Страница 1 из 4
Эдгар Аллан По
Ты убийца
Я намерен сегодня быть Эдипом рэтльборской загадки. Я расскажу вам, – так как я один могу сделать это, – всю тайну той штуки, которая произвела рэтльборское чудо, то единственное, достоверное, всеми признанное, неоспариваемое и неоспоримое чудо, которое искоренило неверие среди рэтльборцев и обратило к истинно великосветской ортодоксальности низменные умы, дерзавшие, до того времени, впадать в скептицизм. Это событие, – о котором непригодно говорить легкомысленным тоном, – случилось летом 18… года. М-р Варнава Шотльуорти, один из самых богатых и уважаемых жителей Рэтльборо, пропал из городка и при таких обстоятельствах, которые заставляли подозревать что-то недоброе. Он выехал верхом из Рэтльборо в субботу, рано поутру, заявив, что отправляется в соседний город, миль за пятнадцать, и воротится к ночи в тот же день. Через два часа после его отъезда, лошадь его воротилась одна и без кожаных сумок, которые были привязаны сзади, к седлу. Лошадь была поранена и вся в грязи. Все это, понятным образом, крайне встревожило всех друзей старика, и когда он не воротился и в воскресенье, все жители бросились толпою разыскивать его труп.
Более всех, и энергичнее всех, хлопотал при этом закадычный друг Шотльуорта, м-р Чарльз Гудфелло, известный в просторечии под кличкою «Старый Чэрли». Не знаю, зависит ли это от изумительного совпадения, или же наши имена имеют незаметное влияние на наши свойства, но вполне несомненно, что не существует ни одного «Чарльза», который не был бы открытым, честным, прямым, добродушным, чистосердечным малым, с ясным, звонким голосом, ласкающим всякий слух, и глазами, которые смотрят вам прямо в лицо, как бы говоря: «У меня чистая совесть, я никого не боюсь и не способен ни на что дурное». И на сцене, все хорошие, беззаботные молодцы называются всегда «Чарльз». И хотя «Старый Чэрли» появился в Рэтльборо не более как за полгода тому назад, и никто не знал ничего о его прошлой жизни, ему не стоило никакого труда познакомиться с почетнейшими людьми в городе и завоевать себе общее расположение. Всякий доверил бы ему на слово тысячу и даже более; а женщины были готовы для него просто на все. И это единственно потому, что он получил, при крещении, имя Чарльза, что и снабдило его тою счастливою физиономией, которая слывет за «лучшее рекомендательное письмо».
Я сказал уже, что м-р Шотльуорти был одним из самых первых людей в Рэтльборо и, без всякого сомнения, самым богатым, а «Старый Чэрли Гудфелло» находился в самых дружеских, можно сказать, братских, отношениях с ним. Жили они по соседству и, хотя м-р Шотльуорти редко навещал Чэрли и ни разу не обедал у него, но это не мешало их дружбе, потому что «Старый Чэрли» не пропускал дня, чтобы не забежать три или четыре раза проведать своего приятеля, при чем зачастую оставался позавтракать, выпить чашку чая, или даже пообедать; и высчитать, сколько вина выпивалось при этом двумя стариками, было бы даже трудно, Чэрли особенно любил Шато-Марго, и м-р Шотльуорти услаждался, по-видимому, глядя на то, как друг его проглатывает бутылку за бутылкой. И вот, однажды, когда друзья порядочно нагрузились, м-р Шотльуорти хлопнул «Старого Чэрли» по плечу и сказал:
– Клянусь, я не встречал во всей моей жизни лучшего малого, чем ты, «Старый Чэрли»! И если это вино так нравится тебе, ты получишь от меня в подарок корзину Шато-Марго… Не отнекивайся; сказано и будет!… И чтобы мне провалиться (м-р Шотльуорти любил поклясться, хотя редко шел далее «чтобы мне провалиться», или «прах побери», или «свинья меня заешь») если я не напишу сегодня же вечером в город, чтобы тебе выслали двойную корзину этого винца, да и самого лучшего сорта… Ты получишь его на днях, именно когда будешь всего менее ожидать!
Я передаю о таком щедром намерении м-ра Шотльуорти для доказательства всей сердечности отношений, существовавших между двумя друзьями.
В воскресенье утром, когда стало очевидным, что с м-ром Шотльуорти случилось несчастие, «Старый Чэрли» был поражен более всех. Услышав, что лошадь воротилась домой без хозяина, без мешков у седла и вся окровавленная от пистолетной пули, пробившей ей грудь насквозь, хотя и не сразившей бедное животное наповал, он побледнел, как смерть, и затрясся, точно в жесточайшей лихорадке.
