Выше свободы

Теперь, естественно, нам не обойтись без иллюстрации ранее сказанного. Число и смысл сливаются в одно целое и дают высокое напряжение той вольтовой дуги, которая связывает парящий ум с творящей рукой.

Фрагмент, извлеченный из "Писем к ближним" 1912 года, состоит из двух частей, причем первая показывает постатейную динамику работы М.О. Меньшикова в январе месяце. Итак:

1, 3, 5, 7, 8, 10, 12, 15, 17, 19, 21, 23, 24, 26, 28, 29, 31.

В итоге получается - 17 статей за 31 день (!). И это помимо прочих газетно-журнальных материалов!!

Вторая часть фрагмента хронологически следует за первой, но отдельные февральские статьи интересуют нас по заголовкам и содержанию (с моей краткой аннотацией. - Ю.А.), дабы коснуться своевременной и многообразной тематики "Писем к ближним".

"Китайская граница" (4 февраля).

О геополитике России в связи с революционными событиями в Китае.

"Разрушительный закон" (7 февраля).

По поводу рассмотрения в Государственной Думе законопроекта об уравнении наследственных прав дочерей и сыновей. "Австрийский патриотизм" (9 февраля).

Государственная политика Австро-Венгрии в отличие от нерешительной внешней политики России. "Потеря сил" (11 февраля).

Жизнь и смерть в Японии архиепископа Николая, чья драма была заключена в полном отрыве от родной почвы. "Конституция человечества" (12 февраля).

Нужна ли, полезна ли эволюция старого монархического времени, если его демократизация шла из самых народных низов...

"Берегите казачество" (14 февраля).

Антирусская революция 1905 года оказала страшное влияние на казачество - подорвала его нравственное здоровье72.

"Народное возрождение" (16 февраля).

Открытие первого съезда Всероссийского национального союза и - русская национальная жизнь.

Сильная, остро отточенная меньшиковская мысль в любой проблеме сразу находила суть и дерзко препарировала ее, открывая перед изумленным зрителем неведомые ему доселе тайны и глубины. И более всего, конечно, поражало то, что давно, вчера, сию минуту ты сам думал об этом, а вот так раскрыть, сформулировать и подать почему-то не сумел. Изменить что-то к лучшему в себе и в мире - удел немногих, зато приобщиться к вечному - хочет каждый.

Содержательный диапазон "Писем к ближним" - от меткого слова и афоризма до обобщенного вывода и подробной теории. Хотим мы того или нет, но "Распутица в церкви" (статья от 14 февраля того же 1912 года), фигурально выражаясь, непременно приводит к половодью в России. А проецируя родной исторический опыт на ближайшее будущее, невольно замрешь над январской бутадой 1913 года: "Цивилизацию создало искусство, [а] так называемая наука угрожает погубить ее".

Михаил Осипович Меньшиков - основоположник русского национализма. Он был одним из основателей и учредителей Всероссийского Национального Союза (1908 год), которому дал имя и для которого разработал программу и устав. "В статьях М.О. Меньшикова, печатавшихся в НОВОМ ВРЕМЕНИ, а затем выпускавшихся отдельными ежемесячными сборниками "Письма к ближним", справедливо писал десять лет спустя некто П.О. Леский, - заключается ценное учение о русском национализме. У меня сейчас под рукой нет этих сборников, и я не могу процитировать их, - сетовал он далее с пронзительной эмигрантской тоской и тут же утверждал, - да и в этом нет надобности: кто же из русских интеллигентов не знает вдохновенных произведений Меньшикова, кто не зачитывался ими, кто не захватывался мощью его пера, не восхищался его талантом?"73.

Меньшиков считал, что национализм совершенно научно не изучен и притом - никем не изучается. В будущем, резонно полагал он, такой непростительный недогляд непременно скажется на жизни народов самым трагическим образом. Ведь в основе любого национализма лежит инстинкт самосохранения нации, а сами нации - богатство человечества. "Все русские люди с честью и совестью, - убежденно писал Михаил Осипович, - сознательные или несознательные националисты. Они, как порядочные Немцы, Англичане, Французы, Поляки, Финны, Евреи, несут в своей душе наследственный завет служения своему племени, своему народу. Иначе и не может быть, если говорить о людях вполне здоровых, не поврежденных духом. Отдельная личность - лишь звено в бесконечной цепи рода, и все призвание этого звена - не разрываться, удерживать в себе полную передачу жизни из прошлого в будущее".

