Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 6



Молодой человек не торопясь продолжал:

— Придерживаясь законов оптики и заботясь о лучшем контакте докладчика со зрителями, телекамеры показывают преимущественно головы сидящих в первых шести рядах. Здесь по протоколу сидят высокопоставленные деятели общественной жизни, сокращенно ВЫДОЖ, и другая сторона изучает эту позицию с чрезвычайным интересом. Как здесь сидят? По алфавиту или по рангам? Кто присутствует, а кто отсутствует, и почему тут или там образовалась брешь в ряду кресел? Выше, среди факторов конфронтации, я назвал пустоты в кадре, теперь добавлю: среди них самые опасные — бреши.

— Понятно, — сказала женщина у двери, — и группа заполнения должна эти бреши заполнить, верно?

— Верно, — ответил заочник, — на сегодня выделили меня, объявлено, что будут присутствовать руководители государства, а из-за эпидемии гриппа вполне вероятно, что мне придется принять участие в передаче. Но я потерял удостоверение личности, его нашли и сдали сюда, мне велено его взять. Я должен его взять — без него я не войду во Дворец заседаний, ведь пропуск НАГЗ действителен только в сочетании с личным кодом, а код…

— Вписан в удостоверение личности, ясно, — сказала наша представительница, — не ясно только, какое это все имеет отношение к вашему квартирному делу, и не говорите, что я вас не выслушала!

Она подняла глаза на табло, словно требовала наконец-то сигнала, а молодому человеку это послужило знаком выдвинуть свои стратегические резервы.

— Это будет иметь отношение, — ответил он, — если Центральное телевидение, передачи которого смотрят также в Бурге под Магдебургом, смонтирует мою голову с лидирующими головами и покажет меня как одного из высокопоставленных деятелей нашей общественной жизни. Этого будет достаточно, чтобы улучшить условия моего существования.

Еще пока он говорил, засветилось и заурчало табло, разрешающее вход, и я в который уже раз убедился, что принадлежу как гражданин к просвещенным гражданам, что я часть разумной нации, которой и слова достаточно, чтобы повести себя тем или иным образом.

Все ожидающие одновременно показали на дверь, и наш заочник перешагнул порог, словно и не ожидал от нас ничего другого.

А та женщина, которая все-таки рисковала не получить гитару из болгарской Кремоны, даже подтолкнула его дружески, и было видно: она разделяет с ним его счастье. Мы все разделяли с ним его счастье. СЧАСТЬЕ это была аббревиатура, обозначающая наши объединенные эмоции.

Чувства эти позволили мне уверенно заняться собственным делом и делом обеих дам из города на зеленых берегах Волги: мотив приглашения, стало быть, сердечная дружба, этого вполне достаточно.

Пусть такая формулировка — преувеличение, потому что, обдуваемые волжским ветром у Астрахани, мы подружились лишь в той мере, какая казалась необходимой, чтобы предстать перед органами власти. Темой нашей была Киевская Русь и стрелецкое восстание, сердечное же смятение места не имело. Два педагога из Казани, к тому же мать и дочь, и путешествующий бухгалтер подобное сочетание редко ведет, полагаю я, к любовным приключениям. В нашем случае это не привело даже просто к дружбе, но в бланк я был вправе вписать слова «сердечная дружба», так как слова эти подкреплялись нашими более общими отношениями — отношениями наших стран.



Однако стоило мне об этом подумать, как меня охватило новое сомнение. По всей вероятности, в этом учреждении частенько бывало, что человек очень личные желания выражает иносказательно, лозунговыми формулировками, и мне не хотелось встретить иронический взгляд женщины с погонами, каковой был бы вполне обоснован, впиши я в графу о мотиве приглашения только слово «дружба».

Почему уж не «дружба народов»? — вопросил бы взгляд лейтенантши.

