Страница 2 из 3
Моника задумалась, как скоротать время. Можно было пойти в студию и поработать маслом. Можно было позвонить подругам или дождаться Генри. Можно было подняться наверх и поиграть с Дэвидом.
Моника вышла в коридор, где начиналась лестница на второй этаж.
- Дэвид!..
Ответа не было. Она позвала мальчика снова, потом еще...
- Тедди! - крикнула Моника.
- Да, мамочка? - Над верхними ступеньками лестницы появилась покрытая золотистым мехом голова медвежонка.
- Дэвид у себя?
- Дэвид в саду, мамочка.
- Пойди сюда, Тедди!
Несколько секунд Моника стояла неподвижно, глядя, как маленькое мохнатое существо неуклюже спускается по ступенькам на своих коротких, толстеньких ножках. Когда игрушка оказалась внизу, она взяла ее на руки и понесла в гостиную. Медвежонок смотрел на нее снизу вверх и не шевелился, но она чувствовала, как его тельце чуть заметно вибрирует - это работал внутри электрический сервомотор.
- Встань сюда - я хочу с тобой поговорить. - Моника поставила Тедди на стол, и игрушка сразу выпрямилась, широко разведя мохнатые лапки, словно хотела обнять весь мир.
- Скажи, Тедди, это Дэвид велел тебе сказать, будто он пошел в сад?
Электронные цепи компьютерного мозга медвежонка были слишком просты, чтобы изворачиваться и хитрить.
- Да, мамочка.
- Значит, ты солгал мне?
- Да, мамочка.
- Перестань называть меня мамочкой! Лучше объясни, почему Дэвид меня избегает? Может, он меня боится?
- Нет, не боится. Он тебя любит.
- Тогда почему мы не можем общаться?
- Потому что Дэвид сейчас наверху.
Этот ответ заставил Монику прикусить язык. Зачем она тратит время на разговоры с машиной? Почему бы ей просто не подняться наверх, не обнять Дэвида и не поговорить с ним, как подобает любящей матери и любящему сыну?..
Моника почти физически ощущала давящее молчание дома, в котором у каждой комнаты была своя тишина. Только на верхней площадке лестницы что-то очень тихо двигалось. Дэвид... Дэвид, который пытался от нее спрятаться.
Его речь близилась к концу. Собравшиеся внимательно слушали, а выстроившиеся вдоль стен банкетного зала представители прессы записывали каждое слово и время от времени фотографировали.
- Наш слуга, - говорил Генри, - во многих отношениях является продуктом современных технологий. Без компьютеров нам бы никогда не удалось разобраться в сложнейшей биохимии синтетической плоти. Искусственный слуга станет как бы продолжением помещенного у него в голове компьютера. Это миниатюризованное устройство будет в состоянии справиться с любой ситуацией, решить любую проблему, какая только может возникнуть в среднестатистическом доме - разумеется, с некоторыми оговорками...
Эти слова вызвали среди собравшихся приглушенные смешки. Многие из гостей хорошо знали, какие ожесточенные споры кипели в зале директорского совета, прежде чем было решено сделать слугу бесполым.
- Принимая во внимание блестящие достижения нашей цивилизации и, разумеется, серьезнейшую проблему перенаселения, нельзя не удивляться тому, что миллионы и миллионы людей продолжают страдать от одиночества. Для них наш искусственный слуга будет спасением. Он всегда ответит на любой вопрос, и даже самая глупая беседа никогда ему не наскучит.
В будущем мы планируем выпускать слуг более совершенной конструкции с признаками как мужского, так и женского пола. Они не будут иметь тех ограничений, о которых я уже упоминал, и - обещаю вам! - это будут подлинные биоэлектронные организмы. Компьютерный мозг этой модели будет не только обладать способностью к индивидуальному программированию - мы намерены соединить его с Мировой информационной сетью. Благодаря этому каждый покупатель нашей продукции сможет иметь дома собственного биоэлектронного Эйнштейна. Персональное одиночество будет побеждено раз и навсегда!
Генри сел под восторженные аплодисменты. Даже синтетический слуга, одетый в неприметный серый костюм, с воодушевлением хлопал в ладоши.
