Очищение

Разделив своих людей поровну он и Андре взяли себе разные задачи. Андре поспешил «чистить» набережную, а Марк повел своих людей к воротам. Именно на торговой площади отряд бывшего пастора встретил ожесточенное сопротивление. У горожан даже оказалась одна из пушек захваченных на «Удаче». Каким чудом, оказавшись в центре мясорубки, пастор уцелел, он не знал, но возносил хвалу Господу и всем святым уберегшим его. Изрядно поредевший отряд Марка вышел к воротам аккурат, когда их уже снесли залпы орудий и в арку под черным полотном врывались никем не сдерживаемые конные стражники.

Судьба сопротивляющихся была решена довольно быстро. Барон приказал не щадить никого, если тот вышел на улицу с оружием. А потом как это и положено было учинено скорое следствие. Подбивавших на мятеж быстро находили и без рассуждений вешали на торговой площади на глазах пригнанных жителей. Акт устрашения произвел на них должное впечатление.

Самое сложное Андре Норре, возглавившему следствие, было решать, а что же дальше? В мятеже участвовал почти весь город за некоторым исключением. Не вешать же их всех? Да и плетями такое количество народа просто не наказать физически. Руки устанут у исполнителей, мягко скажем. И тогда барон с площади объявил всем, что город предал его и будет частично разрушен, а оставшихся жителей обложат таким налогом, чтобы быстро восстановить понесенные убытки. Барона не интересовало, что горожане могут сняться с места и двинуть в другой более гостеприимный город. Его не интересовало даже падение своих доходов в связи с этим. Он должен был наказать и он наказал всех и сразу. Правда оговорил что те кто сможет доказать свое неучастие в мятеже на три года будут освобождены от всех взиманий. Да кто ж там что докажет в тех условиях? А пострадавшие соседи еще и с радостью оговорят невиновного. Марк, слушавший это обращение, сильно сомневался в чистоте разума барона. Все что тот говорил, бывший пастор отнес скорее к импульсивному деянию. И думал так пока не запылали деревянные постройки и дома тех, кто умер от Черной смерти. С этого момента Марк думал о бароне не в таких мягких выражениях. Он серьезно испугался за душевное здоровье барона фон Эних. А уж когда маленькому мальчику, сообщившему о горе, постигшем дочь барона, приказали дать двадцать пять плетей, баронет позволил себе сделать замечание владетельному дворянину. И тот в гневе приказал именно Марку искать, преследовать и покарать тех, кто покусился на жизнь баронессы.

У мальчика все было плохо. Он уже пришел в себя и лежал на животе укрытый влажной простыней. Глаза его, почти прикрытые ресницами, безостановочно исторгали слезы, отчего даже тряпка под его головой напиталась ими сполна. Врач осторожно и медленно убрал ткань с изуродованной спины Питера и почти без эмоций осмотрел их.

– Организм молодой. Затянет. А вот это… – он указал Марку на буквально сорванный лоскут кожи со спины мальчика, – Это я сейчас удалю. Под влагой, видите, каким стал? Надо что бы он хоть немного так полежал. Что бы схватилось и заживать начало. А так отрезать надо.

Он снял футляр, подвешенный к поясу и, раскрыв его, выудил изящного вида ножницы. Обращаясь к мальчику, врач спросил:

– Ты потерпишь? Питер? Слышишь меня?

Мальчик не отвечал. Он все так же плакал, изредка, скорее рефлекторно, всхлипывая. Врач, больше не интересуясь ничем, подцепил лоскут изуродованной кожи и одним движением срезал его. Питер, казалось, даже этого не заметил.

– У него шок. Это не хорошо. – Сказал врач, оттягивая губы мальчика и наблюдая, как побелели его десна и язык. Да и вообще, создавалось впечатление, что кровь, покинула все тело мальчика, каким тот выглядел мертвецки бледным.

Оглядев грязно-серую простынь, которой был накрыт мальчик, врач покачал головой и сказал:

– В таких условиях он что угодно подхватить может…

Злым голосом Марк сказал:

– Вы у стражника кто его наказывал, спросите потом, он этой плеткой зараженных случаем не стегал? А то вместо наказания это станет простым убийством.

– Верно подмечено. – Кивнул врач. – Но, по сути, не важно.

