Четыре крыла Земли

Выгнав нерадивых из комнаты, Мазуз закурил, сел за компьютер на вертящийся стул, вытянув правую ногу, чтобы сухожилие меньше болело, и почти машинально нажал пальцем на «мышку». Экран засветился, и Мазуз увидел, что получил новое письмо. Обратный адрес был тот же – [email protected]/* */ Послание было кратким. «Сын Марьям, не пора ли?! В Коране сказано: Мы поступили справедливо, даровав победу верующим».

Что он мог ответить? Пророчество пророчеством, но когда во главе вражеского государства стоит зверюга, который только что со своими-то расправился так, что мало не показалось, а уж с чужими... Он ответит то же, что ответил несколько дней назад Вахиду.

Мазуз быстро напечатал: «Я верю в предсказание. Но время еще не настало. Пока у власти Шарон, никакой захват территории Канфей-Шомрон невозможен». Затем поднялся, потянулся, прохромал к оттоманке... и вдруг услышал откуда-то ниоткуда голос Вахида: «...имя героя будет напоминать название одного из вражеских племен – Яджуджа или Маджуджа». Вспышка – озарение – и он вскочил, как ошпаренный. Маджудж – Мазуз!

– В последний раз спрашиваю, что тебе известно насчет шестнадцатого января?

– Сайиди! – Господин! – черноусый Ахмед молитвенно сложил руки перед грудью. – Ва-Алла эль-адхим… Клянусь Аллахом...

– Это я уже слышал. Тебе нечего добавить?

Ахмед воздел руки к небу. Еврейский офицер распахнул дверь вагончика и, высунувшись, крикнул:

– Шмуэль!

Словно из-под земли, в дверном проеме появился широкоплечий и мелкоголовый сержант Барак.

– Расстреляй его, – спокойно сказал Коби и сделал жест правой рукой, будто стряхивал крошки со скатерти.

– То есть к-как «рас-с-стреляй»? – растерянно прошептал Ахмед. Всякий раз, начиная нервничать, он заикался, что придавало ему весьма жалкий вид. Впрочем, израильтянина, похоже, это не трогало.

– Как? Сейчас увидишь, как, – спокойно проговорил Коби и демонстративно погрузился в чтение бумаг.

– Пошли, – равнодушно сказал сержант, передернул затвор автомата и легонько прикоснулся дулом к плечу усача. Тот отскочил, будто от этого прикосновения его ударило током.

– В-вы не с-сделаете этого! – завопил он.

– Это еще почему? – удивился Коби. – Только не вздумай дергаться, бросаться на нас или пытаться убежать. Ничего, кроме лишних мучений, ты себе этим не доставишь. И нам неудобства – например, потом кровь твою с пола вытирать.

Ахмед в ужасе посмотрел на линолеумный пол, как будто по нему уже растекались потоки его алой крови и их вытирали грязными тряпками. Почему-то мысль о фланели или мешковине, в которую будет впитываться его кровь, оказалась для него совершенно непереносимой.

Коби меж тем невозмутимо продолжал:

– Так что уж, пожалуйста, без эксцессов. Тихонько сходи с сержантом в лесок, а потом тебя там и закопают.

– Сп-п-прашивайте, господин, – одними губами нарисовал Ахмед.

Коби хотел было в четвертый раз пробубнить: «Что тебе известно про шестнадцатое января?», уже трижды обломавшееся об ответное «Ничего, господин!», но – внезапное озарение! – и он, сам вскочив со стула, навис над столом, по другую сторону которого кукожился Ахмед, и буквально выдохнул:

– Что это за проход между скалами, с которого начинается твоя кассета? Где он? Зачем он?

Ахмед выпрямился (Эх, была не была!), приосанился (Внимание! Я собираюсь сделать важное заявление!) и торжественно провозгласил:

– Это д-дорога между нашей д-деревней Эль-Фандакумие и п-плато Иблиса, на к-котором мы собираемся устроить п-поселенцам засаду.

– Понимаешь, папа, они откуда-то знают про это выступление поселенцев и теперь готовят...

– Что они готовят, я понимаю. Меня интересует, что ты готовишь.

– То есть?

– Ну твой план действий!

– Да какой у меня может быть план? Сообщу обо всем в ШАБАК...

– Так, дальше?

– Дальше они по своим каналам уведомят обо всем поселенцев, и поход отменится.