Волоча за собой рюкзачок с книгами, Дэвид осторожно обогнул угол дома. Вскарабкавшись на декоративную скамейку под окном гостиной, он осторожно заглянул в окно.
Моника стояла в центре комнаты. Лицо ее было бесстрастно. Это отсутствие каких бы то ни было эмоций напугало мальчугана. Словно зачарованный, Дэвид наблюдал за матерью. Он не двигался - она тоже не шевелилась. Казалось, в эти минуты само время остановилось, как давно замерло оно в саду.
Наконец Моника повернулась и вышла из комнаты. Выждав немного, Дэвид осторожно стукнул в стекло. Тедди тотчас повернулся в его сторону, и заметив мальчика, скатился со стола и подковылял к окну. Лапы у медвежонка были неловкими, но после некоторых усилий ему удалось открыть раму.
Мальчик и медвежонок посмотрели друг на друга.
- Я плохой, Тедди. Давай убежим.
- Ты очень хороший. Мамочка любит тебя.
Дэвид медленно покачал головой.
- Если она меня любит, почему тогда я не могу с ней поговорить?
- Ты глупый, Дэвид. Твоей мамочке одиноко - вот почему она завела тебя.
- Но у нее есть папа, а у меня нет никого, кроме тебя, и мне от этого плохо.
Тедди дружески стукнул мальчика по макушке.
- Если тебе плохо, значит, тебе снова придется идти к психоаналитику.
- Я его ненавижу, этого старика! Когда я у него, то чувствую себя ненастоящим! - Мальчик спрыгнул со скамейки и побежал через газон. Медвежонок вывалился из окна и последовал за ним со всей скоростью, на какую был способен.
Моника Суинтон поднялась в детскую и еще раз окликнула сына, но не получив ответа, замерла в нерешительности. В доме по-прежнему стояла полная тишина.
На столе в беспорядке валялись карандаши. Повинуясь внезапному порыву, Моника шагнула вперед и открыла верхний ящик. В столе лежали десятки листов бумаги, исписанных неловким почерком Дэвида. Все буквы были разного цвета. Ни одно из посланий не было закончено.
"Моя милая мамочка, как ты? Ты вправду любишь меня, как..."
"Дорогая мама, я люблю тебя и папу, и солнышко светит..."
"Милая, милая мама, Тедди мне помог написать это письмо. Я очень люблю тебя и Тедди..."
"Мама, любимая, я твой единственный сын, и я люблю тебя так крепко, что иногда..."
"Мамулечка, ты на самом деле моя мама, а Тедди я не люблю..."
"Мама, любимая, знаешь, как сильно я люблю..."
"Дорогая мамочка, ведь это я - твой малыш, а не Тедди, и я тебя люблю. А Тедди..."
"Милая мама, я пишу тебе это письмо, чтобы ты знала, как крепко я..."
Моника выпустила письма из рук и разрыдалась. Листы бумаги, испещренные яркими буквами, разлетелись по полу.
Когда Генри Суинтон садился в экспресс, чтобы ехать домой, настроение у него было самое приподнятое. Несколько раз он даже заговаривал с синтетическим слугой, которого захватил с собой. Слуга отвечал вежливо и логично, хотя по человеческим меркам его ответы были не совсем точны.
Суинтоны жили в одном из самых фешенебельных городских кварталов в полукилометре над поверхностью земли. Их квартира находилась в глубине жилого блока и не имела ни одного выходящего наружу окна - никому не хотелось смотреть на задыхающийся от тесноты внешний мир. Открыв дверь (замок сработал, отреагировав на рисунок сетчатки глаза Генри), он вошел в квартиру, синтетический слуга - следом.
И тотчас Генри окружила знакомая иллюзия сада, купающегося в вечном лете. Он и сам порой удивлялся, каких успехов достигла техника полиреала, создававшая внушительных размеров миражи в ограниченных пространствах современных квартир. Прямо перед ним цвели розы и глицинии, чуть дальше стоял дом. Иллюзия была полной - белоснежный особняк в георгианском стиле выглядел уютно и гостеприимно.