Приезжий

— Да вы небось читали, — забыли только…

— Нет, — она называла его книги — не читал. Вы художник?

— Что-то вроде этого. Сюда, — правда, — приехал пописать. Тире — отдохнуть. Мне у вас очень понравилось.

— У нас хорошо!

— У нас тоже хорошо, — но у вас еще лучше.

— Вы откуда?

— Из Н-ска.

— Я там, — кстати, — учился.

— Нет, — у вас просто здорово!

Женщина с тревогой посмотрела на гостя. Но тот как будто даже протрезвел. И на лице у него опять появилось ироническое выражение, — и улыбка все чаще вспыхивала на лице — добрая, — ясная.

— У нас, — главное, — воздух. Мы же — пятьсот двадцать над уровнем моря, — рассказывал хозяин.

— Нет, — мы значительно ниже. Хотя у нас тоже неплохо. Но у вас!.. У вас очень хорошо!

— Причем учтите: здесь преобладают юго-восточные ветры, — а там — никаких промышленных предприятий.

— Да нет, — что там говорить! Я, — правда, — предпочитаю северо-восточные ветры, — но юго-восточные — это великолепно, — И там никаких промышленных предприятий?

— А откуда? Там же… эти…

— Нет, — это великолепно! А как у вас с текущим ремонтом?

Хозяин засмеялся:

— Во-он вы куда!.. Нет, — тут сложней. Могу только сказать: юго-восточные ветры на текущий ремонт влияния не оказывают. К сожалению.

— А вал? Собственно говоря, — как с валом?

— Вал помаленьку проворачиваем… Скрипим тоже.

— Вот это плохо.

— Я вам так скажу, — дорогой товарищ, — если вы этим интересуетесь.

— Коля, — за тобой заедут? А то будут ждать…

— Козлов заедет. Если вы уж этим заинтересовались…

— Коля, — ну кому это интересно — текущий ремонт, — вал?

— Но товарищ же спрашивает.

— Товарищ… просто поддерживает беседу, — а ты на полном серьезе взялся… Не будет же он с тобой об импрессионистах говорить, — раз ты ничего в этом не понимаешь.

— Не на одних импрессионистах мир держится.

— Не перевариваю импрессионистов, — заметил гость. — Крикливый народ. Нет, — вал меня действительно очень интересует.

— Так вот, — если вам это…

— Ольга идет.

Гость, — если бы за ним в это время наблюдать, — заволновался. Привстал было, — чтобы посмотреть в окно, — сел, — взял вилку, — повертел в руках… положил. Закурил, — Взял было рюмку, — посмотрел на нее, — поставил на место. Уставился на дверь.

Вошла рослая, — крепкая, — юная женщина. Она, — как видно, — искупалась, — и к ее влажному еще телу местами прилипло легкое ситцевое платье, — и это подчеркивало, — сколь сильно, — крепко, — здорово это тело.

— Здравствуйте! — громко сказала женщина.

— Оля, — у нас гость — художник, — поспешила представить мать, — Приехал поработать, — отдохнуть… Игорь Александрович.

Игорь Александрович поднялся, — серьезно, — пристально глядя на молодую женщину, — пошел знакомиться.

— Игорь Александрович.

— Ольга Николаевна.

— Игоревна, — поправил гость.

— Игорь!.. Игорь Александрович! — воскликнула хозяйка.

— Я не поняла, — сказала Ольга.

— Твое отчество — Игоревна. Я твой отец. В сорок третьем году я был репрессирован. Тебе было… полтора года.

Ольга широко открытыми глазами смотрела на гостя… отца?

С этой минуты в большом, — уютном доме Синкиных на какое-то время хозяином сделался… гость. У него появилась откуда-то твердость, — трезвость, — И он совсем не походил на того беспечного, — ироничного, — веселого, — каким только что был. Долго все молчали.

— Игорь… — прерывающимся голосом, — отчаянно заговорила хозяйка, — ты нашел! Ты сказал — это случайность… Нет, — ты нашел! Это жестоко.

— Нашел, — да. Я искал много лет. Случайность с домом… Синкина.

— Но это жестоко, — Игорь, — жестоко!..

— Неужели не жестоко — при живом отце… даже не позволить знать о нем. Вы считаете, — это было правильно? — повернулся Игорь Александрович к Синкину.

Тот почему-то почувствовал себя оскорбленным.

— Сорок третий год — это не тридцать седьмой! — резко сказал он. — Еще не известно…

— Нет, — в плену я не был. При мне — все мои документы, — партийный билет и все ордена. Предателям этого не возвращают. Но речь о другом… Ольга: прав я или не прав, — что нашел тебя?

Ольга все еще не пришла в себя… Она села на стул. И во все глаза смотрела на родного отца.

— Я ничего не понимаю…

— Ты клялся, — Игорь!.. — стонала хозяйка. — Как это жестоко!

— Ольга… — Игорь Александрович смотрел на дочь требовательно. И вместе — умоляюще, — Я ничего не прошу, — не требую… Я хочу знать: прав я или нет? Я не мог жить иначе. Я помню тебя маленькой, — и этот образ преследовал меня… Мучил. Я слаб здоровьем. Я не мог умереть, — не увидев тебя… такой.

— Ольга, — он пьет! — воскликнула вдруг хозяйка. — Он — пьющий! Он — опустившийся…

— Прекрати! — Синкин с силой ударил кулаком по столу. — Прекрати так говорить! Хозяйка заплакала.

— Вы хотите, — чтобы я сказала свое слово? — поднялась Ольга.

Все повернулись к ней.

— Уходите отсюда. Совсем. — Она смотрела на отца.

Судя по тому, — как удивлены были мать и отчим, — они ее такой еще не видели. Не знали.

Игорь Александрович сник, — плечи опустились… Он вдруг постарел на глазах.

— Оля…

— Немедленно.

— Боже мой! — только и сказал гость. И еще раз, — тихо: — Боже мой. — Подошел к столу, — дрожащей рукой взял рюмку водки, — выпил. Взял свой чемодан, — этюдник… Все это он проделал в полной тишине. Слышно было, — как ветка березы чуть касалась верхнего стекла окна — трогала.

Гость остановился на пороге:

— Почему же так, — Оля?

— Тебе все объяснили, — Игорь! — жестко сказала хозяйка. Она перестала плакать.

— Почему так, — Оля?

— Так надо. Уезжайте из села. Совсем.

— Подождите, — нельзя же так… — начал было Синкин, — но Ольга оборвала его:

— Папа, — помолчи.

— Но зачем же гнать человека?!

— Помолчи! Я прошу.

Игорь Александрович вышел… Вслепую толкнул ворота… Оказалось — надо на себя. Он взял в одну руку чемодан и этюдник, — открыл ворота. Этюдник выпал из руки, — посыпались кисти, — тюбики с краской. Игорь Александрович подобрал, — что не откатилось далеко, — кое-как затолкал в ящичек, — закрыл его. И пошел по улице — в сторону автобусной остановки.