Страница 36 из 67
— Боюсь, что это не мое дело — разбираться в слугах вашего сына, графиня Девингтон.
— Вы считаете, что я вмешиваюсь?
— Графиня Девингтон, я замужняя женщина…
— В определенных кругах ходят слухи, что у вашего мужа есть любовница, потому что вы холодная и фригидная женщина, которую гораздо больше волнует карьера мужа, чем супружеское ложе.
От вопиющей несправедливости этих слов у Элизабет перехватило дыхание. Она не могла произнести ни слова и только надеялась, что пронзившая боль не отразилась на ее лице.
— Какова подлинная цель вашего визита, графиня?
Мать Рамиэля участливо улыбнулась:
— Слухи порой бывают такими жестокими.
Боль уступила гневу.
— Эти слухи абсолютно несправедливы! Я обратилась к вашему сыну, чтобы он научил меня, как доставить удовольствие моему мужу… — Она стиснула зубы.
В серых глазах графини появилось выражение, которому Элизабет не могла дать определения.
— Вы отправились к моему сыну, чтобы узнать, как удовлетворить мужчину?
Она не отступила перед Рамиэлем, не отступит и сейчас перед его матерью.
— Да.
— И он уже… обучил вас этому искусству?
Чернота холодными волнами нахлынула на Элизабет.
— Может, некоторым женщинам не дано любить мужчин. Может быть, они созданы для того, чтобы оставаться матерями и верными спутницами своих мужей, а не их любовницами.
Участие и понимание отразились в глазах графини, словно она знала, что наставничество ее сына не привело к желаемым результатам. Элизабет же терзалась вопросом, всем ли в Лондоне известно, что муж пренебрег ею как женщиной.
Но здравый смысл одержал верх. По словам графини, в Лондоне ее считали фригидной стервой, которая скорее до хрипоты в голосе будет агитировать избирателей за своего мужа и недосыпать ночами, обдумывая, как продвинуть его по служебной лестнице, вместо того чтобы предложить ему свое тело для любовных утех. Легкий стук прервал тоскливые размышления Элизабет; дверь в гостиную открылась, и Билле внес в комнату поднос с чаем.
— Спасибо, Билле, вы свободны.
— Слушаюсь, мадам.
Решительным движением Элизабет взяла чайник и принялась разливать чай.
— Сливки, графиня Девингтон?
— Я предпочитаю лимон, спасибо.
— Печенье?
— Да, пожалуйста.
Элизабет послушно протянула блюдо. Длинные белые пальцы графини не ограничились парой печений.
«Должно быть, она принадлежит к тому типу женщин, которые могут хоть весь день есть мучное и сладкое, не прибавляя в весе ни фунта», — с завистью подумала Элизабет.
— Вы до сих пор так и не сказали, чем вызван ваш визит.
— Мне хотелось получше узнать женщину, осмелившуюся шантажировать моего сына. И которая потом милостиво согласилась танцевать с ним на балу.
Элизабет сжалась при воспоминании о бестактности, которую позволил себе лорд Инчкейп.
— Для меня это честь, а не милость.
— Многие бы с вами не согласились.
— Каждый волен думать что хочет.
— Мне кажется, вы недооцениваете преподавательские способности Рамиэля, впрочем, как и собственные таланты, но это касается только вас и моего сына. А теперь расскажите, пожалуйста, о себе. Я так много читала о вас в газетах.
Имя Рамиэля больше не упоминалось. Элизабет не знала, испытывала ли она от этого облегчение или разочарование. К тому времени как они выпили уже по три чашки чая и опустошили целое блюдо печенья, Элизабет казалось, что она знала графиню всю жизнь. Когда мать Рамиэля надела перчатки, Элизабет стало искренне жаль, что она уходит. Пребывая под впечатлением от беседы, она предложила:
— Приходите, пожалуйста, еще, я чудесно провела время.
Графиня улыбнулась в ответ самой очаровательной улыбкой.
— С удовольствием, но и вы, в свою очередь, должны пообещать, что заглянете как-нибудь ко мне на чай. Вся жизнь, в сущности, сводится к проблеме выбора, Элизабет. Вы не можете жить, все время руководствуясь мнением других.
