Очищение

– Охренеть… – только и сказал Семен.

– Охренеть это не то слово. Просто писец. – усмехнулся Толик и отпив глоток чая сказал: – Но и это не самое страшное. Страшно другое. Что, как и любая эпидемия… в общем чем больше носителей ТЕМ БОЛЬШЕ они заразят. Уже через пару лет смертность от СПИДа побьет все рекорды бубонной чумы по Европе и Азии вместе взятым. И спасения нет. Понимаешь что страшно? Нет спасения. Так оно и будет. Это не остановить. Без радикальных шагов это не остановить, а радикальные шаги никто в трезвом уме и здравой памяти не совершит. Это БЕЗЫСХОДНОСТЬ, Сема. Бесчеловечная БЕЗЫСХОДНОСТЬ.

Семен смотрел на Толика и только диву давался, как такие слова можно произносить улыбаясь. Пусть грустно, но улыбаясь! Да тут орать в голос впору и требовать, чтобы хоть кто-то что-то придумал, а не так смиренно и с улыбкой говорить подобное!

– И как… как жить?

Покачав головой, Толик сказал:

– Будь я дурачком, которых в массе по телевизору показывают я бы тебя увещевал: Не греши! Не прелюбодействуй. Не одурманивай мозг свой алкоголем и наркотиками и не совершишь ты поступка непоправимого… Но я знаю, что это не спасет от дурачка с шприцом. Я знаю, что это не защитит тебя от халатности врача, припершегося на работу с похмелья. Я уверен, что это не спасет тебя от измен твоей подружки собственной и, подхватив на стороне ВИЧ, она заразит и тебя. Так что спасения нет. Точнее оно есть, как и любое лекарство настоящее довольно радикальное. Чемодан, вокзал, тайга! Кругом тайга, а буууууурые медведи… заголосили, стало быыыыыть веснааааааа!

Невольно Семен улыбнулся. Поющего Толика он еще не видел. Но улыбка сползла с его лица, когда он понял, что Толик ни на грамм не шутит. Только в самоизоляции он видит спасение для человека.

4.

Мальчика звали Антоном. Он привез ее к себе домой и познакомил с еще тремя парнями. Все они, как выяснила Вика, были больны, а один из них и это показалось ей невероятным уже жил с этой болезнью ПЯТЬ лет. Именно он, кивнув Антону, взял Вику за руку и повел ее на кухонку, где стал расспрашивать. Вика еще потрясенная сегодняшним утром рассказывала все честно и без утайки. Словно самому близкому человеку. А этот Марат кивал и изредка что-то насмешливо комментировал.

Рассказывая о своей жизни, Вика все меньше и меньше сама понимала, как ее так вот угораздило. Ведь она не блядь, по рукам не ходила, как ее подружка Катька с общаги. Она вообще себя старалась блюсти. За всю жизнь она по пальцам одной руки могла сосчитать своих сексуальных партнеров. Сказав, что она даже не предполагает от кого заразилась, Вика выслушала целую лекцию о том, как и где можно подхватить эту мерзость. И что сексуальный контакт даже не обязателен.

Но из всего названного она не могла ничего примерить на себя. Все эти ужасы рассказанные Маратом были словно из другой жизни. Вика никогда не была наркоманкой. В стоматологию ходила только в лучшую. В парикмахерской ее не царапали и не резали. Контакта с явными больными у нее не было. Сдавшись, Марат сказал:

– Завтра результаты получишь, тебя направят к врачу. Он тебе сказать сможет, сколько эта гадость в тебе уже.

– Господи… как бы до завтра дожить. – всхлипывая и рассматривая потолок сказала девушка.

– До завтра ты точно доживешь! – усмехаясь, сказал Марат. – А вот дальше только твой выбор. Два моих приятеля с крыши скинулись, когда точно узнали. А я вот видишь – живу.

– Но как с этим вообще жить можно! – уже плача и никого не стесняясь, спрашивала Вика.

– Хреново, но можно. – Улыбался парень, словно получал удовольствие от ее слез. Вика даже хотела разозлиться на него, но вдруг поняла что это не так… Не получает он наслаждение. Он просто все это уже прошел. И период надежды, что врачи ошиблись. И период когда хотелось броситься с крыши. И даже слезы свои он уже прошел. Давно. Пять лед назад. И теперь глядя на нее он просто вспоминает каким сам был тогда.

Так ведь всегда… вспоминая нечто страшное в своей жизни мы невольно бывает улыбаемся. Насмешливо рассказываем об ужасах, которые пережили. И это не бравада. Это реакция здорового мозга! И Марат улыбался, просто заново вспоминая свои страдания.