Марк удивился и спросил:

– Андре вы знаете, что этот мальчик увел за собой больных черной смертью от баронессы? Вы знаете, что он лично убил двоих из них? Вы уж спасите его.

Андре Норре взглянул с легкой удивленной улыбкой на бывшего пастора и сказал:

– Думаете, этот, подлого рода мальчишка, достоин жить? – видя кивок Марка он сказал: – Ну что ж. Я это берег для себя, но пусть раз уж все вроде бы закончилось.

Из мешочка подвязанного к поясу он достал стеклянную фляжку, вряд ли больше его ладони и, вынув зубами пробку, открыл ее. И продолжая непонятно улыбаться стал поливать раны мальчика.

Нечеловеческий крик издал Питер и изогнулся всем телом, словно на спину ему лили не странную прозрачную жидкость, а расплавленный свинец.

– О! Марк, взгляните! И шок прошел! Согласитесь, это чудо! – словно злой насмешник произнес Андре Норре.

Мальчик утихомирился не сразу. Но, наконец, он затих и словно уснул только редко-редко всхлипывая, еще продолжал плакать.

– Что это было, Андре. – Поинтересовался слегка напуганный Марк. – Какое-то чудодейственное средство?

Задумчиво глядя на окно, за которым в цепях проводили задержанных бродяг, врач кивнул. Потом он повернулся к Марку и сказал, светя своей вечной улыбкой.

– Это спирт. Обычный спирт. Он сожжет кожу ему, но и уберет всякую заразу. Чуть позже я и, правда, применю одно чудное средство. Мне его присылают с севера. Оно сделано из некоторых хвойных пород деревьев. Даже если грязь попадает в рану, это средство не дает ране загноится. Даже глубокие раны этому средству не помеха. Что-то в нем есть эдакое. Состава я, к сожалению, не знаю. Кстати… Ступайте Марк. Барон, наверное, уже освободился. Мне придется побыть с этим вашим героем.

4.

Питер полностью поправился только к поздней осени. Почти месяц он еле ходил, и все время пребывал в подавленном состоянии. Ничем не занятый при доме барона он приходил только на кухню, где повар по не отмененному никем приказу, продолжал кормить мальчика и даже иногда баловать, зная, что тому пришлось пережить.

Ингрид ее отец отправил в свой замок на озере, считая, что условия там вполне подходят под определение «покоя». И чем девушка там занималась, Питер не знал и не догадывался. Иногда ему хотелось сбежать от пастора, у которого он жил к баронессе, но он научился здраво оценивать свои силы. И он слабо верил, что дойдет такой изувеченный до нее.

Только ближе к холодам и снегу, девушка вернулась в город. Но она тоже стала какой-то другой. Молчаливой, неулыбчивой. Она, конечно, обняла мальчика, когда он бросился к ней и даже что-то ему говорила доброе и мягкое. Но она говорила все не то… Она не сказала, что скучала по нему. Она не сказала, что он ей все так же дорог. Она говорила какие-то ненужности и словно считала своим долгом их говорить. Барон увидевший эту сцену ничего не сказал, на свое счастье. Маленький мальчик научившийся взводить арбалет не простил ему той боли и унижения, которые он перенес. И кто знает, не отомстил бы он барону, если бы тот влез в их маленький с Ингрид мирок.

Только ближе к вечеру, когда баронесса верхом со своими подругами отправилась на прогулку Питер смог поговорить с ней начистоту. Открыто и никого не боясь или стесняясь. Он держался рукой за стремя и задирал голову, что бы видеть серьезное лицо девушки.

– Инга, что случилось? Почему ты такая?

Она, наконец, улыбнулась, хоть и горько и спросила в ответ:

– Какая?

Мальчик не сразу нашел нужные слова. Он обернулся на подруг баронессы и увидев что те не слушают, сказал:

– Ты такая задумчивая все время. И словно ничего не видишь вокруг.

Ингрид снова улыбнулась и, отвернувшись в сторону, сказала тихо:

– А тебе разве Марк ничего не говорил?

– Он вообще мало со мной говорит. – Хмуро пробурчал мальчик. – Он меня больше учит и поучает… как обычно… я уже, кстати, свое имя писать умею… и твое тоже…