Страница 20 из 81
Арестовала полиция и хозяев обезьянок, но доказать, что они смогли так умело выдрессировать животных, суд так и не смог. Хозяева «наркоторговок» заверяли, что те от рождения были наделены природной сметкой и никакой дрессировки не проводилось.
Судьи были вынуждены обойти этот вопрос, ведь обезьяны действительно проявляют порой просто необыкновенную сообразительность. Ученые же, сами запутавшись в понятиях «разумности» или «неразумности», еще больше сбили с толку суд.
Впрочем, блестящий ум и находчивость демонстрируют не только обезьяны.
У меня пятилетний внук. Когда его дедушка, папа и мама уходят на работу, мы остаемся вчетвером: Сашенька, наш старый и мудрый кот Николаша, молодая веселая пуделиха Дашка и я. Жизнь начинает течь по распорядку. Сначала утренний туалет. Потом завтрак. Завтрак складывается из ряда процедур. Первые, кому накрывают стол, — это воробьи, синички, голуби и вороны. Птицы, хорошо изучив расписание, к 9.30 утра, забыв табели и ранги, гроздьями висят на кустах и ветках деревьев перед нашим окном (мы живем на первом этаже). На это время, как в период засухи у водопоя, между пернатым воинством действует перемирие.
Интересен такой нюанс: в 9.20 еще нет ни одной птицы, а в 9.35 они уже стучат клювами в окно — как будто точно отслеживают время.
«Бабушка, — как-то спросил меня Сашенька, — откуда птички знают сколько времени?» Я тогда пошутила, поскольку ответ на этот вопрос просто не знала: «Да ведь у нас на стене часы висят, они смотрят через стекло и видят». Внука мой ответ удовлетворил, а я до сих пор не знаю, что буду отвечать, когда через пару лет он задаст мне его снова.
Мы крошим на мелкие кусочки специально подготовленный хлеб, перемешиваем с зернами овса и пшеницы и высыпаем на площадку, прикрытую от осадков частью козырька над подъездом, рядом с которым находится наше кухонное окно. Здесь же у подъезда стоит наша машина, которую в зимнее время мы используем довольно редко, два-три раза в неделю.
Ее с нашими пернатыми связывают любопытные события. Какое-то время я постоянно выслушивала возмущенные тирады мужа: «Найдите другое место для кормежки птиц! Посмотри, во что они превратили машину, мне надоело отдирать от нее птичий помет!» и т. д. Мы, конечно, обещали, но другого удобного места не было, да и пернатые посетители нашей столовой привыкли именно к нему и сюда прилетали с неизменным постоянством. Но однажды произошло нечто совершенно невероятное.
Внуку было года четыре, когда, в очередной раз высыпая на «птичий пятачок» корм, он произнес речь — некую компиляцию из дедушкиных выступлений: «Как вам не стыдно, этого делать нельзя, дедушка ругается» и т. д. При этом он вложил в слова столько эмоций, что, как мне показалось, птицы были потрясены. Привыкшие уже не бояться нас, они не улетали, несмотря на активную жестикуляцию внука. Воробьи и синички даже прекратили свой обычный гвалт; голуби, приподнимая головы, вращали ими из стороны в сторону, напоминая тугих на ухо пожилых людей; вороны косили хитрым глазом, перетаптывались на ветвях тополя, а потом, когда Сашенька высказался, одна из них сказала «кар-р!». И следом поднялся птичий гомон. Разнокалиберное и разноперое войско, как бы выйдя из-под гипноза страстной речи внука, заскакало по ветвям, защебетало, забормотало, зачирикало.
С гордостью оратора, произнесшего пламенную речь, внук повернулся ко мне и резюмировал: «Они больше не будут!» И они действительно больше не стали! Удивлению всей семьи не было предела. Никто, конечно, не поверил, что птицы понимают язык, да и я сама не могу в это поверить. Сошлись, но с великой долей скепсиса, на том, что, возможно, имел место элемент телепатии, которым, как говорят, обладают братья наши меньшие и, возможно, маленькие дети.
Вот уже почти год, как наша машина стоит чистая. Только один раз пришлось смывать засохший на ветровом стекле след птичьего посещения. Событие бурно обсуждалось в семье. Пришли к выводу, что это творчество случайного гастролера. «Наши не могли!» — забыв о былом скепсисе, прокомментировали событие домочадцы.
