Страница 59 из 70
— Что невесел, капитан? — приятельски приветствовал Виноградова постовой, третий участник «великого магазинного побоища». Его тоже представили к награде, и, отгуляв положенные «лечебные» дни, боец опять приступил к службе.
— Счастье — ненадежный друг: оно приходит, когда нам хорошо, и уходит, когда нам плохо, — милиционер вряд ли читал Кривина, поэтому можно было без риска выдать мысль за свою.
Задумавшись, постовой кивнул:
— Верно.
— Командир на месте?
— Ага. У себя.
Надо будет вытащить его куда-нибудь на воздух, подумал Виноградов. А то бес их знает, эти современные средства технического контроля — все стены утыканы, гвоздь вбить некуда без риска в микрофон попасть…
Виноградов резко выбросил вперед руку в перчатке, но попал в пустоту. Добавлять не имело смысла: Барков уже разорвал дистанцию и ждал только момента для контратаки.
Они были почти одного веса. Виктор чуть выше и значительно моложе, к тому же чувствовалась разница в подготовке. Капитан шагнул и тут же наткнулся на мощный прямой в голову, еще один удалось отбить, но завершивший серию удар ногой сбоку, чуть выше печени, отбросил его на гимнастическую скамейку.
— Все! Хватит! Дорвался до бесплатного…
— Ну извини, Саныч! Ты же сам меня сюда привел. Спровоцировал, можно сказать.
— Отдыхаем. Присядь чуток, а то я до душа не доберусь. Здесь и закопаете.
— Лады! — Барков тяжело опустился рядом с капитаном, подтянул поближе брошенную тут же футболку и вытер ею мокрый от пота лоб.
— Это ты умеешь, сила есть… — Виноградов потер кожу под глазом — намечался небольшой синячок.
— Зато ты умный! Мои гоблины из всех офицеров, пожалуй, только тебя и воспринимают: еще бы, опыт оперативный, прошлое достойное.
— А ты?
— Что — я? — не понял вопроса Барков. — Я же всю жизнь из зала на пост, с поста в спортзал. В пресс-группу, сам знаешь, согласился только потому, что других офицерских должностей не было. Смех и грех!
— Вот видишь. Тогда познакомь меня.
— С кем?
— Ну с теми, кто все это придумал. И организовал.
— Подожди, Саныч, я не врубаюсь. Ты о чем?
— Да как даже и назвать — не знаю. Когда ты стреляешь, а в тебя не могут, это что, расстрел? Нет, грубо как-то… Во! Назовем это благородным словом «засада».
Барков непроизвольно огляделся: в крохотном подвальном зале, кроме них, никого не было.
— Ты о чем?
— Смотри. Я вот такой умный, опытный, со связями, но тем не менее такое шоу в магазине поставить не смог бы. И не взялся бы! Потому и не верю, что отличный парень и неплохой боец Витюша Барков сам по себе придумал, сделал…
— Саныч, ты кончай это. Пошли в душ, или я один!
— Скандал нужен?
— Нет.
— А я могу. Поэтому три минуты: нет — значит нет, а если да — будем вместе думать.
Помешкав, старший лейтенант опустился на тренажер:
— Давай!
— Не спрашивай, откуда я знаю — но точно: у «старших братьев» есть результаты экспертиз. И по пистолету, и по патронам. Будут они их легализовывать, нет — неизвестно. В какой-то степени это сейчас зависит от меня. А мое решение зависит от твоей откровенности.
— Я тебе ничего не могу сказать.
— Придется. Хоть что-то — придется! Потому что сами по себе бойки спиленные и патроны из кастрюльки — тьфу, ерунда, легкая тень на героев. Но вот если завтра или там послезавтра чекистам придет в голову пригласить твоего милиционера и поспрашивать его пожестче… Ты уверен, что парень язык себе в задницу сунет?
— Уверен.
— А я — нет! И тебе не советую.
Виноградов провел тыльной стороной ладони по лбу: пота уже не было, утихла и дрожь в коленях.
— Впрочем, согласись: лучше обойтись без искушений судьбы.
Барков кивнул, не поднимая глаз:
— Ну? И ты можешь им приказать?
— Ты что, перетренировался? Я, по-твоему, кто — председатель КГБ в подполье? Или тайный шеф ФСК?