Сначала, он был так подавлен горем, что был не в состоянии что-нибудь предпринять или указать путь действий другим; он даже советовал прочим приятелям м-ра Шотльуорти не спешить розысками, а повременить неделю, другую, пожалуй, и месяц или два, в надежде, что пропавший еще воротится и объяснит самым естественным образом, почему он прислал свою лошадь вперед. Я полагаю, что все замечают эту наклонность к промедлению, к выжиданию чего-то у людей, удрученных большим горем. Их разум как бы тупеет, или им претит всякая деятельность и ничего не хочется им так, как лежать в постели и «нянчиться с своею бедою», как выражаются наши старушки, то есть оставаться погруженными всецело в свою печаль. Рэтльборцы были так проникнуты уважением к уму и опытности «Старого Чэрли», что большинство из них было готово «выждать пока что», как он выражался, и на том, вероятно, и порешили бы все, не вмешайся в дело племянник м-ра Шотльуорти, молодой человек очень легкомысленного образа жизни и, вообще, репутации незавидной. Фамилия его была: Пеннифазер. Он и слышать не хотел об откладывании дела и настаивал на необходимости разыскать тотчас же «труп убитого». Это было его подлинное выражение, и м-р Гудфелло тогда же тонко заметил, что оно было «странно», чтобы не сказать более. Слова «Старого Чэрли» произвели тотчас впечатление на толпу, и один из присутствующих спросил, каким образом м-ру Пеннифазер могли быть так известны все подробности исчезновения его богатого родственника, и он мог так прямо и утвердительно говорить, что дядя его «был убит». Вслед за этим поднялись некоторые споры и колкости между бывшими налицо, но преимущественно между самим «Старым Чэрли» и Пеннифазером, что не было новостью, впрочем, потому что эти два лица положительно не ладили между собою в течение последних трех или четырех месяцев, но, на этот раз, дело дошло до того, что Пеннифазер сшиб с ног «Старого Чэрли» за то, что он «позволил себе слишком хозяйничать» в доме, где жил он, Пеннифазер. Говорят, что Гудфелло обнаружил, при этом случае, удивительную сдержанность и христианское отношение к ближнему. Он поднялся на ноги, оправил на себе платье и не попытался даже хватить молодого человека подобным же образом, а только пробормотал, что «найдет время отплатить за это» – выражение, естественное в пылу гнева, не значившее ничего особенного и, без сомнения, тотчас же забытое самим тем, кто его произнес. Как бы то ни было, вопрос был, в настоящую минуту, не в этом, а в настояниях племянника разыскать его дядю, на что и решились жители города. Само собой разумеется, что они находили наилучшим разделиться на кучки, из которых каждая искала бы с своей стороны, для лучшего успеха общего дела. Но, не знаю уже теперь каким путем, «Старый Чэрли» доказал им всю несообразность такого плана, – доказал всем, кроме Пеннифазера, – и было решено, что поиски будут производиться всею гурьбою, под предводительством самого Чэрли.
Что касается до этого, то лучшего вожака нельзя было и выбрать, так как «Старый Чэрли» славился своим рысьим глазом. Но, хотя он водил свой отряд по таким трущобам и таким дорогам, о которых никто по соседству даже понятия не имел, прошла целая неделя, не подвинув дела ни на шаг. Никакого следа пропавшего Шотльуорти не оказывалось. Впрочем, «никакого следа» надо понимать не буквально. След был, именно оставленный копытами лошади (он распознавался, благодаря особой форме ее подков); видно было, что бедный старик отъехал мили на три от Рэтльборо по большой дороге, ведущей в соседний город, но здесь следы поворачивали в проселок, тянувшийся, через небольшой перелесок и укорачивавший путь на полмили. Руководствуясь следами, люди дошли до прудка с стоячей водою, полузакрытого камышами. Следы копыт исчезали здесь. Но, по-видимому, на этом месте происходила борьба, и какое-то большое тело, больше чем человеческое, было протащено от дороги к прудку. Обыскали баграми весь прудок, но не нашли ничего, и все хотели уже идти назад, когда небо внушило м-ру Гудфелло мысль, спустить воду из этого прудка. Такое предложение было принято с единогласным одобрением и все спешили поздравить «Старого Чэрли» с его находчивостью. Работа была выполнена очень скоро и с успехом, и когда дно несколько обнажилось, то среди ила показался черный, бархатный камзол, который был тотчас же признан всеми за принадлежавший м-ру Пеннифазеру. Этот камзол оказался изорванным и испачканным кровью, и многие из присутствовавших припомнили тотчас, что видели его на молодом человеке именно в то утро, когда уехал м-р Шотльуорти, а другие свидетельствовали с той же уверенностью, что в остальное время того дня Пеннифазер был уже в другом камзоле. Не находилось, наконец, ни одного человека, который видел бы на Пеннифазере «этот» камзол после рокового дня.