Страница 52 из 87
В том же концерте для заключения был сыгран мой «Садко». На этот раз Балакирев попросту провалил его. При переходе ко второй части он показал перемену темпа на такт раньше. Одни инструменты вступили, другие нет. Произошла невообразимая каша. С этих пор Балакирев свое правило —дирижировать всегда наизусть —сдал в отставку.
В концертах Бесплатной музыкальной школы этого сезона выступает молодой талантливый пианист Лавров и бледною тенью мелькает московский пианист Мельгунов, сухой теоретик и составитель варварского сборника русских песен. В ту пору Балакирев носился с Мельгуновым, как с писаной торбой.
С осени сезона 1881/82 года наш новый знакомый Ф.М.Блуменфельд появился в Петербурге и поступил в консерваторию к профессору Штейну.
Состав кружка, бывавшего в нашем доме, был приблизительно такой: Бородин, В.В.Стасов, Глазунов, Блуменфельд. К ним следует присоединить еще В.Н.Ильинского, студента Медицинской академии, талантливейшего певца-баритона, превосходного исполнителя произведений Мусоргского. Приблизительно в это время в нашем кружке стал появляться М.М.Ипполитов-Иванов, кончивший консерваторию по классу теории композиции, мой ученик, подававший надежды стать талантливым композитором, вскоре женившийся на певице В.М.Зарудной (прекрасное сопрано). И муж, и жена спустя много лет стали профессорами Московской консерватории.
Кюи почти совсем не посещал наш круг, держась особняком. Балакирев приходил очень редко. Придет, поиграет что-нибудь, да и уйдет пораньше. По уходе его все вздохнут свободнее; начинается оживленная беседа и наигрыванье новых или только что задуманных сочинений и проч. В последние годы, кроме Ипполитова-Иванова, по моему классу окончили консерваторию А.С.Аренский и ГАКазаченко, первый —впоследствии известный и талантливый наш композитор, второй —композитор и хормейстер имп. Русской оперы. Оба названные мои ученика во время работы над «Снегурочкой» любезно помогли мне при составлении переложении моей оперы для фортепиано и голосов. Кстати скажу, что Аренский когда он был еще учеником моего класса, написал —отчасти как свободную, отчасти как классную работу —несколько нумеров из «Воеводы» (Сон на Волге) по Островскому, впоследствии вошедших в состав его оперы на этот сюжет. Как теперь помню, как он играл мне в классе сцену у моста, колыбельную и проч В промежутке между работою над сочинениями Мусоргского[310] из партитуры 2-й редакции «Псковитянки» были мною изъяты инструментальные антракты —перед вечем, перед сценой с Ольгой и, наконец, последний с музыкою Николы и калик перехожих. К ним я прибавил игру в бабки, представлявшую собой чисто инструментальное скерцо, и увертюру к прологу. Все это я несколько переинструментовал заменив натуральные валторны и трубы хроматическими, и, собрав вместе, решился назвать Увертюрой и Антрактами к драме Мея «Псковитянка». Сделал я это на том основании, что, с одной стороны, всякая надежда на постановку «Псковитянки» была потеряна, с другой —я был недоволен второй редакцией «Псковитянки». В первой редакции я пострадал от недостаточности знаний, во второй —от их избытка и неуменья управлять ими. Я чувствовал, что вторая редакция должна быть сокращена и переработана еще раз, что настоящий, желательный вид «Псковитянки» лежит где-то посередине между первой и второй редакцией и что я пока не в состоянии его отыскать. Между тем инструментальные нумера второй редакции представляли интерес. Поэтому я и поступил с ними вышеприведенным способом. Получилась пьеса вроде антрактов «Холмского» или «Эгмонта».
Ле-то 1882 года[311] мы проводили опять в милом Стелёве. Погода большею частью была прекрасная и ле-то грозовое. На этот раз все время уходило на ра боту над «Хованщиной»[312]. Много приходилось перебывать, сокращать и присочинять. В и действиях оказалось много лишнего, безобразного по музыке и затягивающего сцену. В V действии, напротив, многого не хватало совсем, а многое было лишь в самых черновых записях. Хор раскольников с ударами колокола перед самосожжением, написанный автором в варварских пустых квартах и квинтах, я совершенно переделал, так как первоначальный вид был невозможен. Для последнего хора существовала только мелодия (записанная от каких-то раскольников Л.И.Карманной и сообщеная ею Мусоргскому). Воспользовавшись данной мелодией, я сочинил весь хор целиком, причем сопровождающая фигура оркестра (разгорающийся костер) сочинена мною. Для одного из монологов Досифея в V действии я заимствовал музыку целиком из действия. Вариации песни Марфы в III действии значительно изменены и обработаны иной, равно и хор «Пререкохом и препрехом!». Я говорил уже, что Мусоргский, часто несдержанный и распущенный в своих модуляциях, иногда, наоборот, продолжительное время не мог вылезти из одной тональности, что приводило сочинение к величайшей вялости и однотонности. В данном случае во второй половине третьего действия, с момента входа подьячего, он оставался безвыходно до конца действия в строе es-moll. Это было невыносимо и ничем не обосновано, так как весь этот кусок несомненно подразделяется на два отдела —сцену подьячего и обращение стрельцов к старику Хованскому. Первую часть я оставил в es-moll, как в оригинале, а вторую переложил в d-moll. Вышло и целесообразнее и разнообразнее. Части оперы, инструментованные автором, я переоркестровал и, надеюсь, к лучшему. Все прочее инструментовалось также мною; я же делал и переложение. К концу лета вся работа над «Хованщиной» не могла быть кончена, и дописывал я ее в Петербурге.
Перед переездом в Питер я сочинил музыку на пушкинского «Анчара» для баса. Сочинением остался не вполне доволен, и пролежало оно у меня в полной неизвестности впредь до 1897 года[313].
