Страница 60 из 70
— Володя, ну а сами-то вы верите в существование этого мифического и сверхтайного сообщества?
— Не знаю. Вполне возможно, что оно существует, но меня этот вопрос занимает в такой малой степени… Мне как автору будущей повести, естественно, сейчас в первую очередь важно нейтрализовать тех любознательных парней, которые лезут на контакт. Ведь этот контакт, как я понял, не желателен?
— Да, пожалуй, — задумчиво протянул генерал. — Для сюжета это лишнее. Знаешь, то, что ты в этом плане придумал, — это, наверное, оптимальный вариант! А кто, по-твоему, всю эту кутерьму в магазине провернул? Если не «Черные эскадроны»?
— Вопрос, однако… Думаю, сегодня-завтра выяснится: я, то есть главный герой, палку в муравейник сунул, повертел немного. Должен быть эффект.
— Рискуешь.
— Стараюсь страховаться.
Михаил Анатольевич кивнул:
— Это, наверное, даже неплохо, что ты ко мне зашел: мы живем в страшном и глупом мире.
— Мы живем в мире, который сами себе сотворили, товарищ генерал.
— Кстати, ваш славный король репортажа вернулся, знаешь?
— Петрович? Здорово! Жена передавала, что он звонил, но я не думал, что уже из Питера. У него ж день рождения.
— В пятницу собирает. Будешь?
— Обязательно. А вы?
— Приглашал. Там и встретимся. Поговорим.
Хозяин встал, протянул руку:
— Счастливо, сочинитель! Не заиграйся.
— Рад бы, Михаил Анатольевич. До свидания!
…Как правило, после одиннадцати вечера Виноградов просто отключал телефон. Все, кого он хотел слышать, старались дозвониться до этого времени, а проблемы остальных Владимира Александровича трогали в наименьшей степени.
Однако у него не было уверенности, что те, кто должен позвонить сегодня, знакомы с его принципами. Тем не менее трубка ожила в двадцать два сорок:
— Алле? Владимир Александрович?
— Слушаю вас.
— Извините за поздний звонок, господин капитан… Некто Гессен беспокоит, Анатолий Михайлович. Если помните.
Виноградов помнил.
— Чем обязан? — С Михаилом Анатольевичем он сегодня уже беседовал. Теперь — Анатолий Михайлович. Дурной водевиль при скудной фантазии: собственно, это иногда и есть жизнь.
— Хотелось бы встретиться. — Гессен был достаточно известным адвокатом, мило грассировал и никаких положительных эмоций у капитана вызвать не мог: не так уж давно один из его подзащитных чуть было не отправил Виноградова к предкам[10].
— Вам лично хотелось бы? Именно со мной? — Владимир Александрович ожидал чего-нибудь в подобном духе, но можно было позволить себе немного повалять дурака. — Что, наш общий знакомый раскаялся и шлет из зоны вышитый кисет? Или молитвенник в собственноручном переплете?
— Это — вряд ли, Владимир Александрович. Признаться, в той истории для меня до сих пор многое непонятно. И огорчительно, поверьте! Кстати, вероятно, в скором времени господин Степаненко может быть расконвоирован: он прекрасно себя ведет, трудится. Руководит производством.
Виноградов коротко, но внятно выругался.
Анатолий Михайлович вздохнул:
— Мне сложно вам что-либо возразить. Но к делу, по которому я вас беспокою, Мастер никакого отношения не имеет.
— А кто имеет?
— Не хотелось бы по телефону. Скажем так: речь пойдет о недавнем происшествии в некоей торговой точке.
— Вот как! — Виноградов сделал вид, что удивлен. — Интересно.
— Очень хорошо. Вы завтра ведь выходной еще?
— Скажите, после этой встречи с вами — что, опять стрелять будут? Или мне взрыва в бензобаке ждать? Может быть, парочку наркоманов с ножами в парадной?
— Эх, пуганая ворона. Простите великодушно фольклор.
— Я тоже шучу. Приду, конечно. Но и меры свои, не обессудьте, приму.
— Конечно, конечно! Я поручительству. Понимаю. Как у Ницше: «Как все, кто хаживал в цепях, он звон цепей повсюду слышит!»
— Ницше? Тоже из ваших клиентов?
— Не кокетничайте. В одиннадцать устроит? Можно раньше.
— А позже?
— Не знаю.
— Хорошо. В одиннадцать. Где?
— Ресторан «Квин». Знаете, где это?
