Все. что могли

Богаец отложил письмо, задумался. Значит, опять Стронге, отец повязан с ним деловыми обязательствами. Берлинская «персона» проявляет трогательную заботу о гауптмане Богайце, своем бывшем офицере. Так пишет отец. Как понимать откровения денщика Лео? Вряд ли фельдфебель, над которым нависла смерть, стал бы лгать.

Он написал отцу подробно обо всем, что случилось с ним в последнее время. О том, что летнее наступление русских помешало пробиться ему под Варшаву и встретиться с отцом, что пограничники второй раз отняли у него имущество. Поразмыслив немного, сообщил свое мнение о Стронге, о той судьбе, какую уготовил ему его господин и компаньон отца. Случись то, что замышлял Стронге, наверняка, пана Казимира ждала бы та же участь. Зная об этом, отец не должен безоглядно доверяться берлинской «персоне».

«Дорогой отец, единственный на всем свете родной человек, — заканчивал он письмо, — вот уже четвертый год рядом со мною постоянно опасность, кровь, смерть. Признаюсь, устал от этого, хочется по-сыновьи уронить вам голову на грудь, облегчить душу слезами, зажить по-другому. Я еще молод, есть силы. Верю, мы будем с вами счастливы».

Потом перечитал отцовское письмо и свой ответ. Казалось, не осталось ни одного неясного вопроса. Как и отец, скрепил конверт именной печаткой, пошел будить гонца.

Днем к Богайцу привели охотника. Так назвался хлопцам этот человек. Взяли его потому, что слишком близко бродил от базы, был с ружьем. Завязали ему глаза, скрутили руки, а он не только не сопротивлялся, но когда понял, кто они такие, грубо потребовал отвести его к гауптману Богайцу.

— Вас шукал. Зачем, нам не казав.

«Только и делаю, что послов принимаю. Дипломат…» — Богаец ядовито усмехнулся в свой адрес, взглянул на незнакомца. Перед ним стоял человек среднего роста в темно-синем байковом спортивном костюме, поношенной цигейковой шапке и армейских сапогах. Приказал хлопцам снять повязку, когда пришелец осмотрелся, спросил его:

— Кто вы, зачем меня искали?

Незнакомец кивнул на задержавших его парней, недовольно буркнул:

— Пусть выйдут…

Богаец махнул рукой, парни удалились за дверь.

— Это вы желаете пошить хороший охотничий костюм? Пароль прозвучал для Богайца неожиданно. Он даже оглянулся, будто произнес его кто-то другой, а не «охотник».

— Да, — помедлив, ответил он. — Ищу дельного портного.

— У меня есть знакомый мастер.

— Чем вы подтвердите это?

Незнакомец вдруг вскипел, с яростью выдохнул:

— Вы трусите, господин гауптман? Держите меня со связанными руками. Между прочим, я работаю в ваших интересах.

Богаец молча проглотил колкость, разрезал бечевку на его запястьях. Незнакомец размял багровые вмятины, подвигал пальцами, достал половину расчески. Вынул свою и Богаец. Они на изломе идеально сошлись.

— Шнайдер сообщил мне о вас, — Богаец пригласил его садиться, обернулся к двери. — Прикажу подать на стол.

— Не надо. У меня очень мало времени, я долго искал вас. Условимся о дальнейших контактах.

Незнакомец изложил самую суть: шифрованными записками через тайник он будет сообщать Богайцу о предполагаемых операциях пограничников против него. Тайник в дупле старого дуба в роще по дороге к особняку. Там часто крутятся мальчишки, земля истоптана. Тот, кто придет, пусть выбирает момент, когда возле дуба никого нет.

— Вы знаете мое имя. Как мне называть вас? — спросил Богаец, рассматривая тетрадь с шифром, переданную ему незнакомцем.

— Зовите Охотником. Через день пошлите в город одного из тех парней, которые задержали меня. Он сможет увидеть, как утром я направляюсь в штаб пограничного отряда на службу. Ни в коем случае ко мне не подходить. Напоминаю, сообщение только через тайник. После некоторого раздумья Охотник продолжил наставления.