После выдачи утреннего пайка птицам наступает следующий этап — кормление домашних питомцев. Здесь следует соблюсти все правила местной иерархии. Поскольку кот старше, а значит, главнее, его следует кормить первым. Дашка честно и без обид получает свой паек только после кота, минуты через две-три. При обратном раскладе Николаша может обидеться, и тогда придется извиняться, объясняться и уговаривать.
И только после этого мы подводим итог: «Все голодные накормлены. Пора и нам позавтракать».
А на ночь мы выносим на улицу и ставим у двери, ведущей в мусоросборник нашего подъезда, пластиковый лоток (в них сейчас фасуют все, что только можно) с обрезками и объедками, собранными за день «для бедных кошечек и собачек». С посетителями ночной столовой мы незнакомы. Их наличие выдает лишь вылизанная до блеска посуда. Но одного постоянного клиента мы все-таки прикормили.
Гладкошерстный, беспородный одноглазый кот, с первой встречи окрещенный нами Али-Бабой, встречает нас у подъезда, хрипло мурлычет, путается в ногах, торчком задрав хвост и бодаясь. Получив дополнительный паек в виде вкусненького кусочка, провожает нас метров сто, а затем возвращается к машине, которую облюбовал как место своих бдений. В зависимости от погоды он располагается под ней или на капоте, особенно если тот еще теплый после поездки.
Удивительно, но с пернатыми Али-Баба умудрился найти общий язык. Он не пугает их, не охотится, а продолжает мирно спать, свернувшись калачиком, даже тогда, когда наиболее нахальные воробьишки прыгают, цокая коготками, по машине. Иногда он шевелит ушами, направляя их как локаторы на источник звука, и чуть приоткрывает единственный глаз, чтобы тут же безмятежно снова отойти в царство Морфея. Вороны его не трогают, хотя хвостатых его сородичей гоняют.
С первыми сумерками птицы исчезают, видимо прячутся под крышей. Нам видно только несколько осоловевших голубей, замерших под козырьком на уровне чердака. И вот несколько дней назад произошло событие, которое потрясло всех наших домочадцев и тех, кому мы о нем рассказали.
В то утро я проснулась от кошачьего крика, под окном кошка мяукала не переставая. Это не был крик боли или любовная кошачья какофония — в нем звучала тревога. Первая мысль, которая пришла мне в голову, была о том, что, видимо, чья-то кошка то ли загуляла, то ли вывалилась из окна в снег и взывает к своим хозяевам, чтоб ее пустили в дом. Через несколько минут знакомый звук заставил меня окончательно проснуться и сесть на постели — в окно стучали птицы. Я посмотрела на часы: 5.50 утра. Невероятно! Откуда (в конце февраля в это время еще темно!) взяться птицам? Подошла к окну, отодвинула штору и увидела на подоконнике двух голубей. А на снегу сидел Али-Баба и смотрел на наше окно. Увидев меня, он тут же прекратил орать. Голуби тоже, потоптавшись перед стеклом, взмахнули крыльями и улетели. Что-то мистическое промелькнуло, не успев сформироваться, в мозгу, но тут же исчезло — я увидела, что в нашей машине кто-то сидит. Рванув створку окна, я крикнула что-то типа: «Вы что там делаете?!» Дверца машины распахнулась, оттуда, прикрывая локтями лицо, выскочил молодой парень и бросился бежать по улице.
Я разбудила своих мужчин, позвонили в милицию Но все это уже малоинтересно, поскольку машинного вора все равно не поймали.
Вечером наши домочадцы, входя в дом после работы, протягивали мне кульки и консервные банки. В кульках были печенье, изюм, ванильные сухари: «Нашим пернатым!» Консервы разнообразием не отличались, во всех трех банках был «Вискас». Вручая их мне, каждый говорил: «Наша киска купила бы «Вискас», — и, как бы уточняя непричастность Николаши к премиям и наградам, уточняли: — Это Али-Бабе». А зять вытащил из «дипломата» бутылку «Смирновки» и торжественно поставил на стол.
«И это тоже Али-Бабе?» — округлив глаза, спросил внук.