Страница 10 из 66
Конец истории.
Я молчу, впечатленный рассказом приятеля. Оказывается, пока мой дед разводил своих пчелок, да выдавал дочек замуж, на другом конце королевства гремели настоящие сражения в защиту людей. Ну и что, что они ничего не добились? Зато показали Тем, Кто Всегда Рядом, что не боятся их и готовы погибнуть за свободу!
— Эй, — говорит вдруг Карел, — сдается мне, что ты воспринял мою историю неправильно? Уж не собрался ли ты воевать с Остроухими? Я скажу тебе добрый совет — забудь, Одон. Перестань даже думать об этом! У нас с ними слишком не равны силы.
Я недовольно ерзаю на своей кровати, потому что именно такие мысли приходят мне в голову: поднять новое восстание, вооружить людей серебром, одолеть Анку и прославиться в веках!
— Скажи, Карел, а что ты делаешь в городе? — невинно спрашиваю я, и в ответ он обрушивает на меня еще одно откровение:
— Она здесь.
— Кто это — она? — приподнимаюсь на локте, не понимая, к чему он клонит.
— Та Сида, что убила мою мать. Ее зовут Клиодна. Из Баанва-Сида. Та, которая превратила Болотную Плешь в смердящую гнилью пустыню, — он говорит тихо, еле слышно, но в его шепоте столько ярости, что кажется, будто кричит он во всю возможную силу. — И я здесь чтобы убить эту тварь!
Чур меня, чур! Одно дело — послушать необычные сказки и истории давно минувших лет, немного помечтать, и совсем другое — оказаться замешанным в самое страшное преступление, которое даже вообразить себе невозможно!
— Я выслеживал это существо десять лет, после того как однажды случайно повстречал ее на дороге в Фехреште, — продолжает Карел. — И в этом городе она обретается последние два месяца в свите Наместника. Вернее, это Наместник — в ее свите, поскольку любой, самый невзрачный Сид главнее самого важного короля. А я видел много и тех и других! Но один я не справлюсь. Нужны хотя бы трое. Чтобы пробраться в замок, чтобы убрать стражу, чтобы прикончить эту тварь! Все это нужно делать днем, когда она уязвима.
Сон стремительно уносится прочь, потому что я понимаю, что теперь моя жизнь уже никогда не будет такой как прежде и если даже ему не повезет — мне потом жить спокойно не дадут, и припоминать будут это знакомство со смутьяном до самой смерти, которая наступит быстро и будет весьма болезненной.
— Ты мне поможешь, Одон? — ожидаемо, но все равно внезапно спрашивает гость.
Лучше бы сразу стукнул мне по башке молотком, забрал все деньги, что есть в доме, да и ушел бы по добру по здорову!
— С какой стати? Это твое дело, Карел, не втягивай меня в свои глупости!
— Я же вижу, что тебе это небезразлично.
— Наплевать! Мне моя шкура дороже. А с тобой — верная дорога в могилу. Вернее, в живот этой… как ты ее назвал?
— Клиодна.
— Вот. Клиодна. — Я отворачиваюсь, будто все слова сказаны и разговаривать больше не о чем. — Мне туда совсем не хочется. А лучше всего, сходи завтра в храм и попроси братьев-жрецов снять с тебя эту печаль — я даже дам тебе десяток грошиков, чтобы они стали сговорчивее. Забудешь всю эту страшную историю и будешь жить спокойно, как все.
Он некоторое время сопит раздраженно, потом заявляет:
— Я только и жив до сих пор потому, что дело мое, моя месть еще не закончена! Я жил как зверь, сторонился людей, и искал возможности отомстить. И сейчас я просто не могу отступить!
Мне становится немного не по себе от такой одержимости. Переворачиваюсь на другой бок — ведь спать уже не хочется. Хочется оказаться от этого места как можно дальше, в какой-нибудь непролазной глуши, чтобы не встречать никогда охотников на Анку.
Спасибо тебе, мой дед, что учил меня чураться подобных знакомств. Жаль только, что мой любопытный нос влез в это дело так глубоко, что остаться в стороне уже не выйдет. Карел прав в том, что однажды мне захочется испытать его слова на правду и я начну искать серебро, чтобы попробовать его в деле.