Все взвесив, я собрался было начертать что-то вроде «личная дружба», хотя и слышал доносившийся до меня издалека вопрос, как следует представлять себе дружбу безличную. Да что уж, личная дружба — хорошо придумано. Вряд ли это захотят проверить, но если да, то, по мне, пусть. Кто бы мог оспорить мое объяснение — вот так, именно так формировалась у меня личная дружба: в спокойно текущей беседе о восставших стрельцах, об основании государств и набегах Золотой Орды. Кого кроме меня и обеих дам касается, какие формы приняли наши отношения? В этих делах каждый держится на свой лад и указания не принимаются.

Я готов был уже заполнить пустующую строчку в бланке, как перед моим внутренним взором вторично возникла лейтенантша. Личная дружба? — услышал я ее голос и последующий вопрос; — Которая же из двух эта счастливица? Одной вы годитесь в отцы, другой едва ли не в сыновья, такая ситуация возбуждает любопытство. Или вы, я спрашиваю неофициально, на обеих глаз положили? В таких случаях, дорогой господин Фарсман, только зрением ничего не добиться, и вопрос еще, одобрят ли дружественные инстанции подобные отношения. Гражданин, поразмыслите хорошенько!

Я стал размышлять, и так как не мог остановить свой выбор ни на «личной дружбе», ни на такой, которая была бы вообще как-то обозначена, то не мог заполнить бледно-голубые листки, и с губ моих слетело заявление, что с этой минуты меня, поскольку я еще должен поломать голову над бланком, опять можно считать последним.

Оставшиеся в зале, вместо того чтобы попросту не принимать меня в расчет и двигаться к канцелярскому столу в установленном порядке, вновь стали соревноваться за ближайшее к табло место.

Так как покинул сформировавшуюся очередь я, то я и был виновен в возникшей заварухе, и только сознание, что это средство уже использовано, удержало меня от того, чтобы аннулировать свой отказ от места в очереди. Я бы с радостью, оставаясь глухим к происходящему, углубился в заполнение бланка, но поставить непроницаемые переборки между мной и залом было невозможно. Картины происходящего и разговоры вокруг доходили до меня, и хотя я ответил на прощальное приветствие заочника и гитаристки, покидавших полицейский участок, куда больше занимали меня дела и люди в зале.

Какая-то женщина, которую, как мне показалось, я видел в американском фильме в роли пьяницы, решилась на ребяческий маневр. Даже я, посвятивший себя целиком заполнению бланка, разглядел ее попытки незаметно приблизиться к двери и окутать свое движение туманом пустопорожней болтовни. В ее никому не нужном рассказе речь шла об улетевшей дикой утке, но никто не выказал участия к судьбе скрывшейся птицы. Все молчали и взглядами, словно тяжеленными бревнами, преграждали женщине дорогу к цели.

Минут так через пять-шесть мы по слуху определили, что кое-кто из оставшихся в очереди простужен, потом, возможно, чтобы разрядить обстановку, один из ожидающих рассказал, что подал заявление, в котором просил увеличить ему сумму, полагающуюся для обмена на валюту при выезде за границу. Дело в том, что в соседней стране у специалистов по оборудованию террариумов имеется в продаже корм для амфибий, не лишающий блеска кожу саламандр. Местный же товар — и это он наблюдал на своих пятнистых саламандрах, — к сожалению, лишает.

Намерения у человека были добрые, но столь подчеркнутый профессионализм помешал какой бы то ни было дискуссии, и общественная атмосфера ничуть не улучшилась после того, как мы получили представление о потускневших пятнистых саламандрах.

Только один парнишка, решивший, что после утки и саламандр следует завести разговор о прочих видах живности Ноева ковчега, предъявил нам коробку из-под печенья и какую-то бумажку. Бумажка была заключением ветеринара, которое удостоверяло, что голубовато-розовую окраску попугая в коробке следует считать естественной. Цена на голубовато-розовых попугаев чрезвычайно высока, поэтому их в последнее время подделывают. Но поскольку даже некоторые ветеринарные заключения оказывались фальшивыми, наиболее осторожные покупатели требовали, чтобы заключение ветеринара было заверено в полиции. Парнишка помахал своим ценным документом, и когда он снова прижал к груди коробку, я увидел в одном из отверстий для воздуха редкостное свечение словно бы от голубовато-розовых перьев.