Рассказы

Так я молчал бы и до сих пор, если бы он вдруг не объявился и не предложил встретиться. Основательно поднажав на спирт под маринованные грибочки собственноручного приготовления моей тещи, мой друг с грустной улыбкой рассказал мне перипетии своей судьбы в эти трудные годы, месяцы и дни, и даже попросил написать об этом.

Что же изобрел-таки мой друг? Говоря коротко и понятно, он разработал совершенно реальный, научно обоснованный, простой и осуществимый метод создания "полипотентных артефактов" - что по-простому означает, "волшебных предметов". Вам не верится? И мне не верилось, пока не были представлены доказательства настолько весомые, что голова до сих пор начинает болеть при одном воспоминании о них. Нет, поверьте, это совершенно реально. Это куда реальнее, чем советская власть плюс электрификация всей страны или программа приватизации.

Немедленно встал вопрос: как заставить такое открытие приносить людям пользу? И как оградить людей от того вреда, которое оно может принести в нечистых руках? Мой друг дал своему проекту кодове название "Сампо" мельница счастья из "Калевалы". Кому же доверить строительство волшебной мельницы?

Прежде, чем читать дальше, попробуйте сами найти ответ на этот вопрос, исходя из того, что, по иронии судьбы, проект был доведен нашим героем до стадии воплощения в жизнь опытных образцов аккурат в конце августа 1991 года. Вообще мой друг не любил смотреть телевизор, но в дни путча он его смотрел. Его, как и многих, наверно, из нас, поразила мысль о том, насколько же мы все беззащитны перед теми силами, которые движут нашей птицей-тройкой. Первой его мыслью было бежать из СССР куда глаза глядят, тем более, что он мог бы это сделать с легкостью. Но он не сделал этого, потому что, во-первых, не мыслит себе жизни без России, а во-вторых, потому что считает, что метод его может действовать только в рамках этой культуры, всей истории, всей бытности России, которую ныне должно было увенчать его открытие. И он остался.

"Так-то вот и сел я репу чесать", - вспоминал мой друг. - "Куда пойти? Проект как бы и денег под себя требует, и вообще, надо бы сообщить в конце концов, куда следует. Хотя бы просто перед миром похвастаться. А пойди я в Академию там, или в журнал какой-нибудь, так ты ж понимаешь, в лучшем случае - хи-хи, ха-ха, а в худшем - надели бы на меня пиджак без пуговиц с двухметровыми рукавами, и прощай, работа. Отпадает. Всякие бизнесмены сразу отпадает. Они ничего не будут для людей делать - только для себя. А тут такое дело... Можно было бы в органы сходить, да тут уж не знаешь, что хуже - чтоб поверили или чтобы нет. Вот так."

Обратиться за помощью было некуда. Надеяться - не на кого. Положиться тоже не на кого. Открытие моего друга было сделано гораздо прежде времени, раньше той поры, когда люди будут готовы его воспринять. Уровень нашего общественного сознания и нравственности слишком низок, чтобы заниматься чудотворством в границах, неподвластных самой буйной фантазии.

Поэтому мой друг в срочном порядке строжайше засекретил все, что уже успел сделать, и все, что делает сейчас. Он сменил имя, документы, адрес, уехал из Ленинграда и живет сейчас в глухой лесной деревне где-то в области. Но работы он не остановил. Он решил выковать мельницу счастья сам. Вручную. Полагаясь только на себя. Не ради честолюбия, не ради славы и благодарности, а только ради всеобщего счастья.

Но для всеобщего счастья, каким бы это ни было пошлым, оказались нужны деньги. Сперва посильные, потом все больше. Взять же их было негде.

Тут друг мой вспомнил сказку о неразменном рубле - помните? Рубль, который всегда возвращается к хозяину. За пару месяцев в своей лесной мастерской на примитивном и большей частью самодельном, а лучшей частью где-нибудь позаимствованном, оборудовании мой друг изготовил себе самый настоящий неразменный рубль. С виду это была обычная бумажка, ничем не отличающаяся от миллиардов себе подобных, ходящих по стране. Разве что бумага чуть более плотная на ощупь. Водяные знаки и номер были в полном порядке. Полный радостных надежд, на следующее же утро мой друг отправился в сельпо испытывать опытный образец и пускать неразменный рубль в оборот. Это случилось второго января 1992 года.

