Страница 18 из 24
Дом и еще один парень поддерживают Джека под руки. Поразительно, что он еще способен двигаться в таком состоянии. Я бегу вперед открыть заднюю дверь автомобиля. Джек с трудом залезает, парень убегает, Шейн выруливает на дорогу. Оглушительные сирены сейчас, уже совсем близко, но копы как всегда опоздали. Поразительно, как быстро разъехались все машины.
Я оборачиваюсь к Джеку.
— Боже мой, Джек. Посмотри на себя, — шепчу я.
— Большая часть этой крови не моя, — врет он.
— Мы едем к врачу, правда ведь?
— Неа. Врач придет домой.
Я откидываюсь на спинку сидения и закрываю глаза, потому что испытываю шок вперемежку с потрясением.
— Эй, — говорит он.
Я поворачиваю голову.
— Вражда закончилась.
Я с грустью киваю, мне кажется, что цена слишком высока.
— Тебя мучает боль?
— Неа, у меня до сих пор зуд.
— Зуд?
— Ага. Зудит все. Это сравнимо с сексом.
Я поднимаю брови.
— Ну не совсем, — он улыбается, потом морщится от боли.
Я смотрю на него, он нежно дотрагивается до моего лица. И по какой-то причине у меня на глаза начинают наворачиваться слезы.
— Не надо, Лили. Нет. Все произошло именно так, как и должно было быть.
— Это от шока, — всхлипываю я. Даже не знаю, почему я плачу. Мне кажется это так глупо, но чувствую при этом себя невероятно подавленной и потрясенной.
Мы мчимся по улицам, Джек постоянно морщится.
Приходит врач и к моему ужасу сообщает, что у Джека перелом ребер. Он назначает курс противовоспалительных и обезболивающих препаратов. Я делаю ледяную ванну, и Джек осторожно опускается в нее. Зашкаливающий адреналин сошел на нет и сломанные ребра даже заставляют его с трудом говорить, поскольку невероятно болят. Он лежит в ледяной ванне час. Я вижу огромные фиолетовые синяки и шишки, появляющиеся у него на ногах, теле и лице.
— Как ты себя чувствуешь? его спрашиваю я, садясь на сиденье унитаза.
— Как в аду. Даже один лишь простой вздох заставляет почувствовать себя несчастным. И голова раскалывается.
Когда он наконец-то выходит из своей ледяной ванны, дрожа, я аккуратно помогаю ему пройти в постель и укрываю одеялом. Забинтовываю ему сбитые и содранные костяшки рук.
— Почему бы тебе не вздремнуть немного? его говорю я.
Он вздыхает.
— Я бы хотел заняться сексом.
Я смотрю на него с удивлением.
— Как?
— Я мог бы, если бы ты сделала всю работу.
Я качаю головой не веря. Он не может даже дышать, чтобы не испытывать боль и хочет заняться сексом. Невероятно!
— Ты согласна? его упрашивает он.
— Нет. Посмотри в каком состоянии ты находишься. Твое лицо выглядит, словно чертовый воздушный шарик. И ты даже не можешь дышать, не испытывая боль. Я не собираюсь заниматься с тобой сексом. Вдруг я причиню тебе еще больше боли?
— У нас еще никогда не было секса в течение трех дней, — хмурясь говорит он.
— И кто в этом виноват? Кому необходимо было беречь силы, чтобы подготовиться к большой битве?
— Как насчет минета?
— Ты с ума сошел.
— Я думал, тебе нравится набухший член.
Я ухмыляюсь.
— Я не буду этого делать.
— Правильно, тогда просто раздвинь ноги и позволь мне посмотреть на твою киску.
Я краснею.
— Хорошо, хотя бы просто грязные разговоры.
— Прекрати, Джек. Я не буду делать ничего подобного. Ты должен отдыхать.
— Ну, давай. Я просто хочу увидеть свой член в твоем красивом ротике.
Я поднимаю одеяло и черт возьми он жесткий, как кусок дерева. Я назад укладываю одеяло, прикрывая его тело.
— Вредина, — ворчит он.
Я ухмыляюсь.
— Кстати, нам придется через несколько дней навестить маму. Она хочет встретиться с тобой.
— Просыпайся, Лили. Проснись, — голос Джека вырывает меня из сна. Сбитая с толку и находясь все еще в яростных воспоминаниях сна, оборачиваюсь к нему, в приглушенном свете от лампы, стоящей на прикроватной тумбочке, он лежит на кровати совершенно неподвижно. Его тело напряжено и все еще испытывает боль, чтобы двигаться, поэтому он лежит на спине и смотрит озабочено на меня.