Во второй половине лета мы с женою ездили недели на две в Москву. В Москве была в то время всероссийская выставка, на которой, между прочим, предполагались симфонические концерты от московской дирекции Русского музыкального общества. Место директора консерватории, за смертью Н.Г.Рубинштейна, занимал Н.А.Губерт. Взяв на себя устройство выставочных концертов, он пригласил меня дирижировать двумя. Программа требовалась исключительно русская. Я согласился. Таким образом, состоялась моя поездка в Москву из Стелёва[314]. В двух концерту под моим управлением были даны между прочими вещами, которых всех не упомню, «Антар», 1-я симфония Глазунова, отрывки из «Князя Игоря» (Стравинский), ария «И жар, и зной» (Бичурина), фортепианный концерт Чайковского (Лавров) и фортепианная фантазия на русские темы Направника (Тиманова)[315]. Все прошло хорошо и имело успех. Саша Глазунов приехал также нарочно для этих концертов[316]. Перед началом репетиции симфонии ко мне подошел высокий и красивый господин, с которым я не раз встречался в Петербурге, но знаком не был. Он отрекомендовался, назвав себя Митрофаном Петровичем Беляевым, и попросил позволения присутствовать на всех репетициях. М.П.Беляев был страстный любитель музыки, совершенно плененный симфонией Глазунова при первом исполнении ее в Бесплатной школе и нарочно приехавший для нее в Москву. С этого момента началось мое знакомство с этим замечательным человеком, имевшим впоследствии такое огромное значение для русской музыки.
С.Н.Кругликов, бывший деятель Бесплатной школы, переселившись года два тому назад в Москву, не покидал меня и Глазунова во все наше пребывание в Москве. Глазунов, Кругликов и я с Надеждой Николаевной проводили время весьма приятно, деля его между репетициями, осмотром выставки и прогулками по Москве. Довольные своей поездкой, мы возвратились в Стелёво, где во время нашего отсутствия за детьми присматривали моя мать и брат жены Николай Николаевич, проживавшие с нами все лето[317].
310
14. О работе Н.А.Римского-Корсакова над сочинениями М.П.Мусоргского см.: «Письма В.В.Стасова и Н.А.РимскогоКорсакова» («Русская мысль», 1910, кн. V, с. 180–181 и 185 и кн. V, с. 113–132).
311
15. Здесь на полях рукописи стоит дата: «Ле-то 1882 г.»
312
16. Кроме «Хованщины», летом 1882 г. Н.А.Римский-Корсаков работал и над другими сочинениями М.П.Мусоргского. Об этом он писал С.Н.Кругликову 1/V1882 г.: «Я готовлю к изданию также 6 романсов Мусоргского на слова Толстого, вообще Мусоргский и Мусоргский; мне кажется, что меня даже зовут Модестом Петровичем, а не Николаем Андреевичем, и что я сочинил „Хованщину“ и, пожалуй, даже „Бориса“. А относительно „Хованщины“ тут есть и доля правды» (Архив Н.А.Римского-Корсакова в РНБ).
313
17. В Архиве Н.А.Римского-Корсакова в РНБ сохранилось начало «Анчара» в партитуре, судя по почерку и бумаге, относящееся к 1882 г. Этот документ интересен как свидетельство давнего намерения композитора написать «Анчар» в сопровождении оркестра; это намерение было выполнено РимскимКорсаковым только летом 1906 г. в Риве. Первоначальный эскиз датирован «3/1Х 1882 г., Стелёво, окончательная редакция —23/V1897 г.»
314
18. Н.А. и Н.Н.Римские-Корсаковы выехали в Москву 9/V1882 г. Концерты состоялись 15 и 22 августа.
315
19. Здесь Римским-Корсаковым допущены некоторые неточности. В первом концерте 15/V1882 г. арию Кончака из «Князя Игоря» исполнял не Ф.И.Стравинский, а М.М.Корякин. Н.СЛавров исполнял не концерт Чайковского, а ре-минорный концерт А.Г.Рубинштейна. См.: «Н.А.Римский-Корсаков. Сборник документов». Музгиз, 1951. С. 104, п. № 6 к Н.А.Губерту; неопубликованное письмо Н.Н.Римской-Корсаковой к своей сестре С.Н.Ахшарумовой от 17/V1882 г. (Семейный архив Римских-Корсаковых). В этом письме Надежда Николаевна сообщает, что на концертах присутствовали А.П.Бородин, Д.В.Стасов с семьей, Н.Н.Лодыженский, К.Н.Вельяминов, Э.Ю.Гольдштейн, а также И.К.Репин, который во время первого концерта зарисовал залу, оркестр, Николая Андреевича за дирижерским пультом и Н.СЛаврова за роялем на эстраде во время исполнения.
316
20. Об исполнении Первой симфонии А.К.Глазунова во втором концерте 22/V1882 г. на Всероссийской промыщленно-художественной выставке подробнее см. в книге B. М.Беляева «Глазунов». Т. С. 53 и след.
317
21. Остаток лета (сентябрь) Н.А.Римский-Корсаков с семьей провел в Таицах у В.Ф.Пургольда. Здесь в тексте проставлены место и дата написания: «Вечаша 14 июня 1905», а на полях в начале следующего абзаца сделана пометка: «1882-83 г.»
В ноябре 1882 г. Н.А.Римский-Корсаков ездил в Москву в третий раз дирижировать в концерте П.А.Шостаковского, состоявшемся 16/X; были исполнены: «Сказка» Н.А.РимскогоКорсакова (в первый раз в Москве), Первая увертюра на греческие темы А.К.Глазунова (в первый раз в Москве) и «Скерцо» П.И.Бларамберга.