Страница 4 из 46
— Ах ты, твою мать! — меня внезапно осенило: — Где тут у меня телефончик-то?
Я вдруг вспомнил о девочке, маленькой, лет четырнадцать всего, с которой недавно бухали в одной компании, и я зажимал её в уголке, уговаривая довериться мне… она смущалась, но все же рассказала «доброму дяде», что мечтает о настоящем большом унижении, во время секса. Что её безумно возбуждают разные картины жесткого доминирования, и она хочет, чтоб над ней издевались, по-настоящему избивали, насиловали и мучали всячески… я, конечно, предложился ей на роль злого господина, и она даже согласилась, но я быстро переместился в лучшие миры забвения на крыльях зеленого змия, и ни хера потом не помнил, кроме её разочарованных глаз, и тихого — «ну, я пойду». А телефончик-то остался! Вот он, так и валяется в кармане сюртучка! Из моего сюртучка ничего не пропадает!
— Алло… Машенька? — бля, еле вспомнил, как её зовут — не люблю эти их выкабрезистые ники — всякие там Волчицы и прочая Крыса Шушера.
Она оказалась ещё в школе. Скоро заканчивает, а потом ей надо домой заехать, переодеться — а потом она вся моя! — радостно так щебечет. Прекрасно! — в животе сладко сжались горячие змеи предвкушения.
— Маш, давай лучше сразу ко мне, я тебя и покормлю… и переодену, если хочешь!
— Даже переоденешь? — кокетливо захихикала малышка.
— Да, я ж маленький, как девушка! — в тон ей ответил я.
— Ну уж, все равно побольше меня!
— Машуль, не ломайся, это все не важно, приезжай скорее, я хочу тебя немедленно, малыш!
— Да, и я тебя… — робко выдохнула девочка. — Хорошо, давай адрес, как к тебе добраться?..
Йес! Пока ждал её, нервничал в нетерпении, достал веревку и лезвие… вдруг, не подведет, и разрешит в самом деле всё!
Конечно, не забыл и спирт, бинт и вату. Мало ли… обязательно надо. В первую очередь, мне. Я могу в пылу страсти покромсать и себя тоже. Особенно если она не даст, то я точно себя покоцаю, чтобы получить хоть что-то свое.
— Как мне встать, вот так?
— Да, ручки только вытяни немного ещё, а то веревка криво ляжет, больно суставам!
— Ты такой опытный! — восхищенно выдохнула она, подставляясь.
Бля, только вот я не подумал, что она орать будет, соседи буровать припрутся… а вот, полотенце забытое с утра на спинке стула, если что — придушу.
— А я ведь даже этого не умею…
— Ничего, детка, все бывает первый раз, открой пошире ротик! И обнимай губами, только нежно! Самое главное, зубы спрячь…
— Не надо этого, Ветер! — она попыталась отодвинуться, протестующе встряхивая головой. Ну уж нет, вот это-то точно надо!
— Что уже не надо? — я разочарованно опустил занесенную скрученную вдвое веревку. — Так быстро? Так ведь ты ж мазохист!
— Нет, не так сильно… — прошептала она, с ужасом глядя, как я беру полотенце.
— А это зачем?
— Чтоб ты так сильно не кричала, милая, а то всех соседей соберем на бесплатное порно!
…Я бил ее тяжко и свирепо. Веревки впивались в нежное тело, она кричала и плакала, умоляя оставить ее. Мне не было хорошо от этого, вовсе нет! Но надо же проучить мерзавку, а то кто же, как не я еще объяснит дурочке, что никакая она не извращенка. Только на сверкающем заманчиво мониторе пиратское порно смотрится очаровательно, а на своей шкуре это ад… Вот же, плачет, умоляет, ужас плескается в наивных детских глазках. Просто, как палач делает свое дело, я бил ее снова. Давал отойти немного, и еще удар. Скажите, палачу больно или сладко от его работы? Наверное, не каждому. Я не испытываю с теми, кто не хочет на самом деле того, о чем говорит, ничегошеньки. Я просто поучаю их. Скучно и просто. Чтобы не думали о себе то, чего нет. Я ненавижу это — когда думают, что есть в них то, чего нет! Я выбиваю из них эту пустую самонадеянность, лопаю эти их мыльные пузыри самомнения никчемного. Этой вот достаточно всего лишь веревки по груди и животу — и все, она уже готова отказаться от всего на свете, и трахаться тока максимум в собачьей позиции — верх разврата! Хы. Вот так-то. Когда она почти потеряла сознание, я развязал ее, дал водки хлебнуть и запить водой.
