Страница 1 из 3
Чтобы изменить документ по умолчанию, отредактируйте файл "blank.fb2" вручную.
ДЯДИ
У нас на улице жыли гладкие и наглые бляди.
Их жызнь, мне казалось, была сплошным праздником.
А ко мне в 11 лет стали подпездывать всякие старЫе взрослые дяди,
Хоть я была некрасивой, мелкой и не особо развитой.
Я не понимаю, в чем им был бонус –
Тащицца за мной до школы, несть пОртфель и подтягивать гольфы.
Одново была фамилия Кацнельбоген; другова – ПопандопОлус,
А третий был наш трудовик Фрэй, но он себя называл Вервольфом.
Я с ними не могла общацца, мне было голимо.
Я подыхала от скуки и отвратилова.
А однажды одна старАя блядища, проходя мимо,
Устроила ПопандОпуле истерику и винтилово.
Она у нево мой пОртфель вырвав из рук,
Его с моста в говнотечку, сука, закинула, -
Т. к. ПопандОпул был как бы ее супруг,
А она к нему токчто припиздила – с Кишинева или из Киева.
Трудовик Фрэй вообще – меня в мастерской пытался поставить раком.
А Кацнельбоген, жыдяра, на ухо спрашывал: есть ли у меня уже «менструацыя».
При этом в рыло нырял: кошводкой, цымесом и фаршмаком.
Все это вместе взятое было мне психотравма бля и фрустрацыя.
Щас меня от всех взрослых дядей тянет блевать –
Пусть даже он такой распиздатый как Курицын и Гаврила.
А уж все остальные – то это вообще – ебать:
Чем Мякишев или Лурь, мне пизже любой педрила.
Как Ильянен: пусть он жлоб, зато не устроит мяса.
И никогда не станет меня за жопу хватать.
А вот все остальные – это и есть – ахуевшые пидарасы,
Которых тока и надо, чтоб в жопу всех отъебать
СВЕТСКИЙ РЕСПЕКТ
(ярмарка non-fiction - 2007)
Я была в Москве на мега-литературном мероприятии,
Где все аж 4 дня в основном бухали.
Туда наломилась вся писательская пиздабратия.
Они друг другу дрочили мозг – кто прозой, а кто стихами.
Везде висели большие постеры с харями Пригова
Так как он незадолго до того здох.
Вот поэтому его харями кругом было все утыкано,
И еще крутилось кино в режыме нон-стоп.
Короче, я, набухавшись в буфете конины, зырю:
В толпе продираецца чья-то знакомая харя, но точно не помню, чья:
Ну бля – если столько бухла, как я тада, запузырить,
То трудно будет одново от другова отличить старОва хуЯ.
Сначала мне показалось, что это пиздячит Пригов.
- Хуясе, - решыла я, - вот это я допилась.
СтарОй такой, и в очочках, только ростом мелкий, как Быков.
И вот он, пиздуя мимо, кивнул мне башкою: здрась!
Наконец я воткнула, что это Лев Рубинштейн.
Подхожу и говорю ему прямо, без всей ботвы,
Чтобы выразить светскую вежливость и респект:
- Я, блядь, очень рада, что это Пригов здох, а не вы.
ТУПНЯК-ПАТИ
Вчера ко мне на хату припиздили на 4 рыла
Представители духовных и творческих бля занятий:
Отец Арсений, отец Валерий и еще два педрила:
Стеснительный славист из Парижа и из Сан-Францыско какой-то ебнутый дядя
Отец Валерий поддудонил аппаратуры всяческой дохуище,
Чтобы ею меня снимать и записывать на кино.
А его друган – вообще из Америки поддудонил в Питер свое еблище.
Бля, они же не знали, что я окажусь такое говно.
Установив диктофон, камеру и еще какую-то шнягу,
Типа что я вдруг чета умное и пиздатое туда скажу,
Они со мной как давай пиздеть про всякую заунывную и тухлую шляпу:
Нихуя не понятно: я сижу, туплю в жало и не пизжу.
Там были слова: пепперштейн, секацкий, постмодернизм, маруся климова и ахматова.
Я все эти слОвы вообще впервые в жызни слышала, блять.
