Страница 46 из 68
Среди свойств Бога Трансцендентного — могущество, верховное владычество, власть, знание будущего и всеведение:
«Ты, Которого одного имя — Господь, Всевышний над всею землею» (Пс 82: 19).
«Ты, Господи, превознесен над всеми богами» (Пс 96: 9).
«Высок Господь, живущий в вышних» (Ис 33: 5).
«И мышца Его со властию», — восклицает также Исайя (40: 10).
«По множеству могущества и великой силе у Него ничто не выбывает» (Ис 40: 26).
На протяжении многих веков сотворенность мира была посредником верховного владычества Бога над вселенной. И Пригожин[XCII] справедливо отметил то, о чем я сам когда-то упомянул в «Классической Европе»[XCIII]: чувство всемогущества Бога сыграло значительную роль в пору, когда механистическая философия делала свои первые шаги. Бог был гарантом научных законов мироздания; но, кроме того, Закон вверял всю полноту власти Творцу вселенной и ее законов. Точка зрения демона Лапласа была вначале местом, откуда божественное всемогущество контролировало малейшее движение вселенной. Бог был гарантом закона; но, кроме того, набожный XVII век не удержался от соблазна предоставить закон в полное распоряжение всемогуществу Бога.
Подарок оказался отравленным, в чем читатель не замедлит убедиться. Закономерности, изначально провозглашенные одним махом, незамедлительно обрекли великого Архитектора вселенной на длительное технологическое бездействие: «Вселенная, толкуемая как часовой механизм, сооруженный Божественным Архитектором, оказывалась, в соответствии с тонким анализом, проведенным Александром Койре, куда лучше устроенной, чем это явствовало из мысли Ньютона […]; движущая сила Вселенной, ее vis viva[176], не слабела; часовой механизм мира не нуждался ни в заводе, ни в починке. Таким образом, у Божественного Архитектора оставалось в мире всё меньше дел… мир всё больше оказывался в состоянии справляться без его услуг»[XCIV].
Так, могущественный и активный Бог Ньютона, и в самом деле «правивший» миром в соответствии со Своей свободной волей и Своим усмотрением, быстро и последовательно превратился в консервативную силу, в intelligentia extramundana[177], в «Бога-бездельника».
В свое время упрощенческий подход классической науки привел к тому, что Сотворение мира как фактор сопровождения и провидения существенно поступилось своим значением в пользу одного лишь Сотворения бытия мира и его законов. Такой узкий взгляд на Сотворение мира тогда же — и это главное — принес в конце концов в жертву его сущностный характер во имя совершенно малозначащих последствий.
Сотворение мира — лучшая гарантия серьезности, подлинности мира и нашей свободы. Ни одна истина не является более основополагающей — и ни одна не подвергалась таким искажениям, как та, что содержится в четвертом стихе первой главы книги Бытия. Да, эти два стиха:
«В начале сотворил Бог небо и землю… И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош…», —
столь же важны и поистине неразрывны. Как я уже говорил в «Ярости Бога»[XCV], «Если бы меня спросили, каковы важнейшие слова Библии, я испытал бы искушение сказать: "И увидел Бог свет, что он хорош", слова, непосредственно следующие за тремя первыми словами начала […]. Тем более, что обычно этот стих бывал плохо понят».
«И увидел Бог свет, что он хорош».
Бог творит и, подобно художнику, отступает от картины в сторону, вглядываясь в нее взглядом этики. И так как это движение повторяется (семь раз) вплоть до финального крещендо, когда на седьмой раз использована уже превосходная степень: «…и вот, хорошо весьма» (Быт 1: 31), — то пренебрегать этим указанием не приходится.