— Ну что, как тебе? — сел перед ней на корточки. Она не могла даже одеться сама, вся морщилась и ломалась, натягивая трусики. Чтож, будет знать. Что-то наподобие жалости прокралось в душу, когда она заплакала тихо на мой вопрос.
— Девочка, глупенькая… — обнял я ее. Она попыталась отстраниться, я вцепился сильнее.
— Ну, все же, ты же сама хотела… — поцеловал ее в пахучую макушку. — Я ж тебя даже не трахнул! Как было-то? Ты этого хотела?
Она прошептала что-то неразборчиво и очень тихо уткнувшись мокрым распухшим личиком мне в грудь.
— Что? — переспросил я, гладя ее по спине и волосам.
— Круто… — повторила она стыдливо.
— ЧТО? — ну ни хрена себе, то ли я слышу?
— Так ведь ты же умоляла отпустить, у тебя же все тело в полосах, дурочка! — отстранился я от нее.
— Все равно… — всхлипнула она, подняв глаза на меня. — Я же правда сама хотела, — и снова уткнулась мне в грудь. Вот тебе и раз. Угодил человечку, значит! Можно и уважать — сама хотела, и до конца пошла, и ничего, «круто» говорит! Молодец, сильная! Стоит трахнуть! Я вдруг почувствовал такое вожделение — тельце нежное исполосовано, ее всю ломает, ей дико больно от любого прикосновения — вот сейчас и будет самый что ни на есть садизм! Когда вся кожа распухла… Я медленно наклонился над ней, и… нежно, чуть касаясь кончиком языка, коснулся самой крупной ссадины. Она вся изогнулась и закусила губу едва не до крови. Ещё раз — чуть сильнее!
Вот она закричала, слышать надо!! Уж это-то к сексу не имело никакого отношения — одно сплошное бездушное, скотское издевательство! После я намазал ее, полуживую, напоследок мазью, и кое-как натянув на нее рубашку, уложил на постель, укрыл, дал допить водку, и тихо вышел. Она все равно заснула несчастным, покоробленным сном. Спи, мой истерзанный ангел. Будешь знать, что такое истинный бессердечный и лишенный малейшей любви садизм… и пусть тебе больше никогда этого не захочется. Спи!
А соседи-то, кстати, не пришли, и даже не пикнул никто! Хотя, сто пудов, прекрасно все слышали дикие кричи и стоны моей бедняжки. Правда вот-вот придет мама… но Маша спит, и может быть, истощенная ювелирной работой, мама вообще ничего не заметит, а на туфельки в прихожей никак не отреагирует. Ей все равно с кем я трахаюсь в её отсутствие, главное, чтоб в себе оставался, а большего и не надо. Пока я тих и весел, она не переживает за меня. Только бы снова с ума не сходил. И не подох, как мой папаша, боль и горе всей ее жизни… любит она покойника до сих пор. И замуж никогда не выйдет больше. Ради меня. Я ей очень благодарен — нахуй тут какой-то ещё мужик, вторгаться в нашу слаженную жизнь, в наш вечерний чай, и поцелуи в макушку, и заговорщицкие подмигивания в больнице на плановом осмотре — мол, ничего, сыночка, все отлично будет, даже если ты полнейший мудак и шизофреник, да хоть бы и адский мутант, мне все равно — я с тобой! Да, глядя на мамочку, я уверяюсь, что я не такой плохой, ведь у неё — маленькой, но такой сильной, божественной женщины, настоящего ангела на земле не мог быть совсем уж негодный сын. Я её наследник, потому и очень красив, умен и проницателен. Она делает меня лучше! С ней я не позволяю себе опускаться, она мерило добра и зла!
Так что, ничего страшного, что Машка спит на моей кровати, и возможно останется до утра.
У ребенка зазвонил мобильник, много раз — пришлось разыскать его в кармане школьного пиджачка и вырубить к чертям. Ей звонила мама, оно и понятно. Но не буду же я будить из-за этого девчонку — уже поздно, засобирается ещё домой, провожай её… не хочу.
… проснулся от сильного желания. Мама за стеной смотрела телевизор. Машка тихо сопела под боком. Я зашевелился, пытаясь развернуть её к себе. Она зашипела от боли — растревожил её ссадины и ранки. Но черрт, как же мне хочется сейчас, немедленно! Что-то приснилось, наверное, не важно — главное, дрочить не придется, когда рядом девочка. Заодно и проверим, правда ли она девочка, как говорила!