Страница 11 из 16
Бизнесмену показалось, что эрмитажный директор при этих словах как-то придушенно всхлипнул.
— Спасибо за научный совет, — упавшим голосом пробормотал бизнесмен. — Я и сам как-то сразу насчет этих сфинксов засомневался…
Едва он положил трубку, как в кабинет ворвался мэр.
— Закопали! — с порога закричал он.
— Что закопали?
— Сфинксов обратно. Нету их. Зарыли снова в землю. Во народ пошел! Ни на минуту без контроля оставить нельзя!
Поспешая за градоначальником, бизнесмен порывался рассказать ему о прискорбных итогах своего звонка в Эрмитаж. Но мэр его не слушал, только подгонял и, когда они оказались на месте утренней многообещающей находки, то бизнесмен убедился: яма, действительно, засыпана, утрамбована, а кто-то из злодеев даже бросил на месте преступления лопату.
— Хватай и копай! — скомандовал мэр. А поскольку бизнесмен мялся и не спешил выполнять распоряжение, то окончательно рассвирепел:
— Опять на готовенькое рассчитываешь? Не желаешь лопатой махать — ищи экскаватор.
— Не в экскаваторе дело, — бизнесмену наконец-то представился случай сообщить ужасную новость. — Дело в сфинксах. Этот профессор из Эрмитажа сказал, что они совсем ничего не стоят.
— А еще что он сказал? — помолчав, процедил мэр.
— Что хорошие деньги можно нынче получить за какой-то рояль, разбитый фонарем Ньютона. И за статую Свободы и Колхозницы. А на сфинксов цена упала практически до нуля.
— Все путем, — не своим голосом сказал мэр. Он часто-часто задышал носом, чтобы успокоиться. — Так ты бери, все-таки, лопату и попытайся откопать здесь хоть рояль, хоть фонарь, а еще лучше — умишка немножечко. Не знаю, докуда ты дозвонился, но развели тебя, как плацкартного пассажира.
Мэр и бизнесмен по очереди принялись раскапывать пригорок, переругиваясь и вытряхивая из ботинок песок и гальку. Солнце клонилось к закату. На темнеющем небе неуверенно замерцали первые звезды. Из ближайшей к месту раскопок заводи периодически выныривал Беллинсгаузен. Подбодрив землекопов самым противным криком из своего вокального репертуара, пингвин снова нырял в глубину.
Прорыв очередную нору, мэр и бизнесмен выбирались на поверхность, бурно ссорились, немножечко дрались, а потом из-под лопаты снова летели комья земли.
«Все идет по плану» — пришли к выводу братья-пожарные, наблюдавшие за этой сценой в телескоп с каланчи.
Глава девятая. Прощание с резиновыми сапогами и встреча с интересными людьми
В один прекрасный день москвичи, как всегда, вышли на общественные работы и вдруг обнаружили, что все вокруг уже облицовано, озеленено, покрашено и вычищено. Теперь по Москве можно было в любую погоду передвигаться без резиновых сапог. А зимой для быстроты даже скользить на коньках по каналам и прудам. Достигнутые результаты, конечно, москвичей порадовали. Но куда девать сохранившийся трудовой запал? Стали расходовать свое вошедшее в привычку безвозмездное трудолюбие друг на друга. Сосед стучал в окошко соседу и интересовался, не надо ли выкосить во дворе бурьян и прополоть на огороде морковь. На каждый накренившийся забор тут же сбегалось десять желающих поднять его и укрепить. Перекладывали печи. Чинили мотоблоки, бензопилы и часы-ходики. Учащаяся молодежь бродила по дворам и предлагала подклеить порванные книги. Потом принялись коллективно выкапывать урожай картошки, колоть дрова и делиться рецептами засолки капусты.
А это означало, что в Москву пришла осень.
С кленов и лип на водную гладь слетали желтые и красные письма — прощальные послания уходящего лета. Вполне осеннее настроение настигло и Нджимбу Чиумбе. Он маялся от безделья и говорил, что опасается превратиться в бабуина.
Однажды утром братья-пожарные оглядывали с каланчи окрестности и увидели, что по реке Нева несется необычный корабль. Именно несется, а не плывет. Потому что корабль напоминал самолет. На корме (или на хвосте?) ревели реактивные двигатели, а своим плоским днищем удивительное судно едва касалось речной поверхности, скользя над нею, как плоский камешек-блинчик, запущенный опытной мальчишеской рукой.
