Страница 4 из 5
Литература не просто копирует действительность, ей удается проникнуть сквозь внешнюю оболочку действительности и дойти до самой ее глубины. Она показывает, что есть ложь, и, высоко поднимаясь над обыденностью, обнажает причинные связи, попадающие в ее широкое поле зрения.
Фантазия тоже находит свое выражение в литературе. Полет духа — не пустые слова. Фантазия, не связанная с истинными чувствами и воображением, не построенная на жизненном опыте, становится бледной и лишенной силы. Произведение, в которое не верит сам писатель, конечно же, не может произвести впечатление на читателя. Разумеется, в литературе выражается не только опыт каждодневной жизни, писатель не ограничивается собственным опытом. С помощью языка он может превратить в свой собственный опыт то, о чем слышал и что видел, о чем ранее говорила литература. Вот еще один пример волшебной силы языка.
Так же, как в заговорах и молитвах, в языке скрыта сила, от которой бьется сердце и дрожит тело. Искусство языка заключается именно в том, что рассказчик может передать свои собственные переживания другим. Язык — это не только система знаков, семантическая структура и грамматические конструкции. Если забыть о живом рассказчике, скрывающемся за языком, то толкование значения текста превращается в интеллектуальную игру.
Язык — не только носитель представлений и идей, он также обращается к чувствам и к интуиции. Именно поэтому набор знаков и информации не может заменить язык живого человека. За произнесенными словами стоят стремления и побудительные причины говорящего, его интонация и настроение ума; их нельзя полностью описать с помощью семантики и риторики. Значение языка в литературном тексте находит свое полное выражение лишь тогда, когда оно передается живым человеком. Текст должен восприниматься на слух, а не только с помощью тех органов, которые мы употребляем, когда думаем. Язык нужен человеку не только для передачи мыслей, но и для того, чтобы слушать и познавать себя.
Здесь я позволю себе перефразировать высказывание Декарта и отнести его к писателю: «Я нахожу выражения для своих мыслей, следовательно я существую». «Я» писателя — это может быть сам писатель, который является рассказчиком, или кто-нибудь из персонажей книги. Это может быть и мужчина, и женщина, это можешь быть ты. Рассказчик может распадаться на первое, второе и третье лицо. Именно идентификация личного местоимения, являющегося подлежащим, и служит исходным пунктом для выражения чувств и мыслей, из которого могут сформироваться три различные повествовательные композиции. Именно посредством поиска особого повествовательного метода писатель выражает свои чувства и мысли.
В моих романах герои выступают как личные местоимения. С помощью разных местоимений — «я», «ты», «он/она» — я описываю и наблюдаю за одним и тем же главным героем. Одно и то же лицо представлено разными личными местоимениями. Отчуждение, создающееся за счет того, что один и тот же персонаж представлен тремя разными способами, дает действующим лицам расширенное психологическое пространство. Я пользовался такой сменой местоимений даже в своих драмах.
Романы и драмы всегда писали и будут писать. Всякая попытка объявить какой-то жанр в литературе или в искусстве отжившим смешна.
Язык, родившийся одновременно с человеческой цивилизацией, так же замечателен, как и сама жизнь, а сила его выражения неисчерпаема. Задача писателя — открывать и развивать латентную мощность языка. Писатель — не божество, он не может уничтожить мир, даже такой старый и несовершенный. Он также не обладает силой, чтобы построить новый идеальный мир, достаточно того, что мир, в которым мы живем, странен и непостижим для человеческого интеллекта. Однако писатель может в большей или в меньшей степени выразить что-то свежее и новое, добавить что-либо к сказанному до него прежними писателями или начать там, где писатели прошлого поставили точку.
То, что литературу можно использовать в подрывных целях, просто пустая болтовня тех, кто поддерживает идею литературной революции. Литература не знает смерти, а писателя нельзя сокрушить. Произведения каждого писателя имеют свое заранее определенное место на книжной полке. Писатель живет столько, сколько его произведения находят себе читателя. Если одно-единственное произведение какого-то писателя, хранящееся в огромной библиотеке человечества, когда-нибудь найдет одного читателя, то для писателя это должно стать большой радостью.
Однако литература, по мнению и писателя, и читателя, это что-то такое, что осуществляется в настоящем, и именно это и составляет ее ценность. Писатель, который пишет для будущего, гонится за эффектами и обманывает самого себя и других. Литература пишется для живущих и несет в себе подтверждение того настоящего, в котором они живут. Именно это вечное настоящее, это подтверждение жизни отдельного человека и предоставляет литературе неоспоримое право на существование, если вообще нужно доказывать права этой огромной, заключенной в самой себе реальности.
Только тогда, когда человек пишет, не думая о заработке, или когда он находит радость в своем писании, не думая, зачем и для кого он пишет, его письмо выступает как абсолютная необходимость — в этот момент и рождается литература. Быть совершенно бесполезной заложено в самой ее природе. То, что литературное творчество стало считаться профессией, есть плачевный результат распределения труда в современном обществе. Писатель пожинает его горькие плоды.
Это прежде всего относится к нашему времени, когда рыночная экономика господствует настолько, что даже книга становится исключительно товаром. На этом безграничном и необузданном рынке нет места для литературных течений и объединений прошлого, не говоря уже об отдельных изолированных писателях. Если писатель отказывается подчиниться давлению рынка, отказывается опуститься так низко, чтобы создавать культурную продукцию по требованию моды, тогда ему приходится содержать себя каким-то другим образом. Литература не имеет никакого отношения к бестселлерам и спискам типа «Десять самых популярных книг», так что телевидение и другие средства массовой информации занимаются скорее производством рекламы, чем писателями. Свобода писать не дается писателю даром и ее нельзя купить. Она отвечает внутренней потребности самого писателя. Такова цена свободы.
Вместо разговоров о том, что Будда живет в твоем сердце, лучше сказать, что там живет свобода. От тебя самого зависит, как ты эту свободу употребишь. Если ты готов ее на что-то обменять, то она улетает как птица, ибо таков ее дух.
То, что писатель продолжает писать, не думая о вознаграждении, означает для него подтверждение собственной ценности. В этом, несомненно, заключается также и вызов обществу. Однако этот вызов — не хорошо отработанный жест. У писателя нет ни малейшей потребности строить из себя героя или борца. Когда герои и борцы идут на битву, они делают это с благородной целью или во имя чести, которую они завоюют в битве, и все это лежит вне области литературы. Писатель бросает вызов обществу посредством языка, а язык должен быть связан с героями его произведения и ситуациями, в которые они попадают, иначе произведение нанесет литературе ущерб. Литература не равняется вспышке гнева, а гнев, который испытывает отдельный писатель, не должен выливаться в обвинения. Только тогда, когда чувства писателя ассимилируются с его литературным произведением, оно приобретает жизненную силу и не изнашивается со временем.
Поэтому правильнее будет сказать, что само литературное произведение, а не его создатель, бросает вызов обществу. Произведения, постоянно сохраняющие свою актуальность, являются мощным откликом эпохи писателя и его общественной среды. Когда утихает волнение, вызванное описанными в литературном произведении событиями, когда замолкают его персонажи, вот тогда-то и слышен живой голос писателя, если его произведение все еще привлекает читателей.