Рубль работал прекрасно. Прекрасно работает он и сейчас. Однако моему другу не только не удалось сказочно разбогатеть - хотя, казалось бы, чего уж теперь? - но он даже не смог приступить к основным работам по своему проекту. Вы, должно быть, уже поняли, почему. Изменялось одно досадное обстоятельство, которое волшебством такого уровня не урегулировать и не исправить - покупательная способность рубля за время существования неразменной купюры упала, по моим самым скромным подсчетам, в сто раз. Тех денег, которые приносил первый образец, совместно с зарплатой, которую получал мой друг, едва хватало на пропитание. О лаборатории, оборудовании, новых мощностях по-прежнему не могло идти и речи.

Таким образом, мой друг встал перед необходимостью, сохраняя секретность, телесную и умственную свободу и независимость, разбогатеть в возможно более сжатые сроки. Кому-то это удалось тогда; мой же друг, не умея и не желая принимать участие в гонке первоначального накопления и влиться в строй цивилизованных кооператоров, видел лишь одно решение создавшейся проблемы - неразменные деньги в купюрах большего достоинства.

"Но загвоздка-то в чем? С этими неразменными деньгами - чем выше цифра, тем ниже гарантия возврата. К тому же, бумажек с каждой цифрой больше одной иметь нельзя. И главное: чем дороже бумажка, тем она дороже обходится."

Мой друг начал затягивать пояс потуже. Трудно даже представить себе, как он жил, до чего он дошел в своей экономии. Бомжи на вокзалах Санкт-Петербурга, пожалуй, жили богаче, чем он. Ценой жесточайшего режима борьбы за выживание в апреле 1992-го мой друг выпустил новую неразменную ассигнацию. Достоинством в 10 рублей.

На этом этапе строительство мельницы всероссийского счастья находится и поныне. Со своими неразменными червонцем и рублем мой друг целыми днями крейсирует по рынкам и магазинам, стараясь нигде не примелькаться, а главное - стараясь не давать с неразменными деньгами слишком много обычных, разменных. То есть, не покупать ничего на сумму, большую, чем 11 рублей. Как вам кажется, легко ли это? Имея некоторые математические способности и оценивая положение в стране, я могу приблизительно прикинуть, сколько времени понадобится моему другу, чтобы построить пяти- или десятитысячную купюру. Но мне никак не угадать и не вычислить, будет ли она к тому времени стоить дороже, чем сейчас червонец?

"А тут еще эти..." - мой друг где-то научился замечательно, поэтически материться, обильно, цветисто и беспощадно, - "устроили, короче, обмен денег! Я сперва уж подумал, все, кранты, сливай воду, закрываю лавку. Потом подумал - сообразил. Заложил сразу кучу сторублевиков. Этих, двухцветных, с орлом. Если смогу их достроить - станет полегче. На них и номеров нет, и знаков никаких... Только теперь же бумажные мои никто брать не хочет! А бензин дорожает... мед дорожает... как александрит подорожал, мама моя, а без него ведь никак! Не знаю, успею ли до сентября. С каждым днем все больше денег надо! Ты бы не занял мне тысяч сто - сто пятьдесят до октября месяца? Вернется, гадом буду, вернется!"

Но на этот вопрос я могу только вздыхать. Таких денег я и сам никогда не держал в руках одновременно.

Но если кто-нибудь действительно мог бы помочь, помочь бескорыстно, не ища никакой выгоды для себя, не требуя ни рекламы, ни быстрого обогащения, если кто-то хочет и может просто помочь человеку, делающему для всех нас такое благородное дело - я оставлю в редакции свой адрес. Я не могу давать никаких гарантий, я не уполномочен сообщать какие-либо подробности, я даже не могу доказать, что все это - сущая правда, а не очередная выдумка ловких прохиндеев, вымарщивающих копейки из доверчивого народа. Но мой друг - и с ним я - надеется и верит в людей, на благо которых все это делается.