Он протягивает руку и мягко опускает меня назад на подушку.
— Ты кричала.
Вся моя кожа влажная от пота, я глубоко вдыхаю.
— Не спишь?
— Боль не дает заснуть, — отвечает он скрипучим голосом.
Я приподнимаюсь на локте.
— Настолько сильно болит?
— Я буду жить. С тобой все в порядке, Лил?
Я делаю глубокий, успокаивающий вдох.
— Ничего страшного, просто приснился кошмар.
— Про что?
Я зеваю, не прикрывая рот рукой, не могу рассказать ему о Льюке и существует только один способ, чтобы отвлечь его. Я тихо смеюсь.
— Ты все еще хочешь секса?
На долю секунды он смущается, но потом вижу знакомый отблеск сексуального возбуждения мелькает в глубине его глаз.
— Что скажешь?
Я откидываю одеяло с наших тел и опираюсь на ладони по обе стороны от него, очень осторожно опускаюсь на его эрегированный член, вздыхая от удовольствия, пока его огромная эрекция входит, растягивая и наполняя меня снова.
— Бог мой! Я так скучал по твоей тугой киске, — стонет он.
Осторожно, стараясь не касаться его своим телом, я захватываю своими тугими мышцами его член и начинаю двигаться вверх-вниз, мне кажется, он чрезвычайно толстым. Кошмарный сон распадается на осколки, опадая, словно листья осенью, и я забываю все эмоции, которые испытала в этом сне.
Я испытываю чистое удовольствие и чувствую, как он становится еще жестче и больше глубоко внутри меня. Я знаю, что скоро он зайдет за грань. Я ощущаю его пальцы, двигающиеся на моем влажном, набухшем клиторе, пульсирующим и очень напряженным.
В тот момент, как его семя устремляется вверх по члену, он крепко зажимает мой тугой бутон между пальцами. Внезапные и такие яростные эмоции, накатывают на меня, и они настолько отличаются от моих осторожных манипуляций с ним, когда он заставляет своими действиями меня кончить. Я стараюсь слишком резко не дергаться от этого, но блаженные спазмы проходят по моему оргазму с ног до головы, но его собственная кульминация инстинктивно заставляет с силой совершить последний толчок в меня, опуская мои ягодицы на его бедра.
Его стон перемешен взрывным экстазом с ужасной болью. Какое-то время я удерживаю его в ловушке внутри себя, пока не успокаиваются наши тела от вибраций. Помню, однажды я прочитала, что сердце похоже на росток с усиком, и не может процветать и расти в одиночку. Оно всегда будет тянуться к ближайшему и чему-то прекрасному, потому что не в состоянии сам себя обвить и ему необходим кто-то другой. Я пытаюсь осторожно приподняться, но у него вырывается звук протеста.
— Что? — шепчу я, замерев, боясь, что причинила ему боль.
— Я так... — он колеблется пару секунд. — Горжусь тобой.
17.
Через неделю после боя, когда синяки уже пожелтели, но ребра до сих пор так и не зажили, мы едем в дом матери Джека на обед. Она живет в коттедже, перед которым разбит очаровательный английский сад. Английские сады всегда очень красивые весной, но ее до сих пор выглядит очень красивым. У входной двери висят кашпо с фиолетовыми петуниями. Дверь открывается прежде, чем мы нажимаем на звонок, и на пороге появляется удивительно маленькая женщина, возможно, около пяти футов и трех дюймов, с необычайно яркими зелеными глазами, приветливо улыбаясь нам.
Она тепло целует сына в обе щеки и официально протягивает мне руку. Я рада этой показной формальности. Ее рука маленькая, но сильная, настоящая рука садовника. Джек знакомит нас.
— Приятно познакомиться, Лили, — говорит она, у нее мягкий голос, но ее акцент намного больше, чем у сына.
— Приятно познакомиться, Мара, — отвечаю я.
Она довольно быстро убирает свою руку и соединяет с другой, прислонив близко к груди.
— Вам лучше войти, — говорит она и проводит нас в гостиную, которая выглядит точно так, как я и ожидала. Чистая, прибранная, тюлевые шторы с двух сторон подхвачены зажимами, в изобилии семейные фотографии и изысканные фарфоровые фигурки на подоконнике.