— Пойми, Одон, если я протяну еще немного — она может скрыться навсегда! Уйдет в свои холмы и более никто из ныне живущих очень долго ее не увидит. Потом она непременно выберется к свету. Лет через сто, двести, но какое мне будет до того дело?
— Что тебе нужно от меня, Святые Духи?! — шепчу ему раздраженно.
— Деньги. Чтобы нанять нескольких расторопных помощников. Но ты не думай, Одон, я не совсем дурак, все понимаю: с какой бы стати тебе просто так отдавать мне свои монеты? Поэтому я предлагаю тебе сделку!
Он садится на перине, голые тощие колени, торчащие в разные стороны, и согнутая спина делают его похожим на большую нахохлившуюся птицу.
— Послушай, Одон. Когда все происходило — там, на Плеши, мои отец и мать знали, чем все кончится. Поэтому все родовое золото они спрятали в укромном месте. Я о нем знаю, а более — никто. За время моих странствий я дважды возвращался туда и проверял сохранность клада — все на месте! Если ты поможешь мне сейчас, я скажу тебе где искать это золото.
Чокнутый! Меня угораздило познакомиться с чокнутым! Это и раньше было видно, но теперь стало уже кристально ясно. Как можно разменивать золото на возможность убиться очень изощренным способом? Впрочем, это его дело. Вот только почему он ко мне с таким предложением лезет? Наверное, потому что любой взрослый законопослушный горожанин сдаст его властям, да еще и награду получит, а мне, несовершеннолетнему, можно любые байки рассказывать — от меня не убудет и сделать ничего плохого ему я не успею.
— Карел, я не представляю силу, которая меня заставит поверить, что у нищего оборванца, обедающего раз в три дня есть где-то зарытый клад. Это просто смешно! Почему же ты ничего не взял оттуда?
— Конечно, взял! — горячечно возражает Карел. — Я много брал. Я потратил на поиски Сиды очень много золота. Но ты пойми — я не могу таскать с собой по дорогам этакое сокровище! Я же бродяга. Возьми я чуть больше, чем мне нужно и я давно бы уже стал вороньим кормом на какой-нибудь дороге. Я взял много, но осталось там еще гораздо больше.
— Сколько? — не то, чтобы я ему верю, но просто интересно — до каких пределов позволит ему раздуть свою значимость возбужденный разум.
— Не знаю, — он разводит руки, словно пытается охватить что-то большое, — вот такой узел блюд, подсвечников, всякой утвари. Все из золота! Нужно лишь поехать, выкопать и под надежной охраной отвезти куда нужно. Переплавить — чтобы избавиться от наших родовых клейм. И ты и твои потомки будете обеспечены на многие годы вперед! Ну так как?
— И что ты за него хочешь?
Он вскакивает на ноги и присаживается на край моей кровати:
— Мне нужны трое помощников — я скажу им, что собираюсь ограбить сокровищницу. Убивать Туату со мной никто не пойдет, а вот за драгоценностями — охотников полно будет. Но мне нужны лучшие. И кто-то из дворца. Чтобы открыл окно или дверь. Думаю, двух десятков золотых марок мне бы хватило.
— Тю-у-у-у…. - тяну длинно. — Где ж тебе взять столько деньжищ? Впору хоть к самому Наместнику обратиться. И чем ты будешь убивать Клиодну?
Он тяжело вздыхает, поднимает со стула брошенную на него одежду, извлекает из-под тряпок свою саблю, по лезвию бегут блестки, но Карел как-то хитро поворачивает рукоять, и с противоположной от клинка стороны из нее выскакивает тонкое жало. Белый металл, завораживающий, волшебный, тянет к себе взгляд. Никогда ничего подобного не видел — магический клинок, как есть!
— Это серебро? — протягиваю руку и сразу же отдергиваю ее, будто боюсь ожечься.
— Не бойся, — ухмыляется Карел, — человеку этот металл не опаснее олова.
Я прикасаюсь кончиками пальцев к холодной железяке — ничего не происходит. Провожу указательным пальцем по заточенной кромке, из кожи выступает капля крови, быстро набухает и падает на пол.
Если это и в самом деле серебро, то парень здорово рискует — стоит мне донести о том хотя бы квартальному Луке, как награда в десять золотых мне обеспечена, как обеспечено будет и Карелу знакомство с добротой Анку. С чего бы такое доверие? Наверное, и в самом деле ему просто не к кому больше обратиться.