Все. что могли

— Сильно ушибся?

— Можа ще живой. На хутори.

Надя привела девочку в комнату, попросила соседку посмотреть за сыном и побежала на конюшню. В эту минуту Кудрявцев выезжал из ворот на розвальнях. На просьбу Нади отвезти ее в хутор отозвался:

— Мигом домчим. Только короб на сани поставлю.

Через пяток минут подкатил к дому. Надя вышла с медицинской сумкой, усадила на сено девочку. Та успокоилась и с любопытством озиралась вокруг. Когда въехали в лес, Кудрявцев сказал:

— Вы рисковая, Надежда Михайловна.

— Ты разве боишься? — она метнула на солдата лукавый взгляд.

— Ну, вы скажете, чес-слово, — он нахмурился, тронул за спиной карабин. — У меня винторез.

Надя мысленно усмехнулась его наивности, будто «винторез» сам по себе отпугнет опасность. Невольно сунула руку во внутренний карман шубы, ощутила рубчатую рукоятку тяжелого «вальтера». Она все еще хранила подарок капитана Силаева — война не кончилась.

— Все ж подполковник поддаст мне жару, — Кудрявцев сокрушенно покрутил головой, взмахнул вожжами.

Лошадь пошла размашистой рысью, ошметки снега застучали по передку саней.

— Мы скоренько, Ваня. Надо человека спасать, — сказала Надя.

На хуторе несколько хат. Девочка показала на ту, что стояла на отлете, выглядела победнее других. Хозяйка встретила слезами:

— Ой, лышенько мени…

В полутемной горенке на деревянном топчане лежал подросток лет четырнадцати, укрытый старым, лоскутным одеялом. Он был бледен, слабо дышал. Пока Надя осматривала его, хозяйка всплескивала руками, жаловалась, что «чоловик» ее сгинул в начале войны и сынок «вбывся», главный работник, «без його ниякой жисти быть не може». Пошел с поветей сбросить сено скотине. Она его не сразу хватилась, а когда заглянула туда, хлопчик вылялся без памяти, весь в крови.

Бедро мальчика было насквозь пропорото вилами-тройчатками. Видимо, от болевого шока он потерял сознание и обескровел. На холоде кровь течет обильнее.

Слушая стоны матери, Надя почти автоматически выполняла все, что бессчетное число раз делала на фронте во время боя. Наконец, парнишка открыл глаза.

— Мамо, — прошептал он, — дэ ты?

— Тут я, сынку, — кинулась к нему женщина.

Скоро щеки мальца порозовели, очевидно, боль попритихла, и он на вопрос Нади, как приключилась с ним беда, ответил, что сначала уронил вилы, а потом оступился, упал, дальше уже ничего не помнит.

Еще с полчаса Надя посидела возле него, затем, увидев, что опасность позади, засобиралась в дорогу, наказав матери, чтоб сын ее обязательно лежал, не бередил рану.

— Вот, Ваня, все и обошлось, — говорила она Кудрявцеву, когда хуторок исчез за поворотом.

Кудрявцев улыбался в ответ, но вдруг слова застряли в глотке. Из-за придорожных деревьев метнулись люди. Лошадь схватили под уздцы, на Кудрявцева навалились двое, вырвали карабин.

— Прикордонник, такую твою мать… — реванул один из них в высоком малахае.

Лошадь храпела, испуганно пятилась, дергалась в оглоблях.

— Чья баба, куда везешь? — трясли Кудрявцева, словно яблоню по осени.

— С заставы еду, — на Надю кивнул. — Докторша городская, попросили довезти. На хуторе пацана лечила. Чес-слово.

«Что он такое говорит? Неужто струсил, отказывается от меня? — ужаснулась Надя, но через секунду сообразила, что Кудрявцев выгораживал ее. Не приведи Бог, узнают, что она жена начальника погранотряда. — Правильно, городская докторша. Документов со мной нет. Надеюсь, к тому же, «бабу» не станут обыскивать».

— Тебя москали сюда послали? Сама москалька? — дышал на Надю самогонным перегаром и чесноком рослый в перетянутом кушаком черном кожухе мужик, которого его приятели называли Мыкытой.

— Не все ли равно, — дерзко ответила она и смело глянула на Микиту. — Хуторской мальчик умер бы, не окажись я у него вовремя. Теперь он будет жить. Я не спрашивала, украинец он или русский, просто не пустила к нему смерть. Может быть, это ваш сын или брат.