– Совершенно верно. Или не уведомят, и поход не отменится.

– Почему?

– Потому. Ты знаешь, чего хочет ШАБАК? Спасти еврейские жизни? Или загробить еврейские жизни? Выручить сына Йорама Кацира? Или утопить сына Йорама Кацира?

– Папа, что ты такое говоришь?!

– Я говорю то, что вижу. Кто-то слил арабам информацию о готовящемся походе поселенцев, и сделал он это, чтобы подставить Коби Кацира, а через него – Йорама Кацира. Но у арабов такая же нежная «агават Ишмаэль», как у нас – «агават Исраэль»{Любовь между евреями. «Агават Ишмаэль» придумано по аналогии Й. Кациром для обозначения любви между арабами.}, они так же друг с другом враждуют, так же соперничают, так же друг друга топят.

Очевидно, информацию о шестнадцатом января передали некой группировке, а о планах ее проведали «конкуренты» – не знаю, идет ли речь о «ХАМАСе», «Исламском Джихаде» или о каких-то мелких группках. Вот эти-то конкуренты тебе и позвонили. А теперь напрашиваются вопросы. Во-первых, почему звонок из Газы, а не из Шхема? Хотя Газа формально и не столица, но судьба Автономии решается именно там. Следовательно, звонок был на каком-то высоком уровне.

– А откуда людям на этом высоком уровне известно про меня, скромного капитана Кацира?

– Во! – восхитился отец. – Вот теперь ты попал в самую точку. Предположим, узнать, чья рота расквартирована на территории Канфей-Шомрона и скорее всего будет послана против поселенцев, особенного труда не составит. Следующий вопрос – зачем вообще было это выяснять? Если кто-то захотел подгадить соперникам, проще всего было позвонить прямо...

– В ШАБАК! – воскликнул Коби.

– Именно! – согласился отец. – И возможна только одна причина, по которой он этого не сделал.

– Какая?

– Он знал, что информацию о готовящейся вылазке поселенцев террористы получили не откуда-нибудь, а из ШАБАКа.

У Коби голова окончательно пошла кругом.

– Что же делать, папочка? – растерянно пробормотал он.

– А вот что, – ответил отец. – Сейчас ты отпускаешь этого араба... Как его зовут?

– Ахмед...

– Редкое имя. Хорошо. Отпускаешь этого Ахмеда. Не бойся, он никому ничего не скажет. Едва главарю банды и даже рядовым головорезам станет известно о том, что он у вас раскололся, даже если он сам в этом им признается и покается, считай, что ближайшего рассвета ему уже не встретить.

– Папа, объясни, что мне это даст?

– Очень просто. Ты делаешь его своим осведомителем. Если он заартачится или начнет увиливать, пригрози, что подкинешь информацию его атаманам. Надеюсь, ты записал на видео, как он дает показания?

– Да нет...

– М-да... – протянул отец. – Похоже, на некоторых детях природа не то что отдыхает, а объявляет бессрочную забастовку.

Коби молча проглотил этот комплимент. Отец и сам понял, что немного переборщил, и заговорил уже помягче.

– Итак, немедленно запиши на кассету весь его рассказ – на иврите. И сам на ней нарисуйся, чтобы ясно было, кому парень стучит. Начнет упираться, пригрози, что расстреляешь.

– Уже пригрозил.

– Вот видишь? Ты не законченный идиот. Есть проблеск надежды.

– Спасибо.

– Пожалуйста. Теперь делаем вот что – пусть он информирует тебя обо всех планах своей банды. И накануне шестнадцатого января ты расположишь ребят так, что они смогут положить эту банду в два счета. Когда появятся поселенцы, которые, как я понимаю, идут безоружные…

– Естественно! Ведь если при столкновении с солдатами у них будет оружие, их можно будет обвинить в вооруженном нападении на солдат.

– Замечательно. Теперь смотри. Поселенцы выходят на плато. Арабы дают по ним первую очередь. Дают не для того, чтобы кого-то убить – это только в кино так кладут людей, к тому же тут ночь, хотя бы и лунная. Дают очередь исключительно с целью прижать их к земле. А потом, когда поселенцы беспомощно распластываются на сухом самарийском грунте, усеянном камнями и колючками, – я правильно излагаю, а то я в ваших краях давно не был?