Древнерусское общество и церковь

Какое же место в материальном обеспечении церкви занимала земельная собственность? Многие историки прошлого и совсем недавнего времени считали, что уже Владимир и Ярослав предоставили митрополиту право владеть землями, а в последующее время церковное землевладение на Руси стало обширным сектором феодальной экономики. Однако исследования последних лет показали, что землевладение христианской церкви на Руси было незначительным. Данные источников сводятся лишь к немногочисленным упоминаниям о монастырских селах. Это неудивительно, ведь в Киевской Руси и светскую вотчину можно уподобить островкам в море свободного общинного землевладения, как отмечает И. Я. Фроянов. В домонгольский период землевладение еще не стало основным источником существования русской знати. Больше всего у нас сведений о зависимом от церковников населении. Древнерусские источники знают изгоев, которые передавались церкви. Например, упоминавшаяся уже грамота Ростислава Мстиславича смоленской епископии содержит данные о двух селах, которые получала церковь Богородицы «со изгои и з землею». Изгои — это выкупившиеся на волю, холопы, которые продолжали оставаться под властью и защитой своего владельца. Изгоями могли становиться и выходцы из свободных слоев: разорившиеся купцы, необученные грамоте поповичи, князья-сироты. Одни изгои шли от несвободы к частичной свободе, а другие совершали обратный путь. Как бы то ни было, изгоев нельзя назвать феодально-зависимым населением — они полусвободные.

К зависевшему от церкви населению принадлежали и «пущенники». Можно предположить, что «пущенники» — это отпущенные на волю рабы безденежно, по доброй воле господина. Когда раба отпускали на волю ради спасения души, он становился «задушным» человеком, т. е. «задушные» люди — один из разрядов «пущенников». Здесь также бросается в глаза промежуточность социального положения этой категории зависимого населения. То же можно сказать и о «прощенниках» — вольноотпущенниках фиска (государства). Все эти люди вырвались из рабской неволи, но не имея органической связи с местной общинной средой, оказывались довольно легкой добычей для всех, кто подыскивал себе рабочую силу. Чаще всего в роли такого добытчика оказывалась церковь. «Обилие терминов, обозначающих полусвободный люд (изгои, задушные люди, пущенники, прощенники), свидетельствует о многочисленности категорий полусвободного населения, вырвавшегося из рабства. Но это многообразие промежуточных форм — признак не умирающего, а жизнеспособного рабства», — пишет И. Я. Фроянов. Действительно, рабство развивалось в Киевской Руси по восходящей линии. И церковь, отнюдь, не была тормозом в этом развитии, как думали некоторые видные историки (В. О. Ключевский, А. П. Щапов). Церковники владели рабами, которые на Руси назывались челядью и холопами. «Холоп черньцевы», т. е. монастырский — не случайный гость на страницах Русской Правды{14}. Холоп Дудика как-то донес на своего господина. Его господин новгородский епископ Лука Жидята по этому доносу был осужден киевским митрополии том и продержан в Киеве три года. Когда же он вернулся в Новгород и вновь занял свой пост, холопу пришлось худо: «урезаша ему носа и обе руце». Зато другому новгородскому епископу повезло гораздо меньше, чем Луке. «Пойде епископ новгородский Стефан к Киеву, и тамо свои его холопи удавиша его». В какой сфере были заняты эти холопы, трудно сказать. Скорее всего, они не сидели на земле, а работали при дворе церковных сановников, прислуживали им. Во всяком случае, наличие значительного контингента рабов у служителей церкви не вызывает сомнения.

Итак, подводя итог рассмотрению материального обеспечения церкви в домонгольский период, можно сделать вывод о решающем преобладании внеземельных доходов над земельной собственностью. Крупным землевладельцем церковь станет уже за пределами древнерусского периода. Следовательно, зависимость от общины наблюдалась и в экономической сфере.

Таким образом, все существующие источники подтверждают, что в древнерусский период нашей истории между церковью и народными массами существовали очень сложные отношения, в результате чего проповедники христианской идеологии вынуждены были приспосабливаться к условиям экономической и социально-политической жизни древней Руси. А условия эти определялись господством общинных начал во всех сферах жизни древнерусского общества. Пройдет время, и в Московский период русской истории ситуация изменится: созреет могущественное централизованное государство, которое сумеет сбросить двухвековое татаро-монгольское иго, будет способствовать дальнейшему продвижению России по пути исторического прогресса. Однако общинные порядки, тот де-. мократизм, который существовал в Киевской Руси, будут оттеснены на второй план. Изменится характер церковной власти: православие станет господствующей религией российского централизованного государства, церковь обогатится многочисленными земельными «стяжаниями», будет даже претендовать на главенство в государстве, начнется борьба между великокняжеской, а затем царской властью за первенство, борьба, которая затянулась на века. И только там, где продолжала господствовать община, сохранились прежние отношения населения к церковной организации, например, черная волость на севере России в XVI в. Исследователи установили, что церкви Подвинья находились в очень большой зависимости от местных волостных миров. Само создание церквей происходило по инициативе волости. Священник, как и иные лица церковного причта{15}, выбирались всей волостью, которая заключала с ним специальный договор. В нем указывалось, какие земли община передавала в пользование священнику. В случае недовольства священником, его прогоняли. В то же время погост приходской церкви служил центром деятельности общинных властей. Здесь часто собирались сходки. Священник не имел права самостоятельно распоряжаться церковными землями и другим имуществом. Это право осуществляли особые церковные старосты, которые выбирались всем населением волости. Положение некоторых двинских монастырей было похоже на положение приходских церквей. Их также строили волостные миры главным образом, чтобы обеспечить убежище для старых и больных членов общины. Волость давала монастырю земли, но распоряжаться ими он мог только под контролем волости.

Эта картина, нарисованная исследователями черносошных волостей на русском севере, весьма напоминает то, что было в Киевской Руси. В XVI в. эти порядки все больше уходили в прошлое, по мере того, как сама черная волость становилась добычей феодалов.

Итак, взаимоотношения церкви и общества в Древней Руси, как указывалось выше, были сложными. Народные массы долгое время не принимали христианства. Распространение христианской религии — мрачная страница древнерусской истории. «Огнем и мечом» прокладывало оно себе дорогу. Постепенно, шаг за шагом оно стало проникать в недра русского общества. Ранняя история христианства на Руси и церковной организации теснейшим образом связаны с социально-политическим строем. Христианство и церковь «перерабатывались» теми социальными организмами, которые существовали на Руси в XI–XII вв. — городами-государствами. Именно это и определяло тот статус, который заняла церковь в древнерусском обществе. Являясь гибкой организацией, она стремилась приспособиться к общинному строю Руси, стать колесиком и винтиком социально-политического механизма. Отчасти ей это удалось. Однако прививалась церковь к древнерусскому обществу лишь постольку, поскольку воспринималась сквозь призму языческих представлений, что проявлялось не только в политической жизни, но и в идеологии — интенсивном смешении язычества и христианства. Во всю силу этот процесс развернется лишь в последующий период. Религия же древней Руси — это, по сути дела, охристианенное язычество. Успехи православной церкви в домонгольский период были скромными. Она продолжала лишь скользить по поверхности древнерусского общества, не затрагивая основ древнерусской жизни.