Тут, конечно, последует законное, полезное предостережение:
«Уж не готовы ли вы попасться на удочку столь грубому антропоморфизму, при котором Бог творит сам не ведая что, дерзнув столь сильно переоценить свои возможности, что уподобился горшечнику, которому невдомек, что за изделие вышло из его рук? Помилуйте, а как насчет всемогущества (omnipotens) Господа? Его предвидения? Ведь сказано же: Бог рек… и Бог узрел…»
Конечно, это Слово можно воспринимать с должным почтением — и смягчая его смысл, что и делает в своем комментарии Кальвин. Принять этот смысл во всей его полноте ему мешают его проникнутость Платоном, его лишенная гибкости концепция всеохватного предведения и безоговорочной и неисследимой предназначенности. «Моисей вводит здесь Бога, созерцающего Свое творение ради удовольствия. Но это делается из-за нас, для того чтобы мы узнали, что Бог не делает ничего без определенных оснований и без назидательного умысла. Слова Моисея не следует воспринимать так, как если бы Бог начал знакомиться со своим достоянием лишь сотворив его; смысл как раз состоит в том, что творение, в том виде, каким оно предстает нам ныне, было одобрено Богом. Нам, следовательно, не остается ничего другого, как выразить согласие с Его суждением, и такое увещевание оказывается весьма полезным, ибо там, где человеку надлежало бы употребить всю полноту своих чувств, дабы преклониться перед деяниями Господа, мы видим, насколько он позволяет себе вольничать, извергая на них хулу».
Видимо, предполагается и такой смысл. Будь правда на стороне Кальвина и, частично, священного предания, значимость этого стиха не была бы столь велика. А ведь подобно всем стихам поэмы о сотворении мира, данный стих наделен полным, насыщенным и многообразным смыслом. В нем говорится о свете, значит — о первейшей, основной составной части, первостепенном «кирпичике» мироздания. Данный стих повторен семь раз, на всех этапах Сотворения мира (семь раз — знак полноты).
Бог использует здесь последовательность во времени, и весь процесс сотворения разложен на всеохватность времени. Мне кажется, что стих 4, идя за стихом 1, предполагает, что Сотворение мира непременно сопутствует временной протяженности. Тем самым предполагается, что эта последняя есть нечто истинное; что и время столь же истинно, что и пространство, материя и дух. Но временная протяженность есть место свободы. Значит, свобода тоже истинна.
Будьте внимательны к тому, как вы собираетесь воспринять своеобразие включенности стиха 4 в состав всего текста. Эта включенность — важнейшая в герменевтике. Либо вы будете читать его глазами философа, взваливая на Бога всю ответственность за зло, либо вы станете делать это как взыскующий Духа. Если вы не захотите поступиться чем бы то ни было из видимого, в соответствии с вашими критериями могущества Бога, то придете к ограничению его созидательной щедрости. Вы забываете, что первое слово Библии, первое настоящее слово Библии — это bara. Bereshit — то есть в Боге, сотворил Бог. Сотворил… творец: вот что такое Бог, до того как быть Elohim — Богом. И это «сотворил» предполагает, следовательно, что сотворить — значит дать всё. Да, актом творения Бог поистине сотворил, в абсолютном смысле этого слова, он сотворил, как никакому существу не дано и вообразить себе, — воистину помимо Того, Кто зовется: Я сущий, — что значит творить.
Здесь, в этом акте сотворения заключается вся трансцендентность Бога, его величие, его могущество. Этот акт — источник бытия, свободы (которая предполагает временную протяженность), судьбы (предполагающей истинность — существующих даже со времен порождающей Вечности — временной протяженности и времени). И для полной ясности Бог воспользовался образом последовательности во времени. Таким образом, эти слова следует читать так, как они по-настоящему написаны. Бог сказал. В этом качестве сопровождающего акта творения Бог взял на себя обязательство, как берут на себя обязательство люди, прося оказать доверие данному ими слову.
XCII
ilya prigogine et isabelle stangers, la Nouvelle Alliance, op. cit.
XCIII
pierre chaunu, la Civilisation de l'Europe classique, Arthaud, 1966.
176
Живая сила, сила жизни (лат.).
XCIV
pierre chaunu. la Violence de Dieu, op. cit.. pp. 74-103.
177
Внеземной разум (лат.).
XCV
ibid., p. 94.