Мужик поддернул на плече немецкий «шмайссер», нетерпеливо пробурчал:

— Ну, вертай до хутора, побачимо, який там хлопець.

Двое примостились на санях, остальные шли сзади.

— Микита, та на який вона задалася? — взмолился один, уцепился за короб и упал в сани.

— Мовчи. Побачимо, тоди…

На хуторе посмотрели на забинтованного мальчишку, мать его подтвердила все, что говорила Надя. Глаза Микиты под мохнатыми бровями забегали, на лбу сгрудились морщины. Показалось, он был озадачен чем-то. Объявил, «докторша нехай остается, а прикордонник з ними поедет». Надя воспротивилась, требовала, чтобы солдат отвез ее, по лесу одной идти боязно. Мужик ухмыльнулся, ничего, они проводят, «з ними панночка не заскучает. Ще лучшее, пусть з ними едет, бо у них тоже есть ранетый». Микита говорил и поедал ее похотливым взглядом.

Наде было ясно, что дальше произойдет с Ваней Кудрявцевым и с нею. Понял это и Кудрявцев. Он резко отшатнулся в сторону, сорвал с плеча бандита свой карабин, передернул затвор. Но большего не успел. Его стукнули прикладом по голове, и он упал.

— Не троньте солдата! — крикнула Надя, вдруг мысль мелькнула отчаянная, последняя соломинка, за которую можно ухватиться, хотя она, может быть, и не спасение, а петля, которую сама себе на шею накидывает. — С вами поехать? — как можно спокойней, даже с лукавинкой, спросила она. — Интересно знать, куда и к кому? Не к пану ли Леопольду Богайцу? Почему таится? Так бы сразу и сказали.

Микита, он выглядел старшим среди бандитов, не только по возрасту, но и по положению, оторопело глянул на Надю.

— Господин Богаец меня отлично помнит. Мы с ним дружбу водим еще с сорок первого года, — решительно наступала Надя, намекнув, что она много раз бывала у него в особняке, и добавила, как только он узнает, что ее задержали и обращаются с нею по-хамски, им не поздоровится.

Глаза Нади сердито сверкнули, она надменно вскинула голову и обвела бандитов презрительным взглядом.

Микита сразу вспомнил, как он привел к пану Богайцу Охотника. Тот так же ерепенился и грозил. Пан Богаец с ним ручкался, отпустил с почетом. Бес их разберет.

— Извиняемось, конечно, тильки…

— Никаких тильки… Вы скажите ему, что я здесь, на хуторе, жду его, он сам приедет ко мне.

Надя встала, подбоченилась, сняла пуховый платок, перекинула косу на высокую грудь. У Микиты вытянулась физиономия.

— Стерегить! — рявкнул он подручным, дернул одного за рукав. — Ты зи мною. На ихних санях скорийше обернемся.

— Загонишь лошадь, ответишь головой, — не удержалась Надя.

— Ничего. Замест этой прикордонной клячи пригоним лошичку, что тебе огонь.

Оставшиеся бандиты отвели Кудрявцева в хлев, один встал у дверей. Второй был в горенке при Наде, третий вышел на улицу, хрустел снегом возле калитки.

С полчаса прошло в мучительных раздумьях и ожиданиях, но решение не приходило. Бандит неотступно следил за Надей, держал автомат на коленях, направил ствол на нее. Выхватить пистолет? Успеет ли? Парень может с перепугу опередить, нажмет на спуск. Ему приказано: «Стерегить!» Руки сработают раньше головы.

Еще какие-то минуты пробежали. Надя не знала, далеко ли ехать до Богайца. Наверное, надо было согласиться на их предложение. Улучить момент, а «вальтер» не дает осечки. Снайперской сноровки хватит уложить бандюг. Но что было бы с Ваней Кудрявцевым? Они его не повезли бы с собою. Еще минуту-другую она выждет, потом будь что будет. Разве напрасно пистолет прихватила?

Все последующее произошло с невероятной быстротой. За окнами проскакала лошадь, грохнули выстрелы. Охранник бросился к окну. Надя выхватила «вальтер», ткнула ему стволом в спину, крикнула:

— Бросай оружие, руки вверх!

Не из пугливых оказался парень. Он увернулся, отскочил и успел бы разрядить автомат, не вломись в горенку Кудрявцев. Ваня был уже с «винторезом», ударил бандита прикладом в висок.

В хату вошел еще кто-то. Надя обернулась, готовая стрелять. На пороге стоял лесник Гнат Тарасович с дымящейся двустволкой в руках.