Страница 9 из 66
— Это самая главная тайна, которую они хранят сильнее, чем собственные головы! Хочешь ли ты о ней знать? Если они прознают о том, то не спасет тебя ни твое положение единственного в роду, ни твои деньги, ни твоя молодость ничто не спасет тебя. Ты не сможешь жить спокойно с этой тайной и рано или поздно ты пожелаешь проверить мои слова. Это обязательно случится. И тогда Анку не оставят тебя в покое, даже если ты решишь спрятаться от них на морском дне — потому что и дна морского достичь для них невеликая трудность.
— Говори уже, Карел!
— Ну смотри, я тебя не заставлял вытягивать из меня это знание. Убить Анку можно только серебром…
— Запретный металл, из которого раньше монеты делали?
— Точно. Потому и запретный, что только он опасен Сидам. А ты откуда знаешь?
— Дед рассказывал, а ему прадед, что раньше, до оловянных монет, в ходу были еще и серебряные!
— Были. Давно когда-то. Но все серебро после победы Анку было изъято, рудники закрыты, а из памяти человеческой старательно вымарывались любые упоминания об этом металле. Спроси сейчас у любого о серебре и он только недоуменно пожмет плечами.
— Скажи мне, Карел, а они всегда жрали нас, людей?
— Теперь я думаю, что всегда. Только прежде они умели сохранять это в тайне. И действовали скрытно, не подставляясь лишним глазам.
— И никто-никто об этом не знал? Зачем же они вдруг нарушили свою размеренную жизнь? И почему всего лишь три десятка Анку смогли победить целое королевство? Ведь о том, что они смертны к тому времени люди уже узнали?
— Никто не знает, что заставило Туату покинуть свои холмы. Может быть, дожидались какого-то только им ведомого часа, может быть — сошли все с ума, может быть — заболели какой-то страшной болезнью. Не знаю. А вот почему они смогли победить — я тебе скажу. Только ты не удивляйся. И это вторая большая тайна, столь же страшная, как и первая. Дело в том, что когда Туату впивается клыками в твое горло, он может решить — жить ли тебе дальше или умереть. Но я не знаю, что для человека лучше — умереть или стать новым Туату! И однажды вцепиться клыками в плоть своих детей или братьев.
— Подожди! Выходит Анку могут делать других Анку из людей всего лишь одним укусом?
— Нет, не так. Здесь стоит сделать некоторое дополнение. Бывают Анку и бывают чистопородные Сиды, которые тоже Анку, но… В общем, дело было так — первый же отряд, посланный королем разобраться с взбесившимися Туату, столкнулся с толпой бывших крестьян, преобразившихся в бессмертных бестий. Они не были столь прекрасны, как чистопородные Сиды, но были сильны, жаждали свежей крови, обладали бессмертием и беспрекословно подчинялись обратившим их Туату. У них не было лишь нескольких особенных черт истинных Сидов — они не были высоки и прекрасны, не могли самостоятельно обращать других людей — от их укуса жертва только погибала, а в остальном они были такими же как и их хозяева. Существенно слабее, не столь быстры и ловки, но и то, что у них было, любому человеку покажется верхом совершенства. Они разметали половину отряда в мелкие лоскуты, а другую обратили сами Туату в новых Анку. Так война и продолжалась — каждая новая армия быстро уполовинивалась, а оставшаяся ее часть становилась кровожадными монстрами. Старые, истинные Туату — Сиды — могут превращать людей в Анку, но сами Анку от этого умения почему-то избавлены. Однако с избытком наделены всеми другими преимуществами. Можно ли победить такого противника?
— Не представляю как. А куда тогда подевались все эти орды новых Анку?
— Сиды увели их куда-то. Не знаю. О том в летописи не было ничего. Да и обрывалась она в самой середине Великой Войны с Остроухими. Может быть, спят, а может быть, ушли в другие страны. Мне продолжать?
— Да, но прежде ответь на вопрос — откуда тогда взялись люди?
— По-твоему, я знаю все? Нет, Одон, я лишь рассказываю тебе о том, что было в Хронике и как мы этим воспользовались. Разве тебе не хватает Свода Поучений Святых Духов?
— О том, как из их пения и танцев появились люди? Нет, Карел, не хватает. Что-то не видел я никогда как из плясок и песен появляются хотя бы тараканы — а тут люди! Святые Духи, конечно, наделены Единым чудесными способностями сверх всякой меры, но с тех пор, как они напели людей, что-то не спешат более проявлять свои таланты. Но я тебя понял. И ты сказал, что Остроухие прежде были высокими и светлыми, но сейчас я вижу их в черных одеяниях и масках, и нет в них какой-то особой «высоты».
— Ты видишь только Анку, бывших людей. И маски нужны им не для того, чтобы ты не смог очароваться их прекрасными ликами, совсем напротив — они потребны, чтобы никто не узнал старого знакомца. А настоящие Сиды — выше человека на две-три головы, я сам видел такого лишь однажды — в тот день, когда Болотная Плешь превратилась в большое кладбище. И была она безо всякой маски. Они редко показываются людям, нечасто посещают людские поселения, предпочитая оставаться под защитой волшебных стен своих Сидов. Только в самых больших городах, в глубине замков Наместников, обретаются некоторые из них — надсмотрщики за людским стадом, контролирующие старые Договоры.
— А здесь есть?
— Есть, Одон. Здесь она одна — прекрасная Сида.
