Страница 43 из 87
Хоры из «Майской ночи», отрывки из «Князя Игоря» и сцены из «Бориса» прошли хорошо и понравились. Симфония h-moll Бородина, исполнявшаяся в 3-м концерте, прошла хорошо. Скерцо ее про. шло в надлежащем темпе, благодаря тому, что Бородин многое поисправил, уничтожив в значительной степени нагромождение медных духовых, которые при первом ее исполнении под управлением Направника в 1877 году придавали ей лишнюю тяжесть и не подвижность. Мы с Бородиным порядком над ней подумали на этот раз; к этому времени наше увлечение медными инструментами прошло, и симфония сильно выиграла от исправлений.
На 4-м концерте случилась порядочная неудача. Пианист Климов должен был играть Es-dur'ный концерт Листа; между тем опоздал на репетицию и решился играть не репетировавши, а я был так неосторожен, что согласился на это. В концерте Климов играл нервно и смущенно, следить за ним не было возможности. Во время пауз фортепиано, когда легко было поправиться, он несвоевременно начинал подыгрывать оркестру или кивать ему головою, указывая вступления. Например, в начале скерцо, после соло треугольника, он подыграл оркестру вступление тактом раньше, сбил всех, и пошла путаница до самого конца пьесы. Исполнение вышло постыдное, оркестр все время шел врознь с пианистом. Стыду моему не было границ, и я буквально заплакал от досад и позора, придя после концерта домой.
В течение всей зимы и весны[267] Кюи, Бородин Лядов и я, время от времени, возвращались к сочинению «тати-тати». Накоплялось порядочное собрание пьес. Последними, кажется, были сочинены Лядовой галоп и моя тарантелла. Это было уже в июне 1879 года на даче в Лигове, куда мы переехали по примеру прошлого года[268].
В середине зимы я ездил недели на две в Москву для управления оркестром в концертах Шостаковского. Прекрасный (в то время) пианист Петр Адамович Шостаковский (ученик известного Куллака) за несколько лет перед тем был приглашен профессором в Московскую консерваторию, но вскоре не поладил с ее директором Н.Г.Рубинштейном и принужден был выйти. В чем состояли эти нелады, я в точности не знаю. По рассказам Шостаковского, поводом к ним было якобы то, что Рубинштейн не мог потерпеть возле себя пианиста, равного себе по силе, и не давал ему ходу в концерты Русского музыкального общества. В какой мере это верно —сказать нельзя. Но дело в том, что Шостаковский вышел из консерватории и, сначала занявшись частными уроками, вскоре основал свою собственную фортепианную школу, а затем и некоторое новое музыкальное общество под названием Филармонического. В сезон 1878/79 года он выписал меня для дирижирования оркестром, вопервых, в его собственном концерте в Большом театре, а во-вторых, в концерте Филармонического общества в зале Благородного собрания. Сверх того, для участия в этих концертах им была выписана певица Д.М.Леонова, уже несколько лет тому назад сошедшая со сцены петербургской русской оперы. Леонова была уже весьма не молода, но голос еще был.
В концерте Шостаковского я дирижировал своими оркестровыми вещами: увертюрой «Псковитянки» и, кажется, «Сербской фантазией» и сопровождением к пению Леоновой и игре Шостаковского[269]. День концерта совпал со днем покушения Соловьева на жизнь государя, и мне пришлось четыре раза подряд исполнить «Боже, царя храни», причем какой-то военный заявлял требование, чтобы гимн был исполнен еще раз, и так как я этого не сделал, то с угрозами и требованиями объяснений он хотел пробраться ко мне за сцену, но, к моему удовольствию не был допущен театральным начальством. В концерте Филармонического общества я исполнил «Садко» увертюру к «Королю Лиру» Балакирева и другие вещи[270]. Концерты были полны, и вещи мои имели успех, а «Садко» был, по требованию, повторен. Между Шостаковским и Русским музыкальным обществом была величайшая вражда, и я, участвуя у Шостаковского, очевидно, был неприятен Московской консерватории и Музыкальному обществу, но с Шостаковским у меня завязались дружественные артистические отношения. Он обещал приехать в Петербург играть в Бесплатной музыкальной школе; я обещал приехать к нему в будущем году. Таким образом, у меня впервые образовались музыкальные сношения с Москвой, где имя мое почти не было до тех пор известно, так как из моих сочинений там исполнялась чуть ли не единственный раз до этого времени моя 3-я симфония (если не ошибаюсь, в 1875 году) под управлением Н.Г.Рубинштейна[271]. Скажу кстати, что в то время П.И.Чайковский был музыкальным рецензентом в одной из московских газет и написал о моей симфонии весьма хвалебный отзыв[272].