Чужую родовую одежду, сказали бы мы, Меньшиков легко примерял на себя, но пользовался в быту только домашними заготовками. "Я очень люблю родной народ, - часто повторял он, - и желаю ему быть лучшим на свете. Но для этого надо не быть оптимистом, не довольствоваться тем, что есть, а брать отовсюду лучшее, что создал родной наш сверхчеловек - человеческий род"74.

Добровольных и вынужденных критиков М.О. Меньшикова либерально-демократическая инерция прямо от национализма обязательно выносила к пресловутому еврейскому вопросу. Так было всегда, но - не всегда было так. От детской "религиозной симпатии к еврейству" Меньшиков пришел к философским спорам с ветхозаветными евреями, испытал грустное чувство непонимания и недоумения и только потом тяжко обрушился на бунтарей-отщепенцев, впавших в ненавистный для него "соблазн социализма". Правда, разумеется, у каждого своя, но ведь Россия не двоилась и не троилась, и потерять ее, единственную, было никак нельзя. В ожесточенной, но все-таки - словесной схватке, к великому сожалению, последнюю, свинцовую точку поставил восемнадцатилетний уголовник Дэвидсон. Никто, кажется, сегодня не знает его полного имени и дальнейшей судьбы, никому, кажется, это не нужно. Оно и понятно, ведь такое родство, например, и по крови и по духу, было абсолютно чуждо мандельштамовскому "еврейскому генералу" Юлию Матвеевичу, постоянно читавшему "Новое Время" и называвшему М.О. Меньшикова не иначе, как "умная голова"75.

"Судите писателя за удостоверенные процессом преступления слова, но как же казнить его душу самосудом такого же, как он, человека из публики, случайно получившего право карать или миловать?" - пророчески заявил Меньшиков 27 августа 1915 года в связи с новым законом о цензуре76.

В годы Первой мировой войны русская цензура немало попортила крови русскому писателю. М.О. Меньшиков, в своих письмах к О.А. Фрибес, постоянно жалуется на то, что его "взяли под предварительную цензуру", просит обратить внимание "на беспорядки в экспедиции "Писем к ближним"", предполагает, что статьи его "застревают где-нибудь в перлюстрации"... Государственная Дума слала по этому поводу запрос в правительство, видный депутат с трибуны осуждал свирепство цензуры над Меньшиковым, сам Михаил Осипович подавал на нее в суд, но - все напрасно. "Не знаю что делать, сокрушенно вздыхал пострадавший в очередном письме из Валдая. - Не пригласить ли херувима вырвать грешный мой язык, и празднословный, и лукавый? Не вложить ли в рот жало мудрыя змеи. Ей Богу, не знаю. Посоветуйте"77.

Сложившаяся обстановка, однако, не могла повредить международному авторитету М.О. Меньшикова, если вообще не способствовала ему (по методу от противного). Летом 1915 года он был единственным из русских журналистов, приглашенных на всемирный конгресс печати в Сан-Франциско. А в начале сентября 1917 года, через частную международную контору, Меньшикова приглашали в Америку с циклом лекций о тогдашнем положении России78.

Ничего не брал в расчет только суровый рок. Тихо сходили на нет "Письма к ближним", и все тоньше становился ручеек меньшиковского слова. Февраль 1917 года сбил с толку, ошарашил, согнул. Суворинские сыновья, распродавшие к этому времени все паи "Нового Времени", быстро уступали натиску обстоятельств и косо смотрели на прежнюю честь и гордость основного патриотического издания родной страны. Наконец, 19 марта (1 апреля) 1917 года в "Новом Времени" появилась последняя статья М.О. Меньшикова "Голос Библии". "Слишком правому сотруднику" безжалостно указали на дверь и распростились с ним навеки79.