Очищение

Если бы кто-то, еще в замке попросил бы его зарядить арбалет сидя в седле… он наверное бы не смог, как бы не старался. Но там, в той критической ситуации, словно не он владел его телом. Словно руки и сами знали всю жизнь как это делать, только глубоко скрывали это знание. Поставив упор себе между ног, мальчик судорожно ухватился за рычаг взвода. Маленькие мышцы вздулись и он ладе приподнялся в седле пытаясь взвести убийственную машину. Казалось неудобный рычаг, прорежет ему руки и оставит без пальцев, с какой болью впилась сталь в его кожу. С нечеловеческой силой мальчик потянул его на себя и попытался зацепить за спусковой крюк. Не получилось… почти ставшими бесчувственными пальцы просто упустили рычаг и он встал на место у приклада, а сам арбалет чуть не упал с седла в траву. Руки предательски задрожали отказываясь второй раз повторять попытку. Но Питер заставил себя и со второго раза он взвел свою смертельную машинку.

Если уложить стрелу удалось сравнительно быстро и легко то вот навести арбалет на цель не получалось совсем. Оружие скакало в перенапряженных руках мальчика, а он очень не хотел стрелять наугад. Он просто не был уверен, что сможет снова взвести оружие.

Но руки пришли в себя и мальчик с третьего раза смог навести оружие на ближайшего бегущего к нему и размахивающего топором чумного. Легко слетела стрела с ложа и так же просто она вошла в грудь этого жаждущего крови. Остальные спешащие к мальчику даже на мгновение не остановились. А он довольный своим успехом и увлеченный каким-то непонятным ему азартом, снова быстро отвел лошадь подальше и, уже без прикрас, можно сказать не думая, взвел арбалет. Мышцы гудели. Пальцы раскалывались от боли, но он это сделал. Снова тщательно прицелившись, он выстрелил и в этот раз его снаряд исчез в густой траве перед бегущими к нему. Выругавшись на лошадь, которая, переминаясь, сбила ему прицел, мальчик снова взвел арбалет и понял что это последний раз. Сил на еще один выстрел ему просто не хватит. Он навел оружие и крикнул, что было сил, чтобы остальные остановились. И они его послушались. Они сначала перешли с бега на шаг, а потом устало замерли, пытаясь отдышаться. Хрип их воспаленных глоток Питер слышал даже сквозь щебет птиц кружащихся над полем.

– У меня полный мешок болтов! – Крикнул он им, коленом поддавая по мешку. – Здесь хватит на всех вас и еще останется! А вы никогда не догоните мою лошадь! Слышите меня!?

Странное молчание воцарилось на поле. Они стояли, глядя с ненавистью на простого мальчика способного не думая убивать взрослых, а он копил силы. Он не надеялся что они послушают его. Но еще одного он собрался отправить на Суд Всевышнего если они не одумаются.

И они одумались. Тихо и грязно ругаясь, они отступали к лесу, даже почти не оглядываясь на него. Осторожно обходя проклятых Питер направил свою лошадь туда, где упала Ингрид.

С трудом, разыскав девушку и ее лошадь, мальчик слез с седла и попытался вытянуть девушку из под тяжеленной туши кобылы. У него не получалось, а лежащая с закрытыми глазами девушка ничем не могла ему помочь. Стараясь не думать о том, что девушка может быть мертва, Питер снова обхватил ее подмышками и потянул на себя, буквально впиваясь каблуками в мягкую землю.

У него получилось. Уложив Ингрид на траву, Питер стал теребить ее, пытаясь привести в чувства. Но что бы не делал мальчик, только голова девушки безвольно моталась по траве, а сама она даже кажется, не дышала. Не зная, что предпринять и все больше охватываемый отчаянием мальчик даже подумал, что у него хватит сил закинуть девушку в седло и так довезти ее до стражи. Но, только взглянув, на высокий круп стоящей рядом лошади и на седло, в которое он сем-то с трудом взбирался, он в отчаянии откинул эту идею.

И перед ним встал совершенно чудовищный выбор. Оставить ее одну, беззащитную в траве и самому скакать искать помощь, или остаться с ней в надежде, что девушка придет в себя.

Но он не слышал ее дыхания, он не видел, чтобы ее грудь вздымалась и опускалась, и все больше и больше впадая в панику мальчик решился. Он взобрался в седло и даже не взял с собой арбалета оставленного рядом с погибшей лошадью. Совершенно позабыв, что конюх говорил о скачках в густой траве, он гнал и гнал свою лошадь к далеким вьющимся дымкам. Он надеялся, что там будут друзья. Он надеялся найти там помощь для Ингрид.