— Но ты же сам только что…
— Я сказал, что в определенной степени решение будет зависеть от меня! Решат там сами, но есть возможность влиять на процесс.
— Я не понял, — вздохнул ротный.
— А тебе и не надо. Главное, чтоб я понял. Ну?
— Саныч, ты читал, кто эти трое были?
— Допустим.
— Тот в машине — он в розыске был за соучастие в захвате вертолета. Помнишь, шесть трупов? И другой, тот, что с пистолетом — беглый с зоны, последний срок — за убийство милиционера и его матери! Третий тоже не лучше. Понял? Они все и так покойники были.
— Туда им и дорога. Плевать! Речь же не об этом.
— Извини, Виноградов. Ничего я тебе сейчас не скажу. Не могу! Зря ты это затеял.
— Я затеял? Да шли бы вы все со своими играми.
— Вечером дома будешь?
— Буду.
— Я, наверное, позвоню. В душ пойдешь?
— Естественно.
— А я тогда обойдусь. Дел много. Пока!
Виноградов поднялся и тоже заковылял к выходу.
…Секретарша была пожилая и некрасивая.
— Михаил Анатольевич! К вам капитан Виноградов.
— Пусть заходит, — неожиданно чисто отозвался селектор начальственным басом. Басом заместителя начальника Департамента налоговых расследований.
Почти сразу же открылась дверь кабинета, и тот же голос отчеканил:
— Пошел вон! И чтоб я вас…
Подгоняемый звуковыми волнами, в коридор вылетел крохотный носатый человечек с курчавым венчиком огибающих лысину волос — этакий карикатурный типаж со страниц национал-патриотической литературы. И имя у носатого было подходящее — Ося Гутман, трус и негодяй, с которым даже в его родной редакции «Вечернего вестника города» мало кто здоровался за руку.
— Вы оскорбили в моем лице всю прогрессивную прессу! Я лично знаком с начальником ГУВД.
Он на секунду задержался у стола секретарши:
— Знаете, мой друг, он большой человек в Региональном управлении по борьбе с организованной преступностью.
— Маргарита Андреевна, — Виноградов уже почти зашел в кабинет, но не стерпел: — Маргарита Андреевна, вы, когда господин уйдет, ложки пересчитайте. И вообще проверьте, а то не ровен час…
У капитана с Гутманом были давние счеты.
— Здравствуй, Володя!
— Здравствуйте, Михаил Анатольевич. Поздравляю.
Хозяин кабинета хмыкнул, но непроизвольно скосил глаз на свеженький генеральский погон:
— Спасибо. С чем пожаловал?
— Да так. Здорово вы его! Круто.
— Да ну! Компромат ему на начальника ОБЭП нужен. Сукин кот! Стращать решил, грозился самого ославить.
— Дерьмо! И бездарь. Да ладно, Бог его накажет или люди. Я, собственно, вот с чем. Задумал я повесть написать, а сюжет такой…
После первых фраз Виноградова Михаил Анатольевич распорядился ни с кем, кроме министра, не соединять, визитерам сообщать, что выехал. Минут через десять попросил кофе.
— …Такие дела. Что посоветуете? — Капитан отодвинул пустую чашку, давая понять, что больше ему сообщить нечего.
Судя по цепким и профессиональным вопросам, которые то и дело в ходе виноградовского рассказа задавал Михаил Анатольевич, фабула его заинтересовала.
— Да-а. Лихо закручено.
— Главное — жизненно. Я бы даже сказал, жизненно важно для главного героя.
— Надо подумать.
Михаил Анатольевич тогда, в девяносто втором, сыграл в жизни и карьере Виноградова роль не слишком благодарную: втянул в ту историю с морскими чеками, отправил в Приречье, густо замесив патриотические идеалы молодого капитана на полукриминальных финансовых дрожжах. А затем спокойно пожертвовал им — впрочем, как и было задумано. Владимир Александрович знал, на что шел, и тогда еще оценил тактический ум, организаторские способности и доходящую до цинизма откровенность старшего коллеги[9]. С тех пор они не встречались, и у Виноградова были основания полагать, что новоиспеченный генерал в тайные политические авантюры больше не лезет, сорвав максимум дивидендов с московского октября, — но больше капитану идти было не к кому.
9
Эти события описаны в рассказе «Жертва фигуры»