На кухню вошел Антон и сказал, ставя чайник на плиту:

– Ну, чего? Наговорились? – он тоже улыбался. Поглядев на зареванную Вику, он достал чистые салфетки из шкафчика над раковиной и сам вытер девушки лицо, хотя раньше это бы ее несказанно взбесило. Как это так, кто-то чужой прикасается к ее лицу!? А он вытер и, бросив салфетку в раковину, сказал: – Не реви. Ты такая красивая, когда не ревешь. И вообще сейчас крепкого чаю налью, знаешь, как быстро отпускает? А потом вечером когда поменьше транспорта будет, поедем на Воробьевы, втихаря пикник устроим.

Вика буркнула что-то типа, что ей сейчас не до пикников и парни рассмеялись. Не понимая причин этого смеха, она возмущенно спросила, в чем дело.

– Вика, – обратился к ней с улыбкой Марат, – знаешь почему я уже пять лет живу и не жалею что живу и даже не чувствую, что болезнь во мне? Потому что я научился охренеть как ценить время. И если есть возможность поехать на пикник. Или вырваться за город искупаться… или еще что. Или просто нажраться с корешами я это делаю, а не думаю что мне лень или не до того.

Антон хмыкнул и сказал:

– Нет, если не хочешь, то мы без тебя. Просто сегодня там тебя увидел и по глазам все понял. А главное понял, что тебе нужна помощь. Любая. Мне кажется тебе даже выревется некому. Не обращай внимания, сама тоже скоро вынужденно психологом станешь. Так что вместо того, чтобы сидеть в одиночку и сходить с ума, жалея себя… лучше поехали с нами. У нас шашлыка и на тебя хватит. А там где мы делаем, нас даже менты не гоняют. Поехали, а? Все равно результаты у тебя только завтра будут. Чего сегодня тупить-то и ждать неизвестно чего. А потом я тебя завезу на машине домой. Согласна? Где ты живешь?

… Вика конечно согласилась. Не потому что так жаждала поесть шашлыков или просто поехать с четырьмя незнакомыми парнями в парк. Просто она на секунду представила, что, вернувшись в общагу ей ничего не останется, как забиться в уголок и тихонько скулить. Ведь даже подругам о таком НЕЛЬЗЯ говорить.

Глава пятая.

1.

Первая ночь, проведенная под Знаком Черной Смерти, прошла на удивление спокойно. Не так как тогда, восемь лет назад, в столице. Отец Марк хорошо помнил как взбешенная закрытием города толпа громила магазинчики и салоны, дома богатой и не очень аристократии. В первую ночь король не решился давить мятеж силой. Он просил именно Церковь уговорить безумных прекратить погром. Церковь не справилась и за неделю. Вопрос уже стоял просто или король или чернь.

Король тогда был совсем юн и ему было тяжко принимать такое решение. Совесть, а может страх не давали ему совершить подобное. Но еще жила его мать. И именно она настояла на том, чтобы с вся артиллерия с крепости и с замков была выведена на улицы. Именно она призвала в столицу войска своего брата. И иноземцы с превеликим удовольствием вошли в чужую зачумленную столицу и устроили на ее улицах незабываемую бойню. А уже через неделю королевские стражники с не меньшим удовольствием насаживали на пики этих иноземцев – исключительно по секретной просьбе брата Королевы-матери не желавшего возвращения своих отрядов подхвативших чуму в его страну, которую почти не затронула Черная Смерть. Все были довольны. Ну, понятно за исключением посеченной картечью и мечами черни и чужестранцев ставших еще одной разменной монетой в цепочке укрепления добрососедских отношений.

Сам отец Марк, тогда еще молодой баронет Роттерген командовал своим отрядом именно уничтожая чужаков. Он наотрез отказался выполнять приказ Короля выступить против черни. Но совесть свою он не потревожил ни на сколько, убивая противных ему до омерзения иностранных наемников. Когда Чума ушла и настал черед Королевской благодарности, в качестве награды Король просто помиловал баронета Роттергена, но намекнул что тому не место на службе Королю и велел искать баронету подобающее его миролюбию место в святой Спасительно церкви. А баронет был и не против особо. После того как этот мир покинула его молодая жена и двое его детей совсем крошек, он слишком глубоко погрузился в горе и сам надеялся спастись, надев сутану. Так баронет Роттерген стал отцом Марком. И до определенного времени не сильно жалел о совершенном поступке.