В настоящий мой приезд в Москву я не видался с Петром Ильичом, так как в Москве его не было. Во всяком случае, к тому времени он уже прекратил навсегда свою рецензентскую деятельность. Около того времени немало было разговоров о странной женитьбе Чайковского. Он женился на мало подходя щей к нему особе и вскоре (через месяц или два) совершенно разошелся с нею. После того говорили, что он болен душевно или нервно; однако вслед за тем наступило полное выздоровление. Тем не менее, в те времена он чуждался своих знакомых, никуда не показывался и приезжал в Петербург при строжайшем инкогнито.
Поездка в Москву оставила во мне приятное впечатление. Вернувшись в Петербург, я принялся за обычные свои занятия.
Весною 1879 года появились в Петербурге две личности —некто Татищев и Корвин-Крюковский. Они приезжали ко мне, к Бородину, Мусоргскому, Лядову, Направнику и некоторым другим композиторам со следующим предложением. В 1880 году предстояло 25-летие царствования государя Александра Николаевича. По этому случаю ими было написано большое сценическое представление, состоявшее из диалога Гения России и Истории, сопровождаемого живыми картинами, долженствовавшими изображать различные моменты царствования. На предполагавшееся торжественное представление Татищев и Корвин-Крюковский исходатайствовали разрешение у кого следует и к нам обратились с предложением написать музыку для оркестра, соответствующую содержанию живых картин. Надо сознаться, что личности этих господ, проживавших до этого времени в Париже, казались несколько странными; разговором и обращением напоминали они Бобчинского и Добчинского. Диалог Гения России и Истории был значительно велеречив. Тем не менее, моменты для живых картин выбраны были удачно и благодарно для музыки, и мы дали согласие написать оную. Таким образом, были написаны, отчасти в этом, отчасти в следующем сезоне, мною —хор «Слава», на тему подблюдной песни, Бородиным —«В Средней Азии» (весьма популярная вещь впоследствии); Мусоргским —марш «Взятие Карса»; Направником —не помню что; Зике —«Черное море»[273]. Марш Мусоргского был целиком взят из музыки к «Младе» (гедеоновской), в которой он исполнял должность марша князей, а трио в восточном вкусе (на какую-то курдскую тему) было написано вновь[274]. Впоследствии марш этот был назван просто Маршем с трио ala turca. Сочинения наши в том числе превосходная картинка в «Средней Азии» были написаны быстро, но гг. Татищев и Корвин-Крюковский (которого Лядов, непамятливый на мудреные фамилии, шутя называл обыкновенно Раздери-Рукава) куда-то скрылись, и вопрос о приготовлении к постановке изобретенного ими представления затих. Так из этой затеи ничего не вышло, а осталось только несколько перечисленных выше пьес, которые и исполнялись впоследствии в концертах в Петербурге, а картинка в «Средней Азии» довольно часто и за границей. Вещь эта чрезвычайно нравилась Листу, которому Бородин ее показывал в одну из своих заграничных поездок. Ленивый и медлительный А.К.Лядов своей доли так и не написал.
267
13. Здесь на полях рукописи сделана пометка: «Продолжение Тати-тати».
268
14. Здесь год должен быть исправлен на 1878-й. Из сопоставления различных источников видно, что в 1879 г. «Парафразы» существовали уже в печатном виде (первое издание).
