.
— Я это заметила, — сухо согласилась я.
— Но раз уж я меняю амплуа, это больше не проблема. — Неожиданно она просияла. — Знаешь, можно и доктору Медсену помочь. Когда он явится утром навестить тебя, я скажу, что тебе стало лучше и ты отправилась в сауну или еще куда-нибудь.
— Не стоит ничего такого делать, если это не поможет делу. Его интересует только одно дело, я-то знаю.
Она встала. Я встала следом за ней.
— Ну, мы в полной готовности?
— Да, только мы не успели обсудить, сколько я тебе должна?
— Да, я подумала об этом. Мардж, ты свои обстоятельства знаешь лучше, чем кто бы то ни было. Решай сама.
— Но ты так и не сказала мне, сколько тебе платят.
— Я не знаю. Мой хозяин не сказал мне.
— Ты… куплена?
Мне стало жалко ее. Естественно, куплена, как любая искусственница.
— Уже нет. Или… не совсем. Я была продана на определенный срок. Он уже истекает, и я буду свободна.
— Но… О, Тилли, давай ты удерешь вместе со мной!
Она коснулась моей руки:
— Не волнуйся. Ты заставила меня задуматься об этом. Именно поэтому я и не хочу, чтобы меня связывали. Мардж, я не значусь в списках пассажиров под настоящим именем. Следовательно, могу отправиться на экскурсию, если заплачу за нее. Так что, может, и увидимся внизу.
— Да! — радостно воскликнула я и поцеловала ее. Она крепко обняла меня и продлила поцелуй. Рука ее скользнула под мой халат.
Я прервала поцелуй и заглянула ей в глаза:
— Это правда, Тилли?
— Да, да! С того самого раза, когда я впервые купала тебя!
В этот вечер пассажиры третьего класса, выходившие на Пальмире, были удостоены чести посмотреть вечернее шоу вместе с публикой из первого класса. Капитан сообщил мне, что это такая традиция: пассажиры первого класса жертвуют деньги на шоу для колонистов, но что это, конечно, не обязательно. Он сам лично отправился смотреть шоу и в зале уселся рядом со мной. Я не упустила возможности и пожаловалась ему на неважное самочувствие, повздыхав насчет того, что, наверное, не смогу отправиться на экскурсию.
Он мне посоветовал не рисковать, если мне действительно плохо, но сказал, что сильно огорчаться, что пропущу Пальмиру, не стоит — ничего там нет такого особенного. Вот остальная часть маршрута, дескать, действительно великолепна. «Так что путь хорошей тефочкой, штопы мне не нушно пыло запирать тепя в каюте».
Я сказала ему, что если мой живот не перестанет так безобразно себя вести, то меня и запирать не придется. Спуск на Форт был ужасен, сказала я ему, меня тошнило всю дорогу. За обедом я, кстати, старалась вовсю — морщилась, кривилась, вздыхала…
Шоу было любительское, но веселое. Несколько сценок, но большей частью — песенки. Мне все ужасно понравилось, но главное мое внимание привлек мужчина, стоявший во втором ряду хора. Мне его лицо показалось знакомым.
Он смутно напоминал профессора Федерико Фарнезе. Однако у этого человека была густая борода, а Федерико был гладко выбрит, точно помню. Это, правда, ничего не доказывает — за время, прошедшее со дня нашей встречи, у него могла вырасти борода и подлиннее. Мужчины маются дурью время от времени и отращивают бороды.
Он не солировал, так что голоса его расслышать я не могла.
Запах его тела — вот что мне было нужно, но за тридцать метров, в толпе хористов — нет, я не могла его различить.
О, как мне хотелось бы перестать изображать леди, встать, пробраться через танцевальный партер, подойти к нему, обнять и спросить:
— Ты — Федерико? Помнишь, ты спал со мной в Окленде, в мае?
А что, если он скажет: «Нет»?
Трусиха я. Всего-то и сделала — сказала капитану, что, похоже, в хоре поет мой старый знакомый из Сиднея. Я написала на программке «Федерико Фарнезе», и капитан передал ее распорядителю, а тот — одному из своих помощников, который ушел и скоро вернулся, и мне было передано, что среди эмигрантов есть мужчины с итальянскими фамилиями, но такой, чтобы хоть отдаленно напоминала «Фарнезе», там не значится.