— Посмотреть бы! Никогда не видел таких больших Остроухих!
— Что тебе в том видении?
— Интересно, аж жуть!
— Самая жуть будет, когда своим зубами она вопьется в твою вену и брызнет мелким дождем твоя горячая кровь.
— Не пугай меня, Карел! Лучше расскажи, что там было дальше на Болотной Плеши?
— Дальше? Мне исполнилось восемь лет в тот год. И отец только-только позволил прочесть мне Хронику. Тогда она показалась мне ужасной сказкой, и мне захотелось поделиться своими знаниями с дворней, но отец запретил мне это и долго сам отвечал на накопившиеся у меня вопросы. Мы часто говорили о Них и я постепенно перестал бояться тех леденящих кровь историй об Остроухих, которые расскажет тебе любой бывалый старик. Отец говорил, что все люди смертны, так зачем бояться своей смерти, всего лишь принявшей вид живого существа? Это все та же старая, добрая Смерть, от которой не удастся спрятаться никому. Убьет ли тебя разбойничья стрела или твою жизнь оборвет один из Этих — тебе, мертвому, это будет совершенно безразлично. Смерть всегда была рядом с нами. Только теперь у нее появилось имя. Постепенно я принимал его взгляды… Но однажды к нам явился Анку. Он пришел за матерью. Они приходили и прежде — забрали мою старшую сестру и брата у отца, но теперь отец решил не сдаваться. Помню как сейчас: солнце едва поднялось над лесом, когда в ворота постучали. Разумеется, это был Остроухий — в черном плаще, в маске, молчаливый и важный. Он въехал во двор на своем вороном коне и замер, привычно ожидая, когда все домочадцы соберутся у крыльца. И когда вышла мать — он указал на нее пальцем и поманил к себе.
— Как Пауля?
— Да. Они всегда так делают. Без слов.
— И что было дальше?
— Отец не дал ему увести маму. Едва стало понятно, за кем явился Анку, как в грудь ему впилась стрела!
— Разве так можно убить Остроухого?
— Если жало у стрелы из серебра — можно! Когда мама увидела, как пришедший за ней Остроухий вспыхивает прозрачным пламенем, она упала на землю без чувств. Не каждый день удается обмануть Смерть. И еще она знала, что теперь Остроухие заберут гораздо больше людей, чем намеревались сделать это раньше. Так и вышло — на третий день, ближе к ночи на дороге показался большой отряд городской стражи в сопровождении четырех Анку. Они остановились неподалеку от усадьбы, прямо посреди Болота и стали ждать, когда Светило закатится за далекий холм. И едва исчез последний его луч, как началось нападение. Но отец три дня провел не в праздности, он успел подготовиться. Вся дворня — три дюжины человек — была вооружена серебряным оружием, которое три дня не останавливаясь ни на мгновение, ковали оба наших кузнеца. Ножи, стилеты, булавы, дубинки — серебро было повсюду в виде шипов, гвоздей, наконечников. Отец вскрыл старое семейное хранилище, которому было почти триста лет и все серебро, что в нем нашлось, пошло в переплавку на оружие. Меня спрятали в подполе вместе с десятком таких же сопляков, нам бросили пять ни на что не годных кинжалов — без заточки, с неровными краями — и велели защищать себя самим, если возникнет такая необходимость. Я помню лишь приглушенные крики снаружи и тихий плач моих дворовых подружек. Все быстро кончилось, но это сражение унесло жизни почти половины наших людей. В том числе и отца, сумевшего подстрелить из своего лука всех четверых Остроухих. Всех четверых связали, а поутру выставили на солнце, для верности еще разок проколов серебряными ножами. В пожаре сгорел дом и вместе с ним старая Хроника. Оставшиеся люди во главе с матерью сумели поднять соседние деревни и собрать почти пять сотен согласных поколебать устоявшиеся порядки, тех, кому опротивело это овечье поклонение перед кровожадными Анку. А я остался единственным, кто был знаком с Хроникой, единственным, кто знал тайную природу Анку. Мама прислушивалась к моим советам, но старалась не показывать этого никому из окружающих. Нам казалось, что если серебра будет в избытке, то мы сможем одолеть эту нечисть. Но в следующий раз наш край навестила Туату. Сама. Они же только если не приглядываться сильно, то на людей похожи. А если внимательным быть, то и шесть пальцев на руках увидишь, лишний суставчик на каждом и косточки на висках особые. Ну а про уши ты и сам все знаешь. Так что точно это Сида была. Вместе с сотней своих уродов. Но она одна была опаснее всей сотни. Насколько Анку превосходят в силе человека, настолько природный Сид превосходит обычного Остроухого. К тому же Анку подчиняются Сидам с той же легкостью, с которой ты владеешь своими руками и ногами. Их сопровождал чиновник из канцелярии самого короля, ведущий с собой три сотни головорезов. И ночью началось побоище. Наши люди сопротивлялись. Они сражались как настоящие герои, но что они могли поделать против сотни опьяненных кровью и злобой Остроухих? К тому же ночью, когда даже серебро не убивает их, а всего лишь ненадолго затормаживает? В живых остались только дети и то потому, что Туату почему-то взбрело в голову соблюсти законность, ведь несовершеннолетний не может отвечать за решения своего опекуна. Хотя, если бы эта тварь проведала обо мне, о том, какими знаниями я обладаю — не спасли бы меня от расправы никакие законы. Я не вернулся на пепелище и с тех пор брожу по миру.