— Представляю.
— Тогда всего доброго. Ждем.
— Всего наилучшего!
Виноградов включил плиту и поставил чайник — предстояло сделать еще несколько звонков.
Раньше был подвал с пивными автоматами. Дешевый. Грязный. И публика соответствующая: студенты, редкие работяги, а в основном — алкаши из близлежащих подворотен.
А теперь и бронзовые ручки на черных матовых дверях вестибюля, казалось, вопрошали: а ты, достоин ли ты посещения этого дворца великолепной жратвы и причудливой выпивки?
Мягко отозвался колокольчик над входом:
— Чем могу служить?
Даже холеная прислуга здесь смотрелась демократичнее интерьеров.
— Меня должны ждать.
— Да, прошу вас.
Обстановка в зале была задумана как домашняя — для тех, разумеется, кто привык дома обедать на белых крахмальных скатертях, пользуясь при этом приборами старого серебра. Рюмки, бокалы и прочее стекло доставлялись прямиком из Германии, фарфор, впрочем, был отечественный, дулевский. Скрытое под черными стилизованными балками освещение, непрекращающийся Фредди Меркури, в память о котором называлось заведение, томно сочится из огромных колонок…
— Владимир Александрович! Присаживайся!
— Да уж не премину.
— Здравствуй. Очень рад. Что-нибудь будешь?
— Здравствуй. Естественно! Где ты видел милиционера, чтоб отказался на халяву пожрать что-нибудь этакое…
— Запеченные осьминожки сегодня рекомендую. Пиво? Или покрепче?
— Мне к врачу скоро, на процедуру. А, ладно! Маленький «Варштайнер», один.
— Молодой человек, запишите! И еще, пожалуй, бокал пива — мне.
— Кофе? Десерт? — Поза официанта непостижимым образом сочетала стремление угодить с чувством глубокого превосходства над окружающей его средой.
— Свободен. Итак, Володя — удивлен?
— Нельзя сказать, чтоб нет. Скорее — да, но в меньшей степени, чем ты ожидаешь. Гессена, как я понимаю, не будет?
— А зачем? Он свое дело сделал. — Собеседник Виноградова дождался, когда официант расставит заказ и исчезнет. — Спасибо!
— Твоя точка?
— Наша.
Владимир Александрович и без того знал, что ресторан являлся собственностью и штаб-квартирой одного из мощнейших в регионе преступных сообществ, так называемой «тамаринской» группировки. Простых бойцов, узколобых и кожаных, сюда не допускали, поэтому посетитель был избавлен от вида спортивных штанов и цепей в полпуда весом.
— Как вашего шефа здоровье? Как Рита?
Месяца три назад самого Тамарина расстрелял из автомата наемник. От неминуемой смерти «крестного отца» спасли сказочное везение, преданность телохранителя и надежная немецкая техника. «Шестисотый» «мерседес», нашпигованный свинцом и потерявший управление, на колоссальной скорости своротил оказавшиеся на пути легковушки, перевернулся, но даже не ушиб моментально упакованные в надувные подушки тела пассажиров! Впрочем, получивший десяток пуль охранник скончался сразу же, а то, что досталось севшему вопреки обыкновению за руль Тамарину, долго извлекали из его тела лучшие медики не только Питера, но и других городов необъятной нашей Родины. Фантастическая аппаратура, уникальные лекарства, охрана из милицейских автоматчиков. Что творилось тогда в обшарпанном небоскребе больницы «скорой помощи»! Рассказать кому — не поверят! Сейчас Тамарин восстанавливал силы на одном из европейских курортов, оставив в городе жену Риту, симпатичную и скромную блондинку.
Виноградов познакомился с ней во время очередного больничного дежурства: Главк приказал полковнику Столярову выделять ежесуточно четырех автоматчиков с офицером во избежание повтора неудавшегося теракта.
Рита находилась в больнице почти неотлучно, поражая своей преданностью и тактом не только охрану, но и медицинский персонал. Это было так непохоже на распространенный образ бандитской подруги, что Владимиру Александровичу нестерпимо захотелось узнать, как живет, о чем думает, что любит и что ненавидит женщина, делящая кров с человеком, которого общественное мнение превратило чуть ли не в олицетворение земного зла. Как воспитывает детей? Что отвечает на вопросы своей матери? Она была для капитана Виноградова женой врага, но никаких чувств, кроме симпатии и жалости, не вызывала.
10
Эти события описаны в повести «Десять дней в неделю»