— Ваши люди спилили четыре столба телефонной линии, которую пограничники тянут на заставы. Неразумная спешка, — он снова помолчал и закончил приказным тоном: — Позже, когда связисты начнут натягивать провода, захватите двух солдат. Далеко не уводите, припугните. Я подойду и «отобью» их. Стрельбы пусть будет много. Для достоверности можете ранить одного-двух «наших». Один из ваших должен быть убит. Мы «захватим» его. Как военный человек, вы понимаете, что все это необходимо мне для утверждения авторитета в пограничном отряде. Все должно выглядеть совершенно натурально.

Богаец согласно кивал.

21

Рассерженным шмелем загудел полевой телефон. Ильин оторвал голову от подушки, взял трубку.

— Андрей Максимович, докладывает Захаров, — услышал он голос начальника штаба. — Сыродельный завод горит. Банда наскочила, перебила сторожей. Пожарники там и милиция. В помощь им я бросил один взвод мангруппы, два — в преследование.

Одеваясь, Ильин глядел в окно на растекающиеся по низкому облачному небу далекие багровые сполохи.

Подъезжая к заводу, увидел, что пламя шло на убыль. Из пожарных кранов вырывались упругие струи, сверкающие в отсветах бьющего откуда-то снизу огня, и окатывали низкое продолговатое помещение. Через зарешеченные проемы окон валили густые, смолистые клубы дыма, понизу с гулом и шипением, сопротивляясь воде, выметывались оранжевые вспышки.

— Склад готовой продукции, — хрипловато проговорил кто-то рядом.

Ильин узнал директора сыродельного завода. Пальто его было прожжено во многих местах, из дыр вылезала почерневшая вата.

— Спасибо вашим ребятам, товарищ подполковник, — продолжал директор, осторожно притрагиваясь к подпаленным щекам. — Цехи спасли, а склад… товар безнадежно испорчен.

— Из рабочих кто-то пострадал?

— Охрану побили. Кочегара в топку сунули.

Во всей его нахохленной фигуре Ильин почувствовал одновременно растерянность и упрек ему, начальнику пограничного отряда, дескать, доколе безнаказанно будут орудовать бандиты. «Ну, не столь уж безнаказанно», — мысленно возражал Ильин, направляясь на территорию завода. По двору расползался грязный туман, влажная испарина окутывала строения, деревья, людей. Удушающий смрад затруднял дыхание. К Ильину подошел начальник местной милиции, сказал, что ни одного из нападавших захватить не удалось.

— Шайку привел Микола Яровой, первый сподручный Богайца, — говорил он. — Этот бандюга давно у нас на примете.

«Не на примете он должен быть, а в тюрьме сидеть», — раздраженно подумал Ильин, но не сказал этого начальнику милиции. Знал его как способного, смелого работника. Но силенки у него жидковаты. Люди побаивались служить в милиции, бандиты вымещали злобу на их семьях. Если им в руки попадался кто-то из милиционеров, расправа его ждала жуткая.

За воротами полоснулся свет, зафырчала автомашина. Навстречу Ильину торопился Захаров.

— Главаря взяли, — доложил майор, поблескивая глазами.

Пока шли к домику, куда увели задержанных, Захаров рассказал, что после разбоя на заводе бандиты уходили двумя группами. Большая удалилась в сторону границы. Цель? Сбить пограничников с толку, мол, откуда пришли, туда уходят. Меньшая исчезла где-то здесь. Наперерез первой он поднял пограничную заставу, сам перекрыл дорогу к железнодорожному разъезду. Повезло, угадал.

— Восьмерых захватили, вместе с главарем, — повторил он.

«Угадал… — подумал Ильин. — Не угадывал ты, а действовал как настоящий оперативник. Бандитские повадки знаешь».

В домике, где в июне сорок первого допрашивал Надю Богаец — приехав, она первым делом повела сюда мужа, — отдельно от других сидел Микола Яровой, прихваченный веревкой к стулу. На нем была тужурка-венгерка, отороченная серой смушкой, островерхая шапка из такого же меха. Круглое, гладкое лицо обрамляла короткая кучерявая бородка. Оно показалось знакомым Ильину. Память выхватила базар-толкучку из июня сорок первого. Перед ним сидел тот самый «коробейник», предлагавший по дешевке женские серебряные украшения. Вот каким стал, подручный пана Богайца. Это он тогда вместе с хозяином пытал Надю.