— Экраноплан, — определили братья-пожарные, разглядев в казенный бинокль приближающееся чудо.
Судно тем временем сбавило скорость и, тяжело оседая в воду, по инерции приближалось к московскому берегу. Раздвинув рыбачьи лодки, экраноплан подошел к новенькой пристани, заменившей прежний дощатый причал. Опустились сходни. По ним танцующей эстрадной походкой сошла Евфимия Ум-Лампам Виронга.
Даже те, кто никогда не видел Виронгу в телепередаче «Солдатский магазин», сразу догадались бы, что это именно она — звезда военнослужащих-первогодков. Речной ветерок шевелил фиолетовые кудри ее парика, обсыпанного серебристой пудрой. Певица была завернута в леопардовую шкуру, густо обшитую изумрудами, сапфирами и аметистами, а в руках держала маленькую сумочку из крокодиловой кожи. Конечно, это была искусственная крокодиловая кожа, потому что эстрадным примадоннам полагается бороться за права животных и выступать за сохранность дикой природы. Мы с уверенностью можем сказать, что и леопард был искусственный, а вот были ли настоящими драгоценные камни, знала только Евфимия Ум-Лампам Виронга.
Следом за Виронгой на родную землю вступил ее муж, бывший московский пожарный. И опять-таки всякому становилось понятно, что перед ним именно русский мужик. Если Виронга с ловкостью циркового эквилибриста переступала туфлями на шпильках, длинных, как учительская указка, то ее муж тяжело бухал кирзовыми сапогами. Пестрым искусственным мехам он явно предпочитал выгоревшую на солнце тельняшку. А громадный чемодан, который тащил бывший пожарный, был сделан не из кожзаменителя, а из неподдельной фанеры.
Следом за ослепительной Виронгой и ее небритым мужем на сходнях появился полковник Портупеев. Прежде всего, он отдал всем присутствующим честь, а затем, достав из планшета тактическую карту, стал сверять ее показания с окружающей местностью.
Последним гостем Москвы оказался директор Эрмитажа Борис Пиотровский в белом кашне и с ноутбуком подмышкой.
Нет, не последним.
Если вы когда-нибудь играли в домино, то знаете, что пятерка обозначается следующей фигурой: четыре точки по краям, и еще одна в центре. Так вот, последней с корабля-экраноплана сошла именно такая фигура. По краям шли четыре одинаковых человека в одинаковых костюмах и с одинаковыми короткими стрижками. Из правого уха у каждого из них выбегал витой проводок и прятался под воротник белоснежной рубашки. В центре шествовал человек, явно желающий оставаться неузнанным. Большие черные очки закрывали половину его лица. Верхнюю. Нижняя же половина маскировалась длинной белоснежной бородой, огненно-рыжими гусарскими усами и жгуче-черными кудрявыми бакенбардами.
Матросы экраноплана подняли сходни, и судно дало задний ход.
Поставив чемоданище на землю, муж Виронги раскрыл рот и стал восхищено глазеть на новую московскую каланчу. А его супруга тем временем направилась к делегации встречающих, которая спешно выстраивалась на берегу.
Делегация состояла из старушечьего хора в народных костюмах и из Нджимбы Чиумбе в совершенно необычном для него одеянии. Строгий пиджак. Идеально выглаженные брюки. Зеркально начищенные штиблеты вместо дырявых всепогодных валенок. В руках преобразившийся негр держал блюдо с караваем, выпеченным из плодов хлебного дерева, а сверху этот полуафриканский каравай был придавлен сувенирной солонкой, изготовленной тружениками «Горшка». В честь дорогой гостьи московские старушки исполняли песню из армейско-африканского репертуара «Сквозь безводную саванну пробирается спецназ».
— Это ты, что ли, Нджимба? — почти без акцента воскликнула эстрадная примадонна, приближаясь к встречающим. — Чего это ты тут делаешь с этой булкой? Меня должен встречать здешний мэр. А ты не подлизывайся. Думаешь, я тебя обратно в продюсеры возьму?
— Я и есть здешний мэр, мадам! — Чиумбе сверкнул белозубой улыбкой. — Меня только вчера выбрали. Милости просим, дорогие гости, отведать нашего хлеба-соли!