3.

– Она будет жить. – Сказал Андре Норре, вытирая руки о не сильно чистую тряпку, поданную ему одним из стражников. – Перелом руки и бедра. Если не хотите что бы у нее были проблемы, то месяц она должна оставаться в покое. Я вправил кости и закрепил повязку. Единственное что мне надо будет осматривать ее и проверять, как идет срастание. С рукой проще. Там я просто наложил плотную повязку. Хочу вам сказать господа… Это удивительно. Она ни разу не вскрикнула от боли. И у нее нет шока. Она просто сама спокойно стерпела эту боль…

Барон хмуро кивнул и пробормотал что-то на счет его «породы».

– За то, узнав, что вы приказали выпороть плетьми этого… Питера, кажется, она, простите меня барон, расплакалась. Навзрыд.

Фон Эних свирепо взглянул на врача и тот только улыбнулся. Свирепость барона его не пугала ничуть. Но барон, плохо отходящий от той кровавой бани, что они учинили на улицах города, все же нашел в себе силы что-то проговорить уже более спокойно. Ни Андре Норре, ни стража не разобрали, что он сказал. Пройдясь по комнате, в которой он прождал все время пока врач занимался его дочерью, барон, наконец, спросил:

– А Питер что? Он как там вообще?

– Ну, я его еще не осматривал. – Сказал врач и добавил: – Но двадцать пять плетей… думаю, он все так же без сознания как его и унесли с площади.

– Осмотрите его. И остальных наказанных тоже.

– Повешенных осматривать? – с глупой улыбкой спросил врач.

– Им-то ваша помощь зачем? – злясь, проговорил барон и вошел в комнату дочери.

Выйдя на крыльцо, вновь отвоеванного баронского дома, Андре Норре встретился с Марком и спросил его:

– Ну, как? Нагнали?

Видно было, что баронету было сложно отвечать, но он заставил себя сказать:

– Они были заражены. Мы казнили их всех. До единого. Я лично зачитывал приговор барона.

– Тела сожгли?

Марк кивнул и сказал:

– Даже от ворот виден столб дыма там, за лесом. – подумав Марк спросил: – Вы куда сейчас, Андре?

– Осмотрю мальчика, которого барон так душевно наказал.

– Они ослушались его. – Напомнил Марк и врач, все понимая, кивнул. Бывший пастор задумчиво поглядел на окна баронессы и сказал: – Я не знаю, что он с дочерью своей за такое сделает.

– Ничего. Я так понимаю он сейчас читает ей нотации что именно по ее и не по чьей другой глупости пострадала и она, и этот мальчик… Питер.

– Пойдемте, Андре. Я с вами прогуляюсь. Не буду прерывать семейную сцену. Не хочу оказаться неудобным свидетелем.

Они ступали по улицам города, на которых уцелевшие незараженные жители под наблюдением верховых приводили дороги и дворы в порядок. Хмуро глядя на Марка и врача они молчали. Но слов было двум друзьям и не надо. Они прекрасно знали, что о них думают. Мало кто не слышал как эти двое попирая веру и все святое, поганили своими ногами священное распятие. А уж про врача и вовсе ходили небылицы. Марку было неудобно от этих взглядов. Почти всех прихожан он знал. Общался с ними. И ему ничего не оставалось, как терпеть и вызывающей отвечать взглядом на взгляд. Зато вот Андре было абсолютно все равно, как на него смотрят. Он степенно вышагивал по мостовой, железные набойки на его туфлях звонко постукивали о камни, а сам он словно напевал про себя какую-то неведомую мелодию. Напевал и улыбался именно ей. А не городу, сжавшемуся в страхе перед карателями.

Мятеж в чумном городе принес сравнительно немного материальных убытков. Больше было нанесено именно человечески травм. Когда Марк со своей командой захватили «Удачу» они навели орудия на город и полчаса бомбардировали дома и улицы. Но легкие пушки яхты не могли нанести ощутимого вреда. Это скорее была атака на психику жителей. Единственное чем действительно помог Марк это тем, что ближе к обеду он снялся с якоря и, подняв паруса, какие смогла одолеть его сухопутная команда, пошел против течения. В полумили от города они на шлюпке перевезли несколько орудий на берег и передали их барону. Участь ворот ограды города была решена. Взяв на борт максимум людей во главе с Андре Норре, новый капитан Роттерген повел корабль обратно. К каменной набережной города. Но Андре не рискнул высадить своих людей там. Слишком заметно было, что горожане приготовились к отпору, ожидая именно подобных действий. Пришлось Марку выбрасывать корабль на песчаную мель у берега.