— Я в состоянии принимать собственные решения, — сухо заметила Элизабет. — Просто мне кажется неразумным бывать у вас, зная, что в любой момент я могу встретить там вашего сына.
Графиня вздохнула, словно ответ Элизабет ее разочаровал.
— Как же вы еще молоды!
— Мне уже тридцать три года, мадам. Уверяю вас, я совсем не так молода, как вам кажется.
— Мне уже пятьдесят восемь, и уверяю вас, для меня вы все еще молоденькая девушка. Сколько вам было лет, когда вы вышли замуж?
— Семнадцать.
— Тогда вы ничего не знаете о мужчинах.
— Смею вам напомнить, графиня, что мой муж не только канцлер казначейства, но еще и мужчина.
Графиня кивнула.
— Значит, Мухаммед ошибался, — пробормотала она.
— В чем?
Графиня улыбнулась:
— Если вам захочется поболтать, двери моего дома всегда открыты для вас.
— Я пила чай с Элизабет Петре.
Рамиэль резко поднял голову и посмотрел на мать.
— Миссис Петре тебя пригласила?
— Нет.
— Значит, ты пришла сама, — произнес Рамиэль ровным, не терпящим возражений голосом. — Зачем?
Графиню не остановил резкий тон сына.
— Ты попросил меня взять тебя с собой на бал к Изабель и познакомить с женой канцлера казначейства. Естественно, мне стало любопытно. Тем более что знакомство состоялось. Элизабет сказала, что пришла к тебе с просьбой научить ее премудростям любви.
— Дьявольщина! — не удержался Рамиэль.
Кончики ушей у него горели. Он не знал, что смутило его больше: осведомленность матери об их с Элизабет уроках или то, что он все еще был способен смущаться — уже второй раз за два дня.
Графиня подняла брови, ее серые глаза вспыхнули озорным огнем.
— Приятно узнать, что я могу еще тебя удивить, Рамиэль.
— Тогда ты оказалась в хорошей компании, Элизабет тоже полна неожиданностей, — сухо сказал он.
— Она еще не знает?
Рамиэль не стал притворяться, что не понимает, о чем идет речь.
— Нет.
— И ты не можешь ей об этом сказать?
— Нет.
— Это расстроит ее.
Да, Элизабет будет расстроена, многое может ее расстроить.
— Она пыталась соблазнить своего мужа.
— Великий Аллах, мама! — Рамиэль попытался сдержать приступ ревности. Она предпочла довериться матери, а не ему. — Элизабет поведала тебе об этом за чашкой чая?
— В этом не было необходимости. Я просто спросила, хорош ли ты в роли наставника, а она ответила, что некоторым женщинам суждено быть верными подругами своих мужей и матерями их детей, а не любовницами.
Рамиэль мрачно смотрел на красно-желтые шелковые подушки, громоздившиеся на встроенном под окном гостиной диване. Темная ночь широкой полосой продвигалась по серому небу. Он вспомнил, как обнимал Элизабет за талию на благотворительном балу, как ощущал под своими ладонями ее тело, туго стянутое корсетом. Он вспомнил, как напряглись ее соски под серым бархатным платьем, когда она держала кожаную копию фаллоса. Наконец, он вспомнил ее слова: «Он не хочет меня, можете быть довольны».
— Она ошибается, — пробормотал он, даже не заметив, что рассуждает вслух.
— Я с тобой полностью согласна. Элизабет заслуживает большего, нежели просто нянчить детей и дружить со своим мужем. Мне знакомы такие женщины.
— Я не позволю ему обижать ее.
— Ты сейчас говоришь как сын шейха.
Рамиэль откинул голову.
— Ты хотела сказать — как бастард.
— Ты хороший человек, сынок.
Серые глаза графини проницательно смотрели на Рамиэля. Иногда ему казалось, что он затевает бесполезную борьбу, пытаясь скрыть от нее правду. В такие минуты он чувствовал, что она уже все знает.
— Как Элизабет?
Рамиэль встал с роскошного бархатного дивана. Беспокойно пройдясь по комнате, он подошел к камину, облокотился о мраморную полку и уставился на огонь.
— Она спрашивала обо мне?
— Она боится тебя.
Рамиэль повернулся лицом к матери. Огонь ярким пламенем вспыхнул за его спиной.
— Я никогда не причиню ей вреда.