269
15. Первый концерт П.А.Шостаковского состоялся З/ГУ 1879 г. (это было первое выступление Н.А.Римского-Корсакова в Москве в качестве дирижера). В программу концерта входили: увертюра к опере «Псковитянка» Н.АРимского-Корсакова, концерт для фортепиано с оркестром А.Гензельта (солист —П.А.Шостаковский), ария Вани из оперы «Иван Сусанин» М.И.Глинки и ария Фидес из оперы «Пророк» Дж. Мейербера (Д.МЛеонова), «Сербская фантазия» для оркестра Н.А.Римского-Корсакова, песня Марфы-раскольницы из оперы «Хованщина» М.П.Мусоргского (Д.М.Леонова), пьесы для фортепиано соло (П.А.Шостаковский), «Варяжская баллада» из оперы «Рогнеда» А.Н.Серова (Д.М.Леонова), «Фантазия на венгерские темы» для фортепиано с оркестром Ф.Листа (П.А.Шостаковский).
270
16. Второй концерт, данный от имени Филармонического общества, состоялся 9 апреля 1879 г.
271
17. Первые исполнения симфонических произведений Н.А.Римского-Корсакова в Москве относятся еще к 1868 г., когда дважды —в симфоническом собрании Русского музыкального общества и в концерте, состоявшемся в Большом театре в пользу голодающих, — была исполнена «Фантазия на сербские темы» (см. рецензию П.И.Чайковского «По поводу Сербской фантазии г. Римского-Корсакова» // «Современная летопись», 1868, № 8: перепечатана в сб. «Музыкальные фельетоны и заметки П.И.Чайковского». М.: П.Юргенсон, 1898. С. 1–4 и в кн. «П.Чайковский. Полное собрание сочинений», т. «Литературные произведения и переписка», М., 1953. С. 25–27) и к 1869 г., когда в концерте Русского музыкального общества была исполнена симфоническая картина «Садко». По поводу последней В.Ф.Одоевский в своем дневнике заметил: «„Садко“ Корсакова —чудная вещь, полная фантазии, оригинально оркестрованная. Если Корсаков не остановится на пути, то будет огромный талант» (см.: «Литературное наследство», кн. 22–24. М., 1935. Дневник В.Ф.Одоевского).
Третья симфония Н.А.Римского-Корсакова, ор. 32, до-мажор, была исполнена в Москве впервые в пятом симфоническом собрании Русского музыкального общества 20/X1874 г. под управлением Н.Г.Рубинштейна. См. отчет П.И.Чайковского в газете «Русские ведомости» 1875, № 2 от 3/1 (перепечатан в сб. «Музыкальные фельетоны и заметки П.И.Чайковского», с. 240–241 и в кн. «П.Чайковский. Полное собрание сочинений», т. «Литературные произведения и переписка». С. 227229).
272
18. См.: «Русские ведомости», 1875, № 2; «Музыкальные фельетоны и заметки П.И.Чайковского», с. 240; «П.Чайковский. Полное собрание сочинений», т. «Литературные произведения и переписка». С. 228.
273
19. «Я написал или, лучше сказать, возобновил имевшийся у меня хор на тему и текст „Славы“», — писал Н.А.РимскийКорсаков С.Н.Кругликову 30/1880 г. (РНБ). «Слава», подблюдная песня для хора и оркестра, ор. 21. СПб.: А.Битнер. Год сочинения указан: на партитуре —1880, а на переложении —1879.
Для сценического представления «Гений России и Истории» Э.Ф.Направником был написан «Торжественный марш», ор. 33. К тому же времени и, видимо, по тому же поводу им написана еще «Торжественная кантата» для хора и оркестра, ор. 34, датированная 19/11 1880 г.
Всего предполагалось 12 номеров. Участие в выполнении коллективной задачи должны были принять: А.Г.Рубинштейн, К.Ю.Давыдов, М.П.Мусоргский, А.П.Бородин, Ц.А.Кюи, П.И.Чайковский, Н.А.Римский-Корсаков, Э.Ф.Направник, Н.Ф.Соловьев, К.П.Галлер и М.М.Иванов.
274
20. Марш князей в «Младе» имел трио, написанное М.П.Мусоргским на тему Н.А.Римского-Корсакова (тема языческого бракосочетания), использованную Римским-Корсаковым в 1875 г. в Andante его квартета фа-мажор.