Но на все вопросы я отвечала очень пиздато:
«Ну, хуй знает» и «на это мне поебать».
Хоть чувак из Парижа по-русски не очень шпрехал,
Но я думаю, он понимал их дискурс намного пизже, чем я.
А у тово, что спецыально из Сан-Францыско на эту шоу приехал,
На харе крупно было написано: «В чем бонус?» и «НахуЯ?»
Я уже давно со всеми могу пиздеть только матом,
Но зато еще знаю много всяких правильных слов:
Ублюдок, хуило, лох, урод, педрила, гандон. При чем тут ахматова, -
Че, мобыть это она написала книгу под названием «Zaeblo».
Вот у отца Арсения ебач – пиздец – отмороженный.
Он сдает назад рясу в театр оперы и балета,
И по дороге на Васю всех «ШелесАми» хуярит в рожы.
И при чем тут литература? – ему поебать на это.
Все зырят: я уже – в мясо. И еле попиздив к двери,
Надели боты. Ну типа – всем хой, сэнкьюверимач и мерси.
Я только одно жалею, что не успела накурить, блядь, отцов Арсения и Валерия
Потому что набухалась так, что до наволочки с травой уже не могла доползти.
РТУТЬ
Меня сдали в школу в гарнизонный лагерь Бобочино.
Там, где кроме школы, было еще 3 или 4 барака.
Это волшебное место было заточено,
Чтобы с детства людей гнобить, обламывать, ставить раком.
В классе мое место было в углу; дома – в чулане. Но наступил, бля, день,
Когда и я доставила себе децл радости:
Однажды в учительской раздевалке напиздив денег,
Я поперла в аптеку и на все там купила 120 градусников.
Я их раздавила, когда родаки попиздили в гости бухать к соседям.
Жывая, непослушная ртуть оказалась круче всего, что было вокруг.
Мне давно было голимо зырить в рыла всем – и взрослым, и детям.
Ртуть стала пизже кИнов, книг и всяких тупых подруг.
Я ее часами языком гоняла по стОлу.
Меня сильно вштырила и проперла ее противоестественная суть.
Утром я, как зомби, на автопилоте пиздяча в школу,
Грела в кармане пузырь, где испарялась ртуть.
Там я сразу нашла ей нужное применение,
Подливая всяким уродам в пОртфель и в карманЫ
Это было моим продуманным волеизъявлением.
Они все, охуев, наложат в штаны.
В школе устроили внеочередное срочное собрание родаков:
Они дружно на прЕподов набросились, как шакалы:
Что это за типа внутренняя диверсия, что на многих теток и чуваков
Пошла потрава: у них хуевые анализы: крови, мочи и кала.
Анализы не соврали: все они вскоре ослепли или оглохли.
А я пожызняк осталась токсичным мутантом ртутным.
Щас все мои ровесники давно уже спИлись и передохли.
Мне на них поебать: я люблю только мелких трудных.
От передозов у меня ебнулась матрица,
Вставленная на то, чтобы быть как люди.
Ниче в них нету пиздатого: это тухлая биомасса:
Пидарасы и гопники, достойные этой ртути.
Она вписалась во все темы моего организма.
Я без нее вообще уже не могу жыть.
Конечно, все это трэш, клизма и верх цынизма,
Но при этом я этот опыт всем советую повторить.
ДВОЕ ЧАСОВ
Одна девочка – Лена Ленчик – вставала голой под дерево.
Прямо у остановки ставила свое тело.
Все, кто на это зырил, охуевали растерянно,
Не сразу понимая, чево им делать.
Вокруг толпилась и ржала гопша курящая:
Малолетки, придурки всякие – из двух школ.
Вот типа – голая тетка, блядь, - настоящая.
Нихуясе! – а в чем бонус и в чем прикол?
Прикол был в том, что на Лене, хоть она голая,
Всегда было надето двое часов:
Не иначе, чтобы не проебать школу,
Хотя ее оттуда поперли – за хождение без трусов.
По ходу Лена была децл больная на голову,
Потому что ее родаки были сводные брат с сестрой.
И они – в четыре руки – ставили ей уколы,
Чтобы она прекратила сексуальный трэш и дестрой.