Страница 15 из 39
Располагая теперь крупной силой, оппозиция быстро распространяла свои идеи среди городского и сельского населения южных провинций. Было огранизовано широкое петиционное движение, в газетах велась энергичная пропаганда, с парламентской трибуны раздавались пламенные речи. О значении бельгийской печати в подготовке революции писал К.Маркс в статье «Дебаты о свободе печати»: «Мы знаем, что бельгийская революция проявилась вначале как духовная революция, как революция печати… Бельгийская революция есть продукт бельгийского духа. Поэтому и печать, — самое свободное в наши дни проявление духа, — принимала участие в бельгийской революции. Бельгийская печать не была бы бельгийской печатью, если бы она стояла в стороне от революции, но точно так же бельгийская революция не была бы бельгийской, если бы она в то же время не была революцией печати»[197].
Петиционное движение в бельгийских провинциях приобрело настолько широкий размах, что стало внушать серьезное беспокойство королю и правительству. Вопрос о петициях неоднократно обсуждался в нижней палате Генеральных штатов в течение всего 1829 г. Так, на заседании 16 марта было оглашено большое число петиций: большинство их выдвигало требования свободы печати и образования, независимости судебной власти, независимости судопроизводства, отмены налога на помол, ответственности министров, свободного пользования французским языком, отмены наказаний, введенных постановлением от 20 апреля 1815 г.[198] Вопросу о петициях и жалобах бельгийцев различных провинций был посвящен специальный доклад министра внутренних дел Ван Гоббельшроу, опубликованный полностью в «Gasette des Pays-Bas»[199]. Министр писал в своем докладе в основном о петициях, требовавших свободы обучения, причем отмечал, что среди огромного числа подписей под этими петициями — фамилии «весьма уважаемых в королевстве людей». В ряде донесений царского посла Гурьева, адресованных Нессельроде, также уделялось большое внимание петициям. В донесении из Брюсселя от 4(16) февраля 1829 г. Гурьев сообщал о том, что за последнее время петиции в адрес Генеральных штатов поступают буквально из всех южных провинций. В петициях население требует независимости судопроизводства, уничтожения налога на помол, свободы прессы и образования. В этом же письме Гурьев отмечал, что требование отмены налога на помол становится настолько всеобщим и повсеместным, что «правительство попытается отменить этот налог».
В 1829 г. петиции были покрыты 360 тыс. подписей, и движение охватило всю страну, все классы и слои общества: рабочих, ремесленников и сельское население, дворянство и буржуазию, промышленные и торговые круги. Рядом с петиционным движением шла страстная агитация в печати. Ван де Вейер, Нотомб, Дюкпесьо, Жоттран и, особенно, де Поттер в «Courrier des Pays-Bas» и «Le Beige», Бартельс в гентской «Le Catholique», Лебо и Ш.Рожье в льежской «Le Politique» резко выступали против правительства. «Courrier des Pays-Bas» начала в 1829 г. печатать серию статистических материалов, где на основании точных цифр доказывалось, что все видные должности и звания в государстве захвачены голландцами. Голландское правительство, обеспокоенное влиянием, которое приобрела оппозиционная печать, содействовало созданию в Брюсселе специального органа — газеты «National», во главе которого был поставлен человек с запятнанной репутацией, родом итальянец, дважды осужденный во Франции за подлоги и побывавший в тулонской тюрьме, — Либри Баньано. Редактор «National» стал застрельщиком в борьбе против бельгийской оппозиции. Его изречение «Нужно надеть бельгийцам намордник, как собакам» облетело всю Бельгию. Кроме того, к концу 1829 г. стало известно, что Либри Баньано получил по трем королевским постановлениям 85 тыс. гульденов «для поддержания национальной индустрии». Чаша была полна, недоставало лишь капли, чтобы она перелилась через край.
К концу 1829 г. общественное недовольство зашло так далеко, что проявилось даже в парламенте, который 35 голосами против 32 отверг бюджет на следующий год. Правительству пришлось довольствоваться временным бюджетом. Все слои населения бельгийских провинций были недовольны голландским режимом. В письме к министру юстиции Ван Маанену один из голландских чиновников писал: «Если Ваше превосходительство спросит меня, в каком классе населения правительство еще насчитывает сторонников, я буду вынужден ответить, что ни в каком».
Иностранные дипломаты в Гааге и Брюсселе, зорко следившие за положением в стране, с каждым днем все больше убеждались в серьезности нараставшего конфликта между бельгийцами и правительственными кругами. В феврале 1830 г. временный поверенный в делах Дании писал: «Я убежден, что ход событий в этой стране приведет к анархии, чтобы не сказать — к революции»[200]. Его английские и французские коллеги разделяли эту тревогу и не видели иного средства выйти из положения, как установить ответственность министров, привести в порядок финансы и, таким путем, добиться приемлемого равновесия между Бельгией и Голландией.
К 1830 г. в бельгийских провинциях явно складывалась революционная ситуация. Налицо был кризис верхов и всей политики нидерландского правительства, которая вызывала сильнейшее недовольство всех классов и слоев бельгийского общества — буржуазии, духовенства, крестьянства, пролетариата. Вторым характерным признаком революционной ситуации, пишет В.И.Ленин, является обострение выше обычного нужды и бедствий угнетенных классов[201], не желающих в силу этого жить по-старому. И это имело место в Бельгии в 1829–1830 гг. Вся обстановка толкала массы к открытому самостоятельному выступлению.
Раскаты июльских боев 1830 г. во Франции громко отозвались во всей Европе. Самое непосредственное и сильное влияние Июльская революция оказала на Бельгию.
Бельгийский народ с большим энтузиазмом встретил вести о начавшейся французской революции. В донесении от 1(13) августа 1830 г. князь Ф.Голицын сообщал К.В.Нессельроде: «За волнением и беспокойством, которое испытывают жители Брюсселя, последовало всеобщее воодушевление и восхищение делом парижан»[202]. Газета «Courrier des Pays-Bas» (этот номер русский посланник в Гааге переслал в Петербург) 11 августа писала: «…огромное большинство бельгийцев с энтузиазмом приветствуют все, что происходит во Франции в течение вот уже 15 дней»[203]. Донесения Ф.Голицына этих дней полны неподдельного страха: «Ужасные новости из Франции произвели здесь и, в частности, в южных (бельгийских. — А.Н.) провинциях сенсацию, которую, мне кажется, невозможно описать. В Брюсселе народ собирается толпами, с нетерпением ожидая новостей из Парижа. Все дела отложены, заметно всеобщее беспокойство среди всех классов общества. Но среди этого всеобщего возбуждения доминирующими чувствами являются интерес и любопытство»[204]. Голицын добавлял, что принц Оранский, хорошо осведомленный о настроениях бельгийской оппозиции, боится, как бы волнения во Франции «не подвергли опасности мир в Нидерландах». В заключение русский дипломат выражал надежду, что в создавшейся ситуации присутствие короля в Бельгии «будет иметь спасительные результаты и произведет благоприятное впечатление на мнение жителей»[205]. Однако эти надежды Голицына не оправдались. В Бельгии также вспыхнул пожар революции.
197
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 42.
198
Pire
199
АВПР, ф. Канцелярия МИД, оп. 469, д. 890, л. 11.
200
Ibid., p. 368.
201
Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 26, с. 218–219.
202
АВПР, ф. Канцелярия МИД, оп. 469, д. 43, л. 41.
203
Там же, л. 43.
204
Там же